Татьяна Полякова - Испанская легенда
С того места, где мы стояли, я видела холмики могил, пяти могил, обнесенных одной оградой. Там Вика и ее родные. Немыслимо было поверить, что когда-нибудь боль оставит меня и я смогу спокойно стоять здесь и думать о них как о прошлом.
– Наверное, зря мы сюда приехали, – тихо сказал Мартин.
– Нет, не зря, – ответила я и зашагала по тропинке к машине.
На обратной дороге мы все-таки заехали в больницу, я ждала Мартина, прогуливаясь во дворе. Десять шагов в одну сторону, десять в другую. Он вернулся быстро, и через полчаса мы уже были в его квартире.
– Вот твоя комната, – сказал он, распахивая передо мной дверь. – Все самое необходимое я купил. Если что-то понадобится... Когда будешь чувствовать себя лучше, прокатимся по магазинам. А сейчас тебе нужно прилечь.
Я оглядела комнату. Светлые шторы на окнах, букет цветов на столе, плюшевый медведь, которого он привез из квартиры дяди Левы... И в тот момент я вдруг поняла, как он ждал меня, как надеялся помочь... И наконец-то заревела, уткнувшись в его плечо.
Мы сидели на диване, обнявшись и почти не разговаривая.
– Даже для влюбленного он ведет себя странно, – задумчиво произнес Мартин.
– О ком ты? – не поняла я.
– Об Алексее, конечно. Я так и не понял, что такого в этой фотографии. Конечно, удивительно, что мы оказались в одном кафе, да я еще умудрился попасть в кадр... Но в чем он меня обвиняет?
Я молчала, а он ждал ответа, и чем дольше длилась пауза, тем невозможнее был ответ. И тогда он спросил:
– Кого вы на самом деле ищете?
– Моего троюродного брата, – помедлив, сказала я, а потом вдруг решилась: – Я думаю, нет, я уверена: он убил моих родных.
– Твой брат? – растерялся Мартин.
– Да. И Вику с семьей тоже. И дядю Леву.
– Но, милая, твоего дядю... хорошо, допустим. Но почему ты решила, что это твой брат?
Теперь отступать было поздно, и я рассказала все, что знала сама. Когда я замолчала, Мартин выглядел совершенно обескураженным.
– Прости, но я не способен поверить. Какая-то легенда, странные идеи твоей мамы... чокнутый киллер... Я понимаю, не это ты ожидала услышать... Черт, – выругался он. – Эта фотография... Алексей решил, что я... теперь ясно. Если допустить, что твоя история правда, все начинает выглядеть подозрительно. Но... но тебе не приходило в голову, что Алексей просто морочит тебе голову? Все эти люди с их рассказами... Ты ведь даже не знаешь толком, кто они. То, что он старается представить меня в дурном свете, вполне понятно. Он влюблен в тебя...
– Да с чего ты взял?
– Милая, только ты с твоей наивностью способна не замечать очевидного. Мне достаточно было увидеть, как он смотрит на тебя. Может, он и сам не догадывается, хотя это вряд ли. Скорее ему такая мысль неприятна. Крутые парни не влюбляются, они заняты крутыми делами. Ну вот, теперь я делаю то же самое, что и он. Пытаюсь настроить тебя против него... Когда мужчины начинают делить женщину, благородство в расчет не принимается.
– Мартин...
– Я не имею права запретить тебе с ним встречаться, да это и глупо. Просто прошу: не позволяй морочить себе голову, помни, что... ну вот, я опять в роли наставника, а она мне явно не удается. Слушай свое сердце, милая. Только тебе решать и никому другому... – Он поднялся, прошелся по комнате, стало ясно: какая-то неприятная мысль засела в его голове и не дает покоя.
– Мартин, – позвала я.
– Я вдруг подумал: а если это все-таки правда? Как бы невероятна история ни была, но вдруг – правда? И этот тип действительно где-то рядом? И ему нужна ты. Вряд ли Алексей примет мою помощь, но я бы хотел помочь ему найти этого мерзавца, и пусть сколько угодно подозревает меня. Хотя я убежден, у ФСБ это получится куда лучше. Ты говорила с Константином Ивановичем?
– Да. То есть нет. То, что произошло пятнадцать лет назад, вряд ли его заинтересует.
– Я думаю, с ним следует поговорить. По крайней мере, он не откажет в совете.
Уже ближе к вечеру раздался телефонный звонок, Мартин с кем-то минут десять разговаривал, потом вернулся в комнату.
– Звонил отец, – сообщил он. – Я всю неделю у него не был. Ты не против к нему сейчас поехать?
– Я могу переночевать у Насти, – сказала я.
– Нет-нет, если ты не поедешь, я тоже останусь. Папа поймет, он знает о том, что произошло с твоим дядей. – Мартин помолчал и добавил нерешительно: – Я хотел бы вас познакомить.
– Хорошо, едем, – кивнула я.
По дороге к дому, где жил отец Мартина, я вдруг разволновалась. Не самое удачное время для знакомства. Из рассказов Мартина я знала, что они с отцом очень близки, и теперь гадала, какое произведу на него впечатление. Одинокий человек, прикованный к инвалидной коляске. Скорее всего, он решит, что я неподходящая пара для его сына.
Мартин, заметив мое волнение, улыбнулся:
– Ты ему понравишься. Я столько о тебе рассказывал.
– А если не понравлюсь? – вздохнула я.
– Такого просто не может быть.
Дом оказался двухэтажным, из красного кирпича. Забор тоже кирпичный, калитка и металлические ворота. Среди окружавших его домов этот мало чем выделялся. Правда, отличие все-таки было: когда мы миновали ворота, рядом со ступенями крыльца я увидела пандус. От крыльца вела аккуратная дорожка, она огибала дом и терялась в саду.
– Отец редко покидает участок, – объяснил Мартин, достал пакеты с провизией из багажника, и мы поднялись по ступеням.
Дверь перед нами распахнулась, и я увидела женщину лет сорока. Высокая, худая. Короткая стрижка, плоское, монгольского типа лицо. Узкие губы раздвинулись в улыбке.
– Мартин, – нараспев сказала она. – Вот отец обрадуется. – Тут женщина перевела взгляд на меня и замолчала.
– Это Серафима, – целуя ее, сказал Мартин. – Что бы я без нее делал... А это моя невеста, Изабелла.
Я удивленно посмотрела на него, а он шепнул, наклоняясь:
– Ну помечтать-то можно. Отец у себя в кабинете? – спросил Мартин, входя в дом.
– В гостиной, читает. У меня все готово, можете сразу садиться за стол.
Войдя в дом, я быстро огляделась. Небольшой холл, двустворчатая дверь вела в гостиную, справа кухня и столовая. Рядом со столовой лифт, дальше еще две двери. Мы прошли на кухню, Мартин поставил пакеты на стол, предоставив Серафиме самой разбирать покупки, и, взяв меня за руку, повел в гостиную. Возле камина, выложенного бело-голубой плиткой, в инвалидном кресле сидел мужчина и читал книгу. При нашем появлении снял очки, отложил их вместе с книгой в сторону и сказал:
– Здравствуй, сын.
– Привет, папа. – Мартин подошел, наклонился, поцеловал отца, повернулся и произнес: – Ну вот, это она.
– Значит, вы Изабелла. – У отца Мартина был низкий хрипловатый голос, очень красивый. Впрочем, не только голос, он сам был красив. По крайней мере, до своей болезни. С Мартином они оказались совсем не похожи. У отца темные волосы, карие глаза, чуть навыкате, и нос с горбинкой. Он улыбнулся, и стало ясно: сходство все же есть. Улыбка была точь-в-точь как у Мартина, озорная, мальчишеская. Ноги закрывал плед в клетку, сидел он чуть ссутулившись, но вряд ли отличался высоким ростом. Руки его, в едва заметных пятнышках, какие появляются у пожилых людей, были очень худыми, тонкие пальцы поражали изяществом. Но, несмотря на болезненность и худобу, стариком он отнюдь не выглядел. Я решила, что ему где-то около шестидесяти. А еще подумала: если бы не болезнь, он и сейчас с легкостью бы разбивал женские сердца.
Мужчина протянул мне руку и представился:
– Игнат Мартынович Скопин. Отец вот этого здоровяка. Когда-то я носил его на руках, что теперь трудно представить, сейчас все больше он меня носит. Рад, что вы приехали, – добавил он и опять улыбнулся, а я поняла: в самом деле рад. Не только Мартину, что вполне понятно, но и мне.
Неслышно ступая, появилась Серафима.
– Идемте ужинать, – заметив ее, сказал Игнат Мартынович, развернул коляску и покатил впереди нас. Управлялся он с ней очень ловко.
На длинном овальном столе, накрытом к ужину, горели свечи. Накрахмаленные салфетки, красивая посуда. Отец с сыном устроились напротив друг друга, я между ними.
Я сразу обратила внимание на портрет в золоченой раме, что висел в столовой. Женщина лет тридцати пяти, светлые волосы собраны в высокую прическу, огромные глаза, полуулыбка на пухлых губах. На ней было черное платье с ниткой жемчуга.
– Это мама Мартина, – проследив мой взгляд, сказал Игнат Мартынович и вздохнул с печалью.
И опять стало ясно: он до сих пор любит жену, хотя умерла она десять лет назад.
– Что ж, выпьем за знакомство, – кивнул он, стряхивая с себя печаль.
Мы выпили, Серафима подала на стол горячее и удалилась на кухню, я-то думала, что она будет ужинать с нами, но оказалось, здесь другие порядки. Время от времени она появлялась, стараясь не привлекать к себе внимания. Интересно, она постоянно живет в доме? Игнат Мартынович вовсе не производил впечатление беспомощного инвалида, я была уверена, что он вполне способен сам о себе позаботиться. Болезнь не заставила его погрузиться в свои проблемы, отгородиться от мира. Он оказался прекрасным собеседником, остроумным, внимательным. Поинтересовался моей учебой, о родителях не спросил, значит, Мартин предупредил его. Рассказал несколько забавных историй из детства сына, над которыми мы от души посмеялись. Поужинав, мы вернулись в гостиную.
