Андрей Троицкий - Дневник покойника
Юрий Полозов снял телефонную трубку и с тоской подумал, что звонит Крафт. Американец будет задавать все те же вопросы, что задавал вчера и позавчера. Но ответить нечего.
– Дэвид, рад вас слышать. Я как раз сижу и думаю: что-то сегодня Дэвид не звонит. Наверняка уже нашли приличный ресторан. Вы живете в таком месте, где можно хорошо поесть и выпить.
Полозов подумал, что брякнул что-то лишнее. Крафт плохо понимает русский юмор. Особенно если дело касается веселого времяпровождения.
– Я пытался найти приличный ресторан, – ответил Крафт. – Не получилось. Еда и выпивка ниже среднего. Есть новости?
– Поверьте, Дэвид, я ничего от вас не утаиваю. Вы знаете те же факты, что известны мне. Одна новость все-таки появилась. Я получил ответ из городского Управления внутренних дел Самары. За последние две недели в городе и его окрестностях не найдено ни одного криминального трупа…
– Слушайте, я еще раз хочу спросить вас насчет этого Радченко. Ему можно доверять? – отрывисто спросил Крафт.
– Я доверяю ему как самому себе. Если бы у меня была взрослая дочь и требовался человек, чтобы ее защитить… Неважно от кого, от бандитов, от всяких идиотов, которые пачками бродят по улицам… Я бы позвонил Диме. Он честный парень и не трус. Наконец, он служил в специальных частях морской пехоты и умеет постоять за женщину.
– Я не разделяю ваш пафос, – заметил Крафт. – Если бы он был так хорош, Дорис не пропала бы. А теперь я даже не знаю, где ее искать. Не знаю, с чего начать.
– Дэвид, вам не надо никого искать. Не надо предпринимать никаких шагов. Ваше дело – набраться терпения и ждать. Да, это самое трудное дело на свете – ждать. Но ничего другого не остается.
– Я решил так: если к завтрашнему утру новостей не будет, возьму билет до Самары. Радченко сказал вам по телефону, что они отправились в какую-то деревню на свадьбу. Нетрудно будет выяснить, какие свадьбы играли в те дни. Думаю, что в Самаре можно достать подходящую для поездки машину и купить охотничье снаряжение.
– С машиной возникнут сложности, хорошую тачку не так просто найти. А ружье вам не продадут, нужен охотничий билет. Да и вообще ружье вам без надобности…
– Значит, куплю его по объявлению.
– Будь по-вашему, – сдался Полозов. – Может быть, это и к лучшему. Вам не вредно проветриться и разогнать меланхолию. А я дам вам парочку хороших парней, которые помогут…
– Мне не нужны провожатые, – сухо ответил Крафт. – Я поеду один. Если будут новости, звоните. Буду ждать.
– Я постараюсь, – начал Полозов, но понял, что его уже не слушают.
В трубке звучали короткие гудки.
Дандай помог сестре лечь на кровать, поставил чайник на огонь. Затем принес из телеги сетку с картошкой, несколько лепешек и козий сыр. Радченко наполнил рюмки разбавленным спиртом.
После второй рюмки Дандай разрумянился. Он говорил тихо и неразборчиво, потому что во рту не хватало зубов, да еще перескакивал с одного на другое. Зато дополнял рассказ выразительными жестами и гримасничал. Выкатывал глаза, изображая испуг, скалил зубы, когда хотел выразить ярость или ненависть. Радченко напряженно вслушивался в его речь и если понял не все, то общую канву событий уловил.
Вчера Сырбай прискакал в село. На беду, ему навстречу на служебной машине двигался капитан полиции Василий Плющ. Он остановил свой «уазик», вышел и приказал Сырбаю слезть с лошади. Потом между мужчинами состоялся короткий разговор. Плющ закричал так громко, что слышно было в соседних дворах:
– Ты почему при начальстве шапку не снимаешь?
Сырбай снял старую тюбетейку, поклонился полицейскому. Но, видно, в этот день Плющ встал не с той ноги, смотрел волком, а в руке сжимал плетку. Капитану до чертиков надоело колесить по степи в поисках бандита и убийцы по прозвищу Адвокат, вот с утра и выискивал человека, на котором можно выместить накопившуюся злость.
– Ты приехал, чтобы скот угнать? – орал он. – Или кого-то убить? Здесь живут честные люди. Им не нравится смотреть на такую мразь, как ты.
– Я просто проезжал мимо, – опустил голову Сырбай, будто и вправду был в чем-то виноват. – Завернул отдохнуть к брату жены. Напьюсь воды и поеду дальше.
– Кого ты хотел убить, скотина? – продолжал орать Плющ. – Кого? Ты мне все расскажешь… И воды напьешься…
Он ударил Сырбая по лицу, а когда тот упал, прошелся кнутовищем по спине. Потом завернул руки за спину, надел наручники и потащил в отделение полиции.
О том, что происходило в отделении, известно по рассказу некой бабушки Кати, которая там моет пол и вытирает пыль. Она как раз закончила работу, вышла из дома и хотела выплеснуть на землю грязную воду из большого ведра. Но Плющ сказал, чтобы воду не выливала, а ведро поставила в комнате, где вели допросы. Затем позвал своего непосредственного начальника майора Косова. За дальнейшими событиями бабушка следила через щель в двери.
Она видела Сырбая, стоявшего посреди комнаты на коленях со скованными за спиной руками. Косов и Плющ держали его за шею и опускали голову в ведро. Так продолжалось довольно долго. Сырбай даже терял сознание, лежал на полу, а изо рта лилась вода. Косов несколько раз ударил беднягу кулаком по лицу и рукояткой плетки по голове и шее. Снова заставил встать на колени и засунул голову в ведро. Больше бабка ничего не видела, Плющ заметил приоткрытую дверь и прогнал уборщицу.
Еще через час капитан прибежал в сельскую амбулаторию и сказал фельдшеру, который вел прием больных, чтобы тот заканчивал волынку и шел в отделение полиции, там скончался задержанный гражданин. Видно, перегрелся в дороге, когда скакал на лошади под солнцем, и случился сердечный приступ. Полицейские пытались оказать помощь больному, обливали его холодной водой, но тот все же умер. Надо составить медицинское заключение о причинах смерти.
Плющ говорил громко, чтобы услышали все люди, что собрались в коридоре амбулатории. Затем в коридор вышел фельдшер, объявил, что прием закончен, и ушел. А еще через час о беде узнал Дандай. Прибежала соседка, пересказала все, что услышала, и посоветовала сунуть Плющу денег, чтобы тот выдал труп родственника. А без денег он, конечно же, не отдаст. Положит труп в дальний сарай, и тело будет лежать там, пока не вздуется и не посинеет.
Дандай забрал деньги, закопанные в огороде возле отхожего места, – он неплохо заработал в прошлом году, когда чистил конюшни в районном центре, – запряг осла в повозку и направился в отделение полиции.
Плющ и вправду не захотел отдавать труп; сказал, что, может быть, понадобится вскрытие и медицинская экспертиза. Только не объяснил, кто будет делать вскрытие и экспертизу. В селе только один фельдшер, да и тот совсем тупой, в медицине ни черта не смыслит, умеет только коровам хвосты крутить.
– И зачем тебе нужна эта падаль? – проворчал Плющ, пересчитывая деньги. – В лишние траты себя вводишь. Напрасно ты это…
Он велел завернуть тело в покрывало и быстро увезти, чтобы никто из сельчан не увидел. Дандай выполнил все, что сказал мент. Потом поехал к сестре и провел в пути целый день.
– Подожди, друг, – перебил его Радченко. – Ведь свадьбу должны были сыграть несколько дней назад. Перенесли ее, что ли?
– Та свадьба не состоялась, – ответил Дандай. – Жених сказал, что за невестой дают мало приданого, и прогнал ее. Скоро другую свадьбу намечают. Галим, ну, наш жених, берет женщину из самой Америки. Я ее видел, красивая, только имя какое-то странное… Точно не помню. Говорят, что бумаги уже оформили, зарегистрировали брак в районе. На свадьбу позвали родню, сельчан. А говорят, что на свете любви не бывает…
– Какая, к черту, любовь? Ты что-то путаешь.
– Ничего я не путаю. – Дандай опрокинул рюмку. – Вспомнил, женщину зовут Лорис или Морис. Нет, Дорис. Она живет в маленьком доме, что на земле Фазиля и Батыра Нурбековых. После свадьбы переедет в дом мужа. А свадьба большая будет, Галим обещал все село угостить. Много столов накроют. Оркестр из районного центра пригласят, чтобы все торжество было на виду у людей. Значит, любит Галима эта женщина… Ясное дело, разве она сюда приехала бы из Америки, если это не любовь? Да… Тут, брат, большое чувство.
– Не она к нему приехала, – сказал Радченко, которому спирт мешал правильно выразить мысль. – То есть она приехала… То есть не она приехала…
– А кто тогда приехал вместо нее? – выпучил глаза Дандай. – Кто, скажи?
– Приехала она, Дорис. Но не потому, что любит какого-то Галима.
– А если не любит, чего ж тогда приехала?
Радченко понял, что беседа о любви зашла в тупик, и попробовал свернуть в другую сторону:
– Ты говорил, что чертишь хорошо. Можешь изобразить план своего поселка? Крестиком отметь дом, где поселили американку, и ноликом, где дом Плюща. – Он расправил ладонью большой лист оберточной бумаги, в которую был завернут хлеб, протянул Дандаю огрызок карандаша.
