Ричард Лаймон - Остров
- Дело не в чьей-либо вине. Тебе тогда было... десять или одиннадцать. Когда Кимберли была примерно твоего возраста, ну, может, на год или на два старше, Тельма уехала из дома учиться. Кимберли всегда... Она так сильно любила Тельму. И ей было очень больно, когда та покинула родительский дом. - Глаза Билли наполнились слезами. Шмыгнув носом, она вытерла их и прибавила: - Кимберли просто не могла допустить... чтобы ты прошла через все это. Вы были так близки, и она знала, как ты будешь по ней скучать.
Теперь и глаза дочери заблестели от слез.
- Выходит, все-таки вина моя.
- Не говори глупости. Просто она любила тебя, вот и все. Не хотела оставлять тебя без старшей сестры. И сама сильно скучала бы по тебе. Взглянув на меня, Билли снова утерла слезы. - Вот почему, - подытожила она.
- О, это я так, из любопытства, - смущенно промямлил я, осознавая, насколько слабой была моя отговорка.
К этому моменту Билли уже выплакалась, но Конни не смогла остановиться еще несколько минут. Чуть успокоившись, она шмыгнула носом и потерла глаза.
- Хотя я по-прежнему считаю, что Кимберли не нуждается в нашей помощи, я пойду. Тем более у меня все равно нет выбора. Вы ведь не можете оставить меня одну и побежать вдвоем спасать ее задницу. Как будто ее задница нуждается в спасении. Мне остается только надеяться, что мы не нарушим ее планов, вот и все.
Самое удивительное в том, что после всех этих пререканий Конни сама повела нас вперед. И сразу взяла быстрый темп, словно торопилась куда-то.
Должно быть, слова Билли каким-то образом задели ее за живое напомнили ей, что Кимберли была не просто какая-то молодая бабенка, существующая на свете лишь для того, чтобы злить ее, помыкать ею и притягивать взгляды ее воздыхателей.
Конни вела нас вверх по течению ручья через джунгли, каким-то чудом позабыв о своем эгоцентризме, словно значимым для нее теперь было одно то, что связывало ее с Кимберли.
Пусть кратковременно, но она способна проявлять благородные человеческие качества.
Замечалось за нею это и раньше. Только надолго ее никогда не хватало. Но в эти редкие минуты она была просто прелесть. И я поневоле вновь влюбился в нее.
Впрочем, ее тело никогда не переставало мне нравиться. От шеи и вниз оно всегда ласкало мой взор. Лицо у нее тоже было ничего, вот только его привлекательность не могла скрыть определенные внутренние недостатки - язык и мозги. Вернее, ее слова и мысли. И, разумеется, действия, порождаемые этими мыслями.
Но в тот день, когда мы едва поспевали за ней, идя вверх по ручью, Конни нравилась мне вся.
Такой она и осталась в моей памяти.
Да у нее и возможности не было вернуться в свое прежнее состояние.
Словно поглощенная собой зануда, самоуверенная и несносная стерва распрощались с ней навсегда.
В определенном смысле мне почти досадно, что в последние свои часы она превратилась в славную и компанейскую девчонку. В противном случае, возможно, мне было бы легче. Я бы так сильно не скучал сейчас по ней. С другой стороны, это даже хорошо - даже восхитительно, - что она не осталась дерьмом до конца.
Господи, как мне ее недостает!
Скучаю по ней почти так же сильно, как по Кимберли и Билли.
Нет, это неправда! Кого я пытаюсь обмануть?
Как бы сильно я ни тосковал по Конни, потеря Билли и Кимберли для меня гораздо больнее. От одной мысли о том, что я их никогда не увижу, хочется волком выть.
А я сижу вот тут.
Исписываю бумагу, вместо того чтобы идти их искать.
Почему это так?
А все просто. Если пойду - могут убить. Последний раз, Бог свидетель, мне лишь чудом удалось спастись.
А здесь я в относительной безопасности.
Уэзли и Тельма, вероятно, считают меня мертвым. По крайней мере, в настоящий момент.
Кроме того, существует еще одна причина.
Мне очень не хотелось бы найти хотя бы одну из моих женщин мертвой.
Что вполне может произойти, если отправиться на их поиски.
Это было бы невыносимо.
Лучше пребывать в неведении. Так, по крайней мере, остается хоть какая-то надежда на то, что они - не мертвы.
Или, если мертвы, то не все.
Может быть, хоть одна из них все еще жива...
Если бы мне довелось выбирать, кто именно, интересно, на ком бы я остановил свой выбор? Боюсь, не на Конни: слишком стервозная. К тому же далеко не такая привлекательная, как ее мать или сестра. Конни - недурна собой, но те, другие, - просто красавицы.
Значит, выбирать надо между Билли и Кимберли.
Нет, у меня просто язык бы не повернулся выбрать из них ту, которая должна умереть. Так что лучше сформулируем вопрос следующим образом: с кем из них я предпочел бы остаться и жить здесь до нашего спасения?
(Если нас вообще когда-нибудь спасут, во что с каждым прожитым здесь днем верится все меньше и меньше. Боже! А что если мне суждено прожить остаток жизни на этом острове совсем одному? И со мной не будет хотя бы одной из моих женщин? Нет, надо взять себя в руки! Надо продолжить эту игру-гадание.)
Кимберли или Билли?
Непростой выбор.
Иногда Кимберли ведет себя крайне опрометчиво, бывает жесткой и даже жестокой, к тому же она привыкла верховодить. Наверняка ей захочется руководить и мною. Что, впрочем, может быть, не так уж и плохо.
Билли более добродушная и благоразумная Она нежная, жизнерадостная и сострадательная и не будет держать меня под каблуком. Мы станем большими друзьями. Да мы уже, - вернее, были - хорошими друзьями. По-моему.
Очевидно, разумнее всего выбрать Билли. Нам будет хорошо вместе. Да и заниматься с ней любовью было бы невероятно здорово. У нее восхитительное тело, она догадывается об этом и, вероятно, с удовольствием воспользуется возможностью поделиться им со мной.
Хотя я отдал бы все на свете всего за один раз с Кимберли.
Серьезно? А как насчет этого одного раза хоть с кем-нибудь?
Неудачникам выбирать не приходится.
Кстати, о неудачниках. В сторону эти детские игры - надо идти искать Кимберли, Билли и Конни.
Еще не время. Я не могу отправиться на поиски до тех пор, пока не наверстал упущенного в своем дневнике. Как знать, быть может, только благодаря ему кто-нибудь узнает о том, что здесь случилось.
И это оправдывает мою задержку.
К тому же заполнение дневника помогает мне вспоминать их. Я описываю, что они делали, что говорили, в чем были одеты и как выглядели, - и они словно снова рядом.
Всякий раз, когда я беру в руки тетрадь и ручку, мои женщины вновь приходят ко мне.
Ага, еще вот какая мысль! Может быть, не останавливаться. А когда опишу все, что произошло, просто начать выдумывать. Ради самого процесса.
Мой дневник мог бы превратиться в литературный эквивалент Винчестерского замка. Я просто пишу - как бы пристраиваю новые комнаты для своих фантазий.
Мысль неплохая, но вот только бумаги мизер. Когда испишу всю бумагу, начну кропать на песке. "Здесь покоится тот, чье имя увековечено на песке". Кажется, это была чья-то эпитафия. Китса? Но что-то я далеко уклонился и стал заговариваться. Наверное, слишком устал и попал во власть чересчур мрачных мыслей, так что вряд ли из-под моего пера сейчас появится что-нибудь путевое. К тому же уже слишком темно.
Еще немного, и я заканчиваю на сегодня. Завтра совсем не поздно будет дописать все, что я помню о том, как нас сделали. Тогда писать будет больше не о чем, и придется искать себе другое занятие.
Может, начинать лазить по стенам??? Только где эти стены? О Боже!
Неужели они все-таки мертвы? А если нет, что, черт побери, с ними происходит - или что им уже успели сделать, - пока я кукую здесь в одиночестве на этом пляже и вожусь с этим дурацким дневником???
Ночное путешествие
Это следующий день.
Прошлой ночью я осмелел. Или, если точнее, просто отчаялся.
Так что эта глава будет все же не о нашем последнем поединке.
И меня это радует. Потому что я не особо настроен на решение подобной задачи. Я, разумеется, напишу об этом, но только не сейчас.
Вместо этого, глава расскажет о том, что случилось прошедшей ночью.
С наступлением темноты я поднялся вверх по ручью, чтобы взглянуть на место преступления.
Все началось как стремление преодолеть в себе ощущение никчемности. Я наконец решился на действия. Да еще какие: пойти ночью в джунгли, вернуться к тем местам, с которыми были связаны столь ужасные воспоминания, посмотреть в лицо фактам, попытаться найти ответы.
Может, найду своих женщин живыми и спасу их.
Может, найду их тела.
Может, наткнусь на Уэзли и Тельму и перережу им глотки.
У меня была бритва.
Я был Рембо.
Я был им, пока пляж не остался за спиной. Но в тот самый момент, когда я вошел в ручей и меня окутала кромешная тьма ночных джунглей, разом поглотившая лунный свет, я перестал быть Рембо и превратился в мокрую курицу. Мне почти ничего не было видно, лишь несколько бледных пятен и беспорядочно разбросанных крапинок тусклого света, каким-то образом пробившегося сквозь кроны деревьев.
