Уильям Макгиверн - Завтра опять неизвестность
- Нет, ты не понимаешь...
Эрл с беспокойством пытался облечь свои чувства в слова. Он понимал, что сейчас важно быть честным: предоставлялся шанс сыграть в открытую. Никогда прежде он не пытался этого сделать; чувство страха и вины всегда его останавливало.
- Вот послушай! Я знаю, что из меня ничего не вышло, - медленно и спокойно произнес он. - Я не имею в виду, что оказался пьяницей или бездельником, или ещё кем-то в этом роде. Все, что я делал, не имело с этим ничего общего. Все, что я делал, могло сложиться и хорошо, но у меня ничего не получилось.
Эрл выругался про себя, взбешенный тщетностью своих слов.
- Не знаю, как сказать, - покачал он головой. Найти подходящие слова оказалось также трудно, как в перчатках поднять булавку - задача тщетная и безнадежная.
- Ты понимаешь? - в отчаянии воскликнул он. - Видимо, материал, из которого я сделан, оказался непригодным. Вот что я пытаюсь сказать. У меня такое чувство, что меня собрали из частей, купленных на свалке. И я никогда не мог от него отделаться. Неужели ты не понимаешь, что я имею в виду?
- Это бессмыслица. Почему ты так думаешь?
- Ты не понимаешь. Ты меня не слушаешь. - Эрл сел на край дивана и с беспокойством посмотрел на Ингрэма. - Возьми автомобиль, который собрали из дешевых поношенных частей. И заправили разбавленным водой бензином и грязным маслом. Что с ним произойдет? Он наверняка сломается, рассыплется на части. Можно сколько угодно с ним возиться, мыть и полировать, все равно проку не будет. Вот и я вроде такого автомобиля, и всегда про себя это знал. - Эрл тяжело дышал. - Я знал это. Иногда я смотрел на свои руки и думал об этом. Я видел кожу, вены, волосы и понимал, что все это никуда не годится.
Он смотрел на Ингрэма в тишине, прерываемой только слабым храпом старика, спавшего в углу. Холод и вонь в большой пустой комнате, казалось, заставляли их стать ближе друг другу, сжимая в единую человеческую ячейку. Страх и напряжение Эрла немного ослабели; неожиданно он почувствовал себя с Ингрэмом свободнее, понял его, и теперь захотел, чтобы тот тоже его понял. Он осознал, что они оба оказались в одинаково безвыходной ситуации. Не просто в беде... тут было нечто большее. Он подумал, что они живы и одиноки, и что-то помогло ему понять, что оба этих слова в известной мере означают одно и тоже; одно вытекает из другого. Это понимание не вызывало ужаса; настоящий ужас возникает, если не знаешь, что каждый человек сталкивается с той же проблемой. Что каждый одинок. Не только ты...
- Видишь ли, Самбо... - Эрл немного поколебался. - Ты не возражаешь, что я постоянно называю тебя Самбо?
- Это такое же имя, как любое другое.
- Ну... - Эрл взглянул на свои грязные руки, на грязные ногти и завитушки волос на смуглой коже. - Я всегда знал, что от меня мало проку. Потому что знал, откуда я взялся. Знал своего старика. - В этом признании слышалась боль, но не стыд; просто констатация очевидного горького факта.
- Это груз, который нужно нести, - сказал Ингрэм. - Но, черт возьми, вы и ваш старик - это два разных человека. Он есть он, а ты есть ты.
- Я знаю, - задумчиво протянул Эрл. - Я так себе это и представлял. И ты сказал мне, что я глуп.
- Не глуп, - сказал Ингрэм, покачав головой. - А просто не слишком сообразителен. Большая разница. Давай выпьем по этому поводу, хорошо?
Пока он разыскивал стакан Эрла, с кухни вошла Крейзибоун, тихонько что-то напевая про себя.
- Идут охотники за лисами, - радостно заявила она. - Я только что видела на лугу одну из их собак. О, какое интересное зрелище. - Она медленно сделала легкий пируэт, заложив обе руки за голову. - Джентльмены в красных камзолах и такие спокойные и красивые леди, и лошади прыгают через изгороди. - Она пронзительно рассмеялась. - Иногда случается так, что леди падают на свои симпатичные круглые зады. О, честное слово, это великолепное зрелище.
Старик заворочался под одеялами.
- Ты меня разбудила, - раздраженно проворчал он.
- Пожалуй, я предложу Лорен спуститься вниз, - сказал Ингрэм. - Мы заболтались и продержали её там больше часа.
Крейзибоун посмотрела на детали, которые Ингрэм извлек из радиоприемника.
- И не пытайтесь собрать его, - сказала она, решительно покачав головой. - Она снова разобьет.
- Кто? - спросил Ингрэм.
- Женщина. Она плохо воспитана и вредная, этого вы не найдете у настоящих леди. Леди должны быть нежными и мягкими.
- О чем она? - спросил Ингрэм Эрла.
- Она - сумасшедшая. Лори просто споткнулась и ударилась о стол.
- Ха - ха, - весело рассмеялась Крейзибоун. - Это она так рассказывает. А сама подняла приемник и швырнула его на пол. И я знаю, почему она так сделала.
Ингрэм посмотрел на разбитый корпус приемника. В самом деле, уж слишком он раскололся для простого падения со стола... У него зародилась легкая тень сомнения.
- И почему она его разбила? - медленно спросил он.
- Ей не нравилась музыка, - охотно и искренне заявила Крейзибоун. Она не мягкая и не нежная. Вот уж несчастье для настоящего мужчины!
Ингрэм вздохнул, глуповато улыбнувшись Эрлу; подозрение, которое уже почти сложилось, заставило его почувствовать себя очень неловко.
- Ну и дает, - сказал он. - Она бы неплохо смотрелась в армии.
Но Эрл на него не смотрел; он пристально вглядывался в окно, за которым волны белесого тумана тянулись по размокшим полям.
- Тебе лучше подняться наверх, - медленно произнес он. - Присмотри за этими охотниками.
- Конечно, Эрл. Хорошо.
Глава двадцать первая
День постепенно прояснялся, и к полудню тонкий солнечный луч упал на потертый ковер в гостиной доктора Тейлора в Эвондейле.
Келли стоял у окна, сунув руки в карманы, шериф плотно уселся на стуле с прямой спинкой, положив свою широкополую шляпу на колено. В комнате они были одни, но говорить было не о чем; никаких соображений, которыми стоило обменяться; воцарившееся молчание стало знаком их неудачи.
Они здесь работали с самого рассвета, допрашивая доктора и его дочь, затем вернулись в Кроссроуд, чтобы получить новую информацию от агентов и полицейских, работавших по этому делу. Но до сих пор не удалось получить никакой определенной зацепки.
Правда, они узнали целый ряд существенных обстоятельств. Они узнали состояние белого, узнали, что негр болен и его лихорадит. И ещё они узнали, что беглецы укрылись в каком-то старом сельском доме, что вначале у них был фургон, а сейчас появился седан.
Из других источников они узнали, что седан принадлежит женщине по имени Лорен Вильсон, приятельнице Эрла Слэйтера. Френка Новака задержала полиция в Балтиморе, и он заговорил; от него получили фамилию Слэйтера и его адрес, это вывело на аптеку в Филадельфии, где работала девушка. Сейчас её машина исчезла, и в квартире тоже было пусто. Связь казалась совершенно очевидной; негр привез её в убежище, где они скрывались. Потом поехал в Эвондейл за доктором.
"- Парень неплохо соображает", - подумал Келли с невольным уважением.
Еще он подумал, что врач охотно с ним сотрудничает. Во всяком случае, старается сделать все возможное. Он считал удары своего пульса, чтобы определить время поездки, и по его оценке негру понадобилось около часа, чтобы доставить их на место. Правда, он не мог учесть все повороты и крюки по дороге. И его оценки того, сколько они ехали по бетону и сколько - по проселочной дороге, оставались всего лишь предположениями.
Вооруженные этими фактами и соображениями полицейские на десятке машин в тесном сотрудничестве с агентами ФБР, разъезжавшими на джипах и фургонах для овощей и фруктов, прочесывали местность к юго-западу от Кроссроуда. Удалось установить самолет, звук которого слышал врач; это был коммерческий рейс, направлявшийся на юго-восток в сторону Нью-Йорка. Если память врача не подвела, они находились к западу от федерального шоссе, когда самолет пролетал над головой.
Но найти и схватить беглецов не удавалось. Келли понимал, что это опасная неудача. Вероятнее всего, Слэйтер с Ингрэмом двинутся в путь, когда стемнеет; это означало немалую опасность для людей, которые могли встретиться им по дороге.
Келли взглянул на часы: уже два. Если его предположение верно, в их распоряжении оставалось не так много времени. Некоторое время назад врач поднялся наверх, чтобы разбудить дочь. После того, как её допросили, он дал девушке снотворное и отправил в постель. Келли хотел снова с ней поговорить, так как у него возникло подозрение, которое не пришло в голову шерифу: врач с дочерью неосознанно защищали негра. Даже не сознавая этого, стремились спасти его.
Сейчас он без остановки расхаживал по комнате.
- Проясняется, - сказал он, глядя на солнечные зайчики на ковре. Неплохой день для охоты.
- Может снова пойти дождь, - возразил шериф. - Любите охоту?
- У меня не было особых возможности ей заняться. - Они так много говорили о деле, которым занимались, что перемена темы стала большим облегчением. - Но в прошлом году удалось поохотиться в Джорджии на индюков. Очень специфическое занятие. Они бегают быстро, как лошади, и могут услышать хруст сломанной веточки за тысячу футов. Сидят на дубе или на сосне в двадцати футах у вас над головой и кажутся большими, как грузовой самолет. А потом исчезают. Скрываются. Разукрашены всеми цветами радуги - и зеленым, и золотым, и черным - и просто исчезают из виду прежде, чем успеешь поднять ружье.
