Екатерина Островская - Мотылек атакующий
– Вот мой дом, – показал мальчик.
Маша остановилась у подъезда и сразу перед ее машиной и позади затормозили два «уазика», из которых выскочили люди в камуфляжной форме, бронежилетах и с автоматами. Они окружили машину Маши, и один из них автоматом ударил в стекло, разбив его.
– Выходи из машины! – заорал кто-то. – Без резких движений!
Маша вышла.
– Лицом к машине, руки на капот, ноги шире! – орал тот, кто командовал захватом.
Маша положила руки на капот. Ее ударили по ногам, а потом автоматом между лопаток, ощупали все тело, потом заломили руки за спину и надели наручники.
Мальчика вытащили из машины.
– Это твоя мама? – спросили его.
Но тот не мог ничего говорить от страха, только покачал головой.
– Где живешь?
Мальчик показал на дверь подъезда.
– Ну, тогда дуй домой!
Ребенок помчался к подъезду, а Машу затолкали в «уазик», в тесную кабинку сзади, отделенную от салона металлической сеткой. Окошки были узенькими, с решетками. Маша видела, как мальчик подошел к двери, но, прежде чем войти в дом, обернулся и посмотрел на «уазик». Она помахала ему, но вряд ли тот заметил ее жест.
За окном чернело небо, за невидимым горизонтом умирало лето, холод пробрался в милицейскую машину, где, не стесняясь присутствия молодой женщины, лениво матерились люди в камуфляже. А беседовали они о делах вполне обычных и мирных, но почему-то со злостью.
– Я матери, блин, говорю: на фига тебе столько картошки сажать? Ведь ее, блин, окучивать надо. Лучше бы арбузы посадила или дыни. А из-за картошки на фига корячиться? Вон – фермер рядом жирует, у него двадцать гектаров картошки посажено. Пойди да накопай, сколько надо. А возбухнет фермер, я с ребятами на выходных подскочу и засунем ему дубинку, куда следует. Или в лес они с отцом ходят, грибы солят… Бочку уже рыжиков насолили. Вообще не понимаю, блин! У них сын при власти состоит, а они в лес, как нищие. Я пойду на базар, где бабки грибами торгуют, наберу хоть мешок целый. И не рыжиков, заметь, а белых. Ни тебе комаров, ни вообще никакого геморроя…
– Да, – согласился второй, – маринованные белые – офигенная закуска. Я от них офигеваю.
– У тебя и от селедки крышу сносит. Ты хоть помнишь, что вчера было?
– А что было? – удивился напарник. – Нормально посидели, потом разошлись.
– Ага, только ты весь вечер лапшу нам вешал, будто в Чечне двое суток перевал в одиночку удерживал против банды в две сотни боевиков.
– В какой Чечне?
– Проехали. С кем не бывает. Мне тоже ребята рассказывали, будто я какого-то мужика на улице за бен Ладена принял. А тот якутом оказался, хотя и в форме «Спартака». Болельщик хренов!
Полицейские замолчали. Потом один постучал по металлической сетке.
– Слышь ты, чмо поганое, у тебя закурить не будет?
– Вредно для здоровья, – ответила Маша.
– Ну-ну, – засмеялся сидящий в салоне, – здоровье тебе пригодится. Сейчас мы все с тобой беседовать будем.
«Уазик» остановился. Двери отворили, и Машу подвели к крыльцу отдела полиции.
– Не задерживайся! – прикрикнули на нее и толкнули в спину.
Потом отконвоировали по коридору мимо дежурного к огороженному мутным стеклом закутку и впихнули внутрь.
– Посиди пока в обезьяннике, скоро с тобой разбираться будут.
Вдоль стены обезьянника стояли скамьи из окрашенных в серый цвет досок. Краска во многих местах облупилась, и скамьи казались как бы закамуфлированными. На них сидели женщины. Одна бомжиха в грязной куртке из дерматина и две нетрезвые девчонки. Юбка на одной из них была разорвана.
– Добрый вечер, – поздоровалась Маша.
Девчонки не ответили, зато бомжиха с красным и опухшим от пьянства лицом подскочила и поинтересовалась:
– Закурить не найдется?
Маша покачала головой.
Бомжиха опустилась рядом. От нее пахло перегаром и помойкой.
– Тебя за что сюда загребли?
Маша пожала плечами.
– Не хочешь – не говори. А этих соплячек за драку. Чего-то не поделили между собой, а менты, как всегда, не вовремя подскочили. Ну, их-то отпустят скоро, если дурочки все правильно поймут. Им скажут, что за драку и распитие джина-тоника в общественном месте полагается год тюрьмы по совокупности. Девчонки и согласятся. А тебя не за драку случайно?
– За драку, – призналась Маша.
– Кого хоть побила?
– Прокурора.
– Без балды? – не поверила опустившаяся женщина.
– Без балды, – подтвердила Маша. – Хотела убить, только не знаю, получилось ли.
– Ну ты, подруга, даешь! – восхитилась бомжиха. – На киче в авторитете будешь. За тебя другие пахать станут всегда, и чифирь и шоколадку поднесут. Правда, тебе весь срок тянуть придется. Но там ничего, жить можно. У меня две ходки, и живая, как видишь.
Бомжиха достала из кармана куртки мятую сигарету и протянула Маше:
– На. Последняя, для себя хранила.
– Спасибо, не надо, – отказалась Маша.
– И правильно! Последнюю даже Гитлер не берет.
Через полчаса девчонок вывели. Маша смотрела сквозь грязное, обшарпанное оргстекло, как полицейские что-то говорят им, как одна из них заплакала, но ее погладили по спине. Потом их увели куда-то. Та, что плакала, придерживала рукой разорванную юбку и оглядывалась, словно ждала невесть откуда спасения.
Бомжиха разлеглась на скамейке, укрывшись своей курткой, и вскоре заснула.
Маше казалось, что о ней забыли. Смотрела сквозь туманное стекло на дежурного, а потом ей надоело. В том, что ее обвинят, с точки зрения закона вполне обоснованно, она не сомневалась. Будет суд, ей дадут срок, и, вероятно, не маленький. Попадет в колонию. Но это не страшило ее. В конце концов, и там люди живут, тут бомжиха права. Люди на зоне, конечно, разные, в большинстве своем неприятные, но Маша может за себя постоять. Короче, тюрьма ее не страшила, но вот то, что оба Кущенко будут продолжать жить, как и прежде, ничего не опасаясь, не давало успокоиться. Зачем она тянула столько времени? Чего боялась – тюрьмы? Но ведь и так туда попадет. И вернется оттуда не скоро. Вполне вероятно, с таким же лицом, как у опустившейся женщины, которая лежит в двух шагах от нее, ни о чем не переживая.
Маша прислонилась спиной к стене и закрыла глаза. Давно перевалило за полночь, но спать не хотелось. Вновь вспомнила Сергея, как муж отбивался от напавших на них бандитов: как сама пыталась вытащить его, наверное, уже мертвого, из объятого пламенем гаража; как умирал Славик, а она ничем не могла помочь ему. Вспомнила суд, обоих Кущенко, прокурора Порываева, который постоянно поглядывал на свои золотые часы, словно спешил куда-то, и равнодушного к чужому горю судью.
«Но я жива, – подумала Маша. – Главное – потерпеть несколько лет. Но потом, когда снова буду на свободе, уже не стану тянуть».
Отворилась дверь, и чей-то голос крикнул:
– Задержанная Мотылькова, к дежурному следователю!
Она опустилась на стул перед столом, за которым немолодой человек изучал какие-то бумаги. Следователь при этом курил и время от времени, не отрываясь от своего занятия и не поднимая головы, сбрасывал пепел в пепельницу, стоящую на дальнем углу стола. Причем делал это весьма умело, даже не нащупывая край пепельницы. Просто протягивал руку, стряхивал пепел не глядя и делал новую затяжку.
– Назовите полностью ваши фамилию, имя, отчество, адрес, по которому вы зарегистрированы, и место работы.
Маша ничего не ответила, а следователь не повторил вопроса и не посмотрел на нее.
– Вы знаете, что вам инкриминируют? – спросил мужчина, по-прежнему пробегая глазами по тексту лежащих перед ним листов.
– Это допрос?
– Я должен снять с вас показания.
– Тогда только в присутствии моего адвоката.
Следователь наконец-то поднял голову, и Маша, увидев, что нос у него сломан, спросила:
– Боксом занимались?
Мужчина затушил окурок.
– Против вас выдвигаются серьезные обвинения. Есть свидетели, которые видели, как вы спровоцировали ДТП, а потом с оружием напали на человека с целью завладения его имуществом и жестоко избили его.
– Я избила не человека, а подонка, который по случайности оказался сотрудником прокуратуры.
– Значит, вы признаете, что нападение было заранее спланировано, раз знаете, кем работал пострадавший?
– Повторяю: на все вопросы отвечать буду в присутствии адвоката. Вы можете его вызвать. У меня при задержании был отобран мобильный телефон, в записной книжке которого есть запись «Иванов». Это и есть мой адвокат.
Следователь достал из пачки еще одну сигарету, щелкнул зажигалкой, но прикуривать не стал. Вынул сигарету изо рта и положил поверх бумаг, которые только что просматривал.
– Сейчас ночь. Стоит ли его беспокоить? К тому же вас в любом случае не выпустят. Вы напали на прокурора, стреляли в него, а потом, когда ему удалось выбить оружие из вашей руки, жестоко избили. В результате гражданин Порываев сейчас находится в больнице в тяжелом состоянии: у него сломаны нос и ребро, выбиты два передних зуба, тяжелое сотрясение головного мозга. В ближайшее время к вам будет избрана мера пресечения – арест с содержанием под стражей, и вас отправят в следственный изолятор. Поймите, вам грозит внушительный срок, и в ваших же интересах сотрудничать со следствием. Тем более, что нам и доказывать ничего не придется: есть свидетели, записи камер видеонаблюдения, есть незарегистрированный пистолет, из которого вы хотели застрелить прокурора.
