Рут Ренделл - Пусть смерть меня полюбит
– А как же он? Как же Марти?
– Какой еще Марти? – рявкнул Найджел.
Джойс было трудно говорить. Когда она заговаривала, рот ее наполнялся слюной, а к горлу подкатывала тошнота. Но девушка старалась произносить слова внятно.
– Какой мне толк от этих двух тысяч? Я не смогу их потратить. Я не смогу сказать своему жениху. Это как деньги в игре «Монополия» – просто бумага.
– Ты можешь их приберечь, верно? Купи на них акции. – Советы отца, над которыми часто смеялись в коммуне, всплыли в памяти Найджела. – Купи чертовы акции Казначейства.
Джойс заплакала. Слезы медленно стекали по ее лицу.
– Дело не только в этом. Я не смогу взять деньги банка. Как я могу? – Она плакала, качая головой. – Я стала бы такой же плохой, как и ты.
Задыхаясь от ярости, Найджел рванулся к ней и ударил по лицу. Джойс повалилась на матрас, содрогаясь в рыданиях. Найджел отвернулся от нее и направился в кухню, где в пакете лежали деньги. Там же была и связка ключей, но он совсем забыл о серебристо-синем «Форде Эскорт», который спрятал в гараже доктора Болтона двадцать два дня тому назад.
Отдыхая на Крите, доктор Болтон и его жена получили телеграмму, извещавшую о том, что мать доктора Болтона скончалась. Старой миссис Болтон было девяносто два года, она была прикована к постели, но тем не менее если у кого-то умирает мать, то, каковы бы ни были обстоятельства, этот человек вряд ли сможет и дальше безмятежно наслаждаться отпуском за границей. Доктор Болтон обнаружил «Форд Эскорт» еще прежде, чем достал чемоданы из собственной машины. Один из чемоданов он распаковал сразу после этого, чтобы добыть экземпляр «Дейли телеграф», в который были завернуты его сандалии. Прочитав газету и убедившись, что память его не подводит, доктор позвонил в полицию.
Полицейские приехали через полчаса. Доктора и миссис Болтон попросили составить список всех, кто мог знать, что на их гараже нет замка, и мог быть в курсе, что они уезжают в отпуск.
– Наши друзья, – возразил доктор Болтон, – не из тех людей, что грабят банки.
– Я в этом не сомневаюсь, – кивнул детектив, – но у ваших друзей могут быть знакомые, которые общаются с людьми куда менее респектабельными, или дети, друзья которых вообще не являются респектабельными.
Доктор Болтон вынужден был согласиться, что это вполне возможно. Список получился очень длинным, и семейство Таксби было включено в него только утром во вторник, когда миссис Болтон как следует порылась в памяти. Она не могла вспомнить, говорила она миссис Таксби о том, что уезжает в отпуск, или нет. В этом случае, сказал детектив, все, что находится под сомнением, нужно не упускать из виду, а заносить в список – так, на всякий случай. Миссис Болтон заявила, что это смешно, Таксби совсем не такие люди.
– Возможно, у них есть дети? – поинтересовался детектив.
– Ну да, конечно, – ответила миссис Болтон, – единственный сын, очень милый, интеллигентный и ответственный молодой человек, который в данный момент учится в Кентском университете.
Этот ответ свидетельствовал, что мать Найджела была не совсем честна, когда рассказывала подругам о делах своего сына.
Несколько часов спустя после того, как миссис Болтон сообщила эту важную часть информации полиции, с ними наконец связался Джон Перфорд. Его задержал не страх и не нежелание говорить – он просто вообще не знал, что чилдонское отделение банка ограблено. Его мать практически забыла об этом событии. В конце концов, все произошло более трех недель назад, менеджер и кассирша наверняка уже мертвы, и это, несомненно, трагедия, Бог свидетель, но жизнь ведь продолжается. Именно так она оправдывалась, когда Джон увидел в газете крошечную заметку об обнаружении машины. Он рассказал обо всем своему деловому партнеру, в том числе и о шашнях на заднем сиденье машины с Джиллиан Грумбридж.
– Я не знаю, как мне быть, – говорил он. – Может, я зря их подозреваю? Ведь Марти Фостер был моим одноклассником.
– Это не аргумент, – возразил партнер. – Были люди, которые учились в одном классе с Гитлером, если уж на то пошло.
– Ты считаешь, я должен позвонить в полицию?
– Конечно, должен. Что тебе терять? Если хочешь, я пойду с тобой. Они тебя не съедят. Наоборот, примут, как родного.
На самом деле в полиции к Джону Перфорду отнеслись не особо благосклонно. Они поблагодарили его за то, что он пришел к ним, они весьма оценили то, что он сумел точно указать на карте кафе, где встретился с Марти Фостером и Найджелом Как-Его-Там, однако долго ругали за то, что он выложил посторонним людям такую информацию, и, к вящему ужасу Джона, спросили, знает ли он, сколько лет Джиллиан Грумбридж?
Полиция ухватилась за достаточно редкое имя – Найджел. У четы Таксби из списка доктора Болтона был сын по имени Найджел. Полиция выехала в Элстри. Доктор и миссис Таксби сообщили, что их сын уехал в Ньюкасл, и дали адрес Кенсингтонской коммуны. Там детективы допросили мать Саманты. Та тоже заявила, что Найджел в Ньюкасле. Отец Марти Фостера не знал, где его сын, в глаза его не видел уже два года и видеть не желал. Полиция разыскала миссис Фостер, которая жила со своим любовником и его тремя детьми в общинном доме в Хемел-Хемпстед. Она не видела Марти несколько месяцев, но когда в последний раз разговаривала с ним, он сидел на пособии по безработице. Сыщики немедленно принялись разыскивать адрес Марти Фостера в картотеке Министерства социального обеспечения.
Найджел достал из рюкзака свой загранпаспорт и стал его читать. «Мистер Н.Л. Таксби; дата рождения: 15.1.58; род занятий: студент; рост: шесть футов; цвет глаз: синие». Паспорт использовался только дважды – Найджел не принадлежал к тем юным любителям развлечений и приключений, которые путешествуют автостопом по Европе или гоняют фуры в Индию. Он думал о том, что может улететь в Боливию, или Парагвай, или еще куда-нибудь, где не действует экстрадиция. У него останется тысячи полторы фунтов, а когда он будет там, то свяжется с какой-нибудь газетой, «Ньюс оф зе уорлд» или «Санди пипл», и сможет продать им свою историю – за сколько? Пять штук? Десять?
Еще дважды он просил Джойс взять две тысячи в уплату за молчание, и еще дважды она отказывалась. На этот раз он приблизился, наставив на нее пистолет, и смотрел, как она вздрогнула и медленно начала поднимать руки к лицу. Найджел рассеянно подумал: возможно, от долгого голодания она чувствует себя так же, как он, – словно под воздействием одного из тех веществ, которые не отупляют, а делают голову пустой и легкой, изменяют сознание и искажают зрение. Как бы то ни было, она смотрела на него, словно на призрак или на чудовище. Найджел подумал, не пристрелить ли ее сейчас, чтобы оставить все деньги себе. Но был разгар дня, и за стеной были слышны шаги Брайди, а из-за другой стены, из комнаты старого Грина, доносился свист чайника.
– Зачем же ты тогда об этом говорила, если не собиралась этого делать? Зачем ты говорила, что будешь молчать? – Найджел сунул пачку денег Джойс в лицо и провел банкнотами по ее щекам, размазывая слезы. – Здесь больше, чем ты можешь заработать за год. Или ты предпочтешь лежать, истекая кровью до смерти, чем получить две тысячи? Так что?
Девушка оттолкнула деньги и спрятала лицо в ладонях, но ничего не сказала. Найджел сел. Стоять прямо было трудно – его шатало. Он четко осознавал, что делает все неправильно. Ему не нужно было молить об услуге, надо было заставить ее силой, однако он продолжил упрашивать:
– Послушай, не нужно даже двух недель, дай мне просто достаточно времени, чтобы убраться из страны. Ты можешь пожить в большом отеле в Вест-Энде. И никто никогда не узнает, что у тебя есть эти деньги, – ты ведь можешь их потратить. Ты понимаешь, что можешь пойти к ювелиру и купить дорогие часы или кольцо?
Джойс встала и направилась к двери, где и замерла, безмолвно ожидая. Найджел подошел, прислушался и отпер замок. Девушка прошла в туалет. За дверью Брайди играл транзисторный приемник. Найджел напряженно ждал, гадая, какой смысл глухому старику ставить на плиту чайник со свистком. Вот опять он свистит… Найджел слышал, как свист прекратился, и думал о мистере Грине, пока в голове не сложился четкий план. Он даже изумился, почему раньше не догадался рассматривать мистера Грина в таком аспекте. Никто никогда не говорил со стариком, потому что он никого не понимал, как бы громко они ни кричали; и сам Грин никогда ни с кем не заговаривал, потому что их ответы были для него бессмыслицей, он сам это знал. Конечно, этот план был только временной мерой и мог не сработать в любом случае. Но это было единственное, что Найджелу удалось придумать, и если ничего не получится, то хуже все равно не будет.
Мысль о том, чтобы наконец получить хоть какую-то еду, заставила его вновь ощутить голод. Рот наполнился слюной, теплой и слегка солоноватой. При помощи еды он сможет заставить Джойс прийти в себя, а возможно, сумеет и подкупить ее. Она вышла из туалета, и Найджел поспешно втолкнул ее в комнату. Затем стал разыскивать по всему жилищу лист бумаги или конверт, но преуспел в этом не больше, чем Джойс, когда ей требовалось написать записку. И если ей пришлось воспользоваться клочком бумажного пакета, то Найджел оторвал кусок упаковки от пачки сигарет, так и не выкуренных Марти. На этом куске тонкого картона он вывел: «Лежу с гриппом. Вы не купите мне большой батон белого хлеба?» Из всех съестных припасов он, не думая, выбрал именно хлеб, вполне в мужском стиле. В эту записку Найджел завернул фунтовую купюру. Джойс лежала на диване лицом вниз, но он подумал, что если исчезнет из ее поля зрения дольше, чем на пару минут, или спустится хотя бы на три ступени вниз по лестнице, то девушка выскочит за дверь, вопя во всю глотку. И откуда только силы возьмутся, как будто она минуту назад съела полную тарелку отбивных! При мысли о еде рот Найджела снова затопил прилив слюны, омывая все полости и едва не вытекая из уголка губ. Он вышел на площадку и подсунул записку под дверь мистера Грина, не забыв подписаться: «М. Фостер».
