Норб Воннегут - Хищники с Уолл-стрит
Фанаты фитнеса в нашем тренажерном зале предпочитали рекламные доски из спандекса, как у профессиональных велосипедистов. Я никогда не понимал, с какой стати кому-то добровольно носить на заднице название бренда сливочного масла. Люди во время упражнений должны пахнуть, а не думать о том, чтобы вырядиться в такой же компрессионный костюм, как Марио Чиполлини – великий итальянский велоспринтер с внешностью кинозвезды.
Наш тренер в тренажерке из бывших морпехов остался верен былому, став ответом клуба «Рибок» на комендор-сержанта Хартмана в «Цельнометаллической оболочке». Он стряпает армейские речевки, они же кричалки, для своих велозанятий в помещении. Поначалу мы с Лайлой почти не разговаривали, слушая его зычный голос.
Стайер, стайер, где ты был?
Растряси на пузе жир!
Пиво? Виски? Кушать ловок?
Иль нехватка тренировок?
Хранить молчание на протяжении всего занятия оказалось невозможно. Мы с Лайлой не виделись со времени похорон Чарли. Минут 15 она энергично давила на педали, после чего первой нарушила молчание:
– Мы перебираемся обратно в Атланту.
Так вот почему она хотела встретиться!
– В самом деле? – Молочная кислота в моих мышцах буквально вопила. – Почему?
– Ну хотя бы потому, что я не нашла подходящего мужика. И хочу, чтобы Кейти-Энн проводила больше времени с дедушкой и бабушкой.
– Ну, это понятно, – сказал я. – Я вообще удивлен, что ты перебралась сюда.
– Я не хочу, чтобы он виделся с Кейти-Энн, – на слове «он» Лайла резко выдохнула – то ли от усталости, то ли от омерзения.
– Ты о Херли?
– Нет. Я об С-усами Бен Кучей Накладеном.
– А он не может все еще быть в Атланте, когда вы вернетесь?
– Вряд ли. Он как-то не может удержаться на работе, – ухмыльнулась она.
– Почему это?
– Не дело злить Кэша Приоло в фамильных владениях. Давай этим и ограничимся. – Южный акцент Лайлы мог бы смягчить даже лязг гильотины.
– Уяснил, – выруливая к делу, я сказал: – Ну, у тебя и разговорчик был с Кранчем.
– Он не знает удержу. – Она уже запыхалась. Циклометр Лайлы показывал 95 оборотов в минуту. Несмотря на оливковый тон кожи, лицо ее от усилия раскраснелось. – Я рада, что мы поговорили.
– Я не принес никаких бумаг.
– Я имела в виду о Чарли, – сказала она, крутя педали еще сильнее.
А вот коммерцию сейчас педалировать не стоит.
– Мы с Кранчем поговорили о веб-сайтах, – я выдержал паузу для пущего эффекта, – и других вещах.
– Это почти не играет роли, – шумно выдохнула она. – Скажи Сэм, что он был геем, и делу конец. Я хочу поговорить о «Келемен Груп».
Это было лишь вопросом времени.
– Я знаю, что Кэш и ты инвестировали десять миллионов долларов. Но больше почти ничего.
– Тебя послушать, так для тебя это сюрприз, Гроув.
– В каком это смысле?
– Тебе известно об этом много месяцев.
– Прошу прощения? – Я не верил собственным ушам.
– Не тупи, – пропыхтела она. – Ты слышал.
В голове у меня зазвенел тревожный набат.
– Я узнал об этом два дня назад, Лайла. Твое имя было в электронной таблице.
– Погоди, приятель, – сбивчиво, отрывисто проговорила Лайла и перестала крутить педали. И тут же, как по волшебству, восстановила дыхание. – Я инвестировала в «Келемен Груп» отчасти благодаря присланному тобой письму. Это просто бизнес, знаешь ли.
– О чем ты говоришь?
– О нашем пут-опционе.
Я перестал крутить педали.
– Лучше начни с начала. Я понятия не имею, о чем ты.
– Чарли просил нашу семью инвестировать в его фонд фондов.
– И?
– Он сказал, что мы не прогадаем, риска никакого.
– Лайла, я знаю, что твой отец инвестировал восемь миллионов, а ты инвестировала два.
– Только потому, что Чарли согласился гарантировать инвестиции.
– Гарантировать?
– Если цена упадет ниже начальных инвестиций, Чарли обещал возместить разницу.
– Я знаю, что это означает. Я только не могу поверить, что он на это согласился.
– Это была идея Чарли, – пояснила Лайла. – Он сказал, что пут-опционами на Уолл-стрит пользуются все без исключения.
– Так и есть. Но за них надо платить.
– С папы один миллион, с меня 250 тысяч долларов.
– А при чем здесь я? В смысле «просто бизнеса»?
– Мы сомневались, что у Чарли хватит средств, чтобы гарантировать десять миллионов зеленых.
– И?
– И потому Чарли предложил получить от тебя это письмо.
– Какое еще письмо, Лайла?
– Ты начинаешь меня злить, Гроув. – Ее акцент уже не казался таким сладостным.
– Да какое письмо? – повторил я, и мой раздраженный выкрик заставил обернуться всех присутствующих, пытавшихся слушать морпеха.
– Письмо, в котором говорится: «Я знаю Чарли с незапамятных времен. У него в СКК восьмизначный счет. Мы ценим наши давнишние отношения с мистером Келеменом». Ну, и все такое.
– Я такого письма не писал.
– А подпись говорит, что писал.
– У тебя есть копия?
– Конечно. – Черты Лайлы застыли, обратившись в камень и утратив всякое выражение.
Мне стало дурно. Нагрузка была тут ни при чем. Это все из-за Чарли Келемена. Я никогда не посылал Лайле рекомендательных писем. Чарли нашим клиентом не был. Что же он наделал? Мне хотелось рвануть на «Вудлон», вырыть Чарли из его чертова ящика и напинать ему по жирной мертвой жопе. Однако вместо того, чтобы выступить в собственную защиту, я начал задавать вопросы. Допрос – безотказный механизм, к которому прибегают топ-продюсеры, столкнувшиеся с неопределенностью.
– А что бы ты сказала, если бы я сообщил, что Чарли никогда не размещал у нас средств?
– Я бы сказала, что СКК нажила большой геморрой. Что ты хочешь мне сказать, Гроув?
Уклонившись от ответа, я двинул навстречу свой вопрос.
– А почему это ты ни разу не упоминала мне о письме раньше?
– А какой смысл? Вы с Чарли были добрыми друзьями. А у нас есть письменное подтверждение на фирменном бланке СКК.
– Понятно. – Мой желудок рухнул куда-то в тонкий кишечник.
– Есть и еще кое-что.
– То есть?
– Чарли платил два процента посреднических комиссионных за новых инвесторов.
– Ты знакома с ним ровно столько же, сколько и я, Лайла. С какой стати ему платить мне хоть что-то?
– Ты же брокер, Гроув. Ваш брат работает за комиссионные, и я решила…
– Лайла, – оборвал я, – Чарли никогда не платил мне ни цента.
Ощутив мой гнев, она повторила:
– Это просто бизнес.
Фитнес-фанаты уже таращились на нас во все глаза. Бывший морпех рявкал:
Он спер виски.
Я спер водку.
Нам двойная отработка.
Глава 33
На моей кровати две подушки, пухлых и мягких, уютных и податливых. Они всепрощающие возлюбленные, щедрые и жизнерадостные, всегда желающие прильнуть поближе, каким бы скверным ни было мое вечернее настроение или омерзительным – утренний запах изо рта. Они нежны, являя собой идеальное сочетание хлопка с гусиным пухом. По ночам они утешают меня беззаботными сновидениями. По выходным они манят меня крепкой дремой ménage à trois[6]. Подушки опровергают все мои возражения, и я уступаю, как благодарный гость обходительных хозяев.
Одна подушка баюкает мою голову. Вторая зияет, как объявление о поисках возлюбленной, вроде строчной рекламы, появляющейся в дебрях «Виллидж Войс».
Фондовый брокер-трудоголик отчаянно ищет одинокую женщину с вопиюще привлекательной внешностью и фиглярским интеллектом ей под стать. Ожидается готовность разгрести эмоциональный багаж и нянчиться с хрупкой мужской психикой вплоть до полного выздоровления.
Гостевого трафика в моей спальне не наблюдалось. Никакого «потока», как на Уолл-стрит называют торговую деятельность.
А порой вторая подушка просто подпирает мою голову чуточку выше, для удобства чтения. Порой она становится плюшевым мишкой для взрослого, охотно принимающего смертельную хватку позы эмбриона. Срабатывает это и с первой. Обе подушки – искушенные танцевальные партнерши. Они дополняют движения друг друга грациозно и плавно. Вместе они уносят меня в лучший мир.
* * *После свидания с Лайлой сон у меня отшибло на фиг. На ту ночь подушки утратили свою магию. Они открыли мой фланг, оставив меня уязвимым для надвигающегося залпа тревог. В ту ночь моя постель была далека от пятизвездочного убежища.
Мучительные метания начались тотчас – я все вертелся с боку на бок, не находя покоя ни на минуту. Я видел только Чарли, Чарли, Чарли. Его жирную башку. Его придурковатую улыбку. Его подбородки, колышущиеся и хлопающие по складкам на шее. Его брюхо, свисающее на брючный ремень, как шелковый мешок, набитый тремя дюжинами пончиков. Его пухленькие мужские груди, натягивающие розовую оксфордскую рубашку – некогда хрустевшую от крахмала, но теперь обмякшую, с обширными, как у посыльного, пятнами пота под жирными мышками.
Какого хера ты натворил, Чарли?
