Ольга Тарасевич - Тайна «Красной Москвы»
А потом вдруг раздался истошный вопль Сереги:
— Тоха, ты с ума сошел! Ты зачем зарезал ее?!
Антон вскочил, отшвырнул нож (который почему-то был в его руке), оторопело уставился на лежавшее на полу окровавленное существо женского пола.
— Тоха, я в милицию звоню. — Серега, ловко подхватив нож, быстро вышел из комнаты, и Антон услышал, как одноклассник закрыл дверь на ключ.
Мысли встревоженно заметались.
Так, ну понятно — прирезать существо Антон не мог бы в любом состоянии. Да и не пьяный он был, с одного-то стопарика.
Значит, зарезал Серега или те другие, незнакомые парни, которые были на кухне.
А Антона просто решили сделать крайним. Подсунули ему нож — он хватанул его спросонья… Теперь нож у Сереги, с его отпечатками пальцев, а козлина-Серега в эти минуты еще и в милицию звонит.
Серегины показания плюс еще те двое — против слова Антона. Да тут все ясно, сидеть ему за убийство этой незнакомой девки…
Только сидеть… нет, сидеть он не будет!
Это не его роль, не его кино!
Антон подошел к окну, посмотрел вниз.
Серега живет на втором этаже, но дом старый, «сталинка», потолки высокие, и внизу к тому же магазин, так что тут метров пятнадцать высоты минимум.
Прыгать вниз не стоит.
Но можно перебраться на общий балкон, а оттуда спокойно спуститься вниз… или лучше выбраться на чердак, он открыт… перейти по крыше в самый дальний подъезд и выйти уже через него, чтобы избежать встречи с подъезжающими милиционерами…
Выбравшись из дома Сереги, Антон добежал до ближайшего телефона автомата, позвонил маме и сбивчиво забормотал:
— За мной придут из милиции. Но я не убивал. Надо спрятаться. Просто не волнуйся. И верь: я не убийца, я вообще не знаю, что там произошло.
Потом он пошел прямиком к Гусю.
Гусь был бандитом.
Раз в неделю Антон отвозил ему конверт с данью за «крышевание». Сколько там находилось денег — Антон не знал и знать не хотел. Пусть у кооператора, который привозил джинсы и кроссовки на продажу, об этом голова болит. А Антону лишняя информация ни к чему. Как говорится, меньше знаешь — спокойнее спишь. Гусь забирал деньги, смотрел на Антона, и глаза его подозрительно блестели:
— Похож ты на моего сына, шельмец…
Как-то Гусь перебрал со спиртным и разоткровенничался: сына убили бандиты из другой группировки. «Теперь у меня нет никого, один я остался. А ты на Димку моего похож, ну прямо вылитый. Я как первый раз тебя увидел — мне прямо показалось, сынок с того света явился. Будет нужна помощь — обращайся. Чем смогу — всегда помогу», — сбивчиво говорил Гусь, пристально вглядываясь в лицо Антона.
И вот теперь помощь понадобилась…
— Я рад, что ты пришел ко мне, — сказал Гусь, когда Антон изложил суть своих злоключений. — Ты пока в городе не отсвечивай, на хуторе моем схоронись. Не заскучаешь там?
Антон покачал головой.
Деревенский хутор или тюремная камера, да еще и за убийство, которого не совершал. Тут уж ясно, что лучше…
Антон провел в деревне пару месяцев.
Потом, когда Гусь справил ему новые документы, вернулся в Москву. То, что его узнают, Антон не волновался. Он изменил прическу, надел очки без диоптрий в широкой оправе и дурацкую кепку, придумал себе другую походку, голос, жесты.
— Ох, сынок, играешь ты с огнем, — сокрушался Гусь, когда Антон рассказывал, как подходил к соседу, расспрашивал того о дороге в библиотеку — и тот на полном серьезе пускался в объяснения.
— Я же артист, пусть и без диплома, — отшучивался Антон.
Чем больше он общался с Гусем, наблюдал его жизнь — тем больше ему казалось, что он нашел ту надежную основу, которую всегда подсознательно искал.
Невозможно было и представить, чтобы друзья Гуся устроили с ним что-то наподобие того, что Серега вытворил с Антоном. В бандитской воровской среде было принято помогать друг другу, делиться последним. То, что раньше представлялось абсолютным злом, оказалось если и не светом, то чем-то ясным, понятным, предсказуемым.
Антону не пришлось делать над собой усилий, чтобы выколачивать деньги из кооператоров или «поднимать» квартиры вместе с ребятами Гуся. Эти люди приняли его в свою семью и помогли, ничего не требуя взамен. И Антон понял, что готов ради них на все.
Первую кровь он пролил случайно. Просто шкурой почувствовал, что тот бритоголовый мужик в кафе сейчас пристрелит Гуся.
Дальнейшее произошло молниеносно и само собой, без участия мыслей, на одних инстинктах.
Антон выхватил пистолет и, закрывая собой Гуся, выстрелил в мужика, уже прицеливающегося и нажимающего на спусковой крючок. Бритоголовый махнул руками и упал.
— Бежим! — Гусь схватил Антона за локоть и потащил к выходу, втолкнул в машину.
— Как ты? Не молчи. Главное — не молчи. Ты поплачь, если тебе хочется, — обеспокоенно твердил старый бандит и смотрел на Антона в зеркало заднего вида.
Антон покачал головой:
— А не хочется мне плакать. Если бы я его не убил, он мог бы вас пристрелить.
Гусь кивнул:
— Молодец, ты все правильно сделал. Спасибо.
Антон и сам не ожидал, что перенесет убийство человека так легко. Вон как тот же Достоевский описывал мучительные ощущения Раскольникова, перешагнувшего эту черту. А он — нет, никаких страданий. Скорее просто удивлен, чем напуган…
Единственное, что мешало ему чувствовать себя полностью счастливым в бригаде Гуся, это родители.
Антон очень скучал, часто наблюдал за ними издалека, на праздники всегда оставлял деньги в почтовом ящике.
Отец и мать сдали, постарели… Антон смотрел на них, и у него от горькой любви и тоски сжималось сердце… Но дать им о себе весточку Антон не решился. То, что он жив, родителям было известно. Но они никогда бы не приняли ту жизнь, которую приходилось вести Антону.
В общей сложности у Гуся он провел три года.
И ушел так же внезапно, как и пришел.
Еще одно стечение обстоятельств, навсегда изменившее его жизнь, — просто газета, на которой Антон чистил селедку.
Точнее, не столько газета, сколько Катино интервью с ее чудесной фотографией.
Антон мельком посмотрел на симпатичное девичье личико (он даже не мог понять, какой у нее цвет волос и глаз, газета была черно-белой, а фотография — сильно ретушированной) — и вдруг понял: это его женщина, его жена, его любовь. И он сам станет собой только тогда, когда Катя окажется рядом…
Как и предполагал Антон, Гусь не стал возражать, когда узнал о его желании уйти из бригады.
— Бог дал — Бог взял, я уже знаю. Спасибо, что был рядом со мной и напоминал о сыне. Как лучик света все это время… Но ты погоди-то у своих объявляться. Я попытаюсь узнать, что там с твоим уголовным делом, — вздохнул Гусь, глядя на Антона тем самым особенным, полным нежности и боли взглядом.
Уголовное дело, как оказалось, было приостановлено в связи с невозможностью отыскать лицо, которое надлежит привлечь к ответственности. А сам Антон находится в розыске. Серега, пытавшийся подставить Антона, уже топтал зону за другое преступление.
На прощание Гусь сунул Антону тяжелую пачку денег:
— Держи, может, получится свободу купить…
Деньги оказались кстати. Как и связи отца.
Антону пришлось в общей сложности полгода провести в СИЗО. Но он точно знал, что будет делать сразу после того, как вся эта эпопея с уголовным делом закончится — пойдет узнавать про вступительные экзамены в ГИТИС.
А как еще произвести впечатление на актрису Екатерину Савицкую? Таким женщинам нужно соответствовать…
В СИЗО он прочитал еще одно интервью Кати. В нем она рассказывала о муже, известном режиссере Федоре Иванове.
Антон читал про семейную жизнь своей любимой и улыбался. Замужнее положение Кати его совершенно не волновало. Просто они еще не знакомы. Она ничего не знает об Антоне. А когда узнает — то поймет то же самое, что он понял. Антон ведь тоже заблуждался, встречался и спал с разными девушками, и иногда это даже было приятно. Но, оказывается, все это не стоит хотя бы пары часов жизни с настоящей любовью в сердце.
То, что на актерский факультет поступить будет проще простого, Антон понял, когда выяснял про экзамены, предстоящие абитуриентам. Список литературы вызывал умиление — пара работ Станиславского, Немировича-Данченко и старая добрая школьная классика, которую любой троечник вспомнит. За творческий конкурс он тоже не переживал. Так долго приходилось притворяться другим человеком, а тут какие-то басни-танцы…
