Вадим Россик - Кто рано встаёт, тот рано умрёт
Похоже, что Баклажан ещё не знает о смерти Никса, потому что спокойно обо всём рассказывает.
– Кому вы отдали ключи?
Баклажан называет имя. Неожиданное имя.
– Вы уверены?
– Конечно. Цедрик вскоре тоже ушёл, а мы все втрое поздно вечером вышли через тоннель на стоянку.
– И что было дальше?
Баклажан смеётся над моей недогадливостью.
– А вы как думаете? Поехали по домам. Урсула подвезла меня до азюльхайма.
– Спасибо, Ида. Вы мне очень помогли.
Баклажан торопливо говорит, боясь, что я откланяюсь:
– Я рада, что оказалась вам полезной, герр писатель. Если бы вы не были таким букой, мы могли бы познакомиться поближе.
Это уже зов джунглей. Действительно, разговор пора заканчивать. Всё что мне было нужно, я узнал.
– К несчастью я именно такой бука, Ида. Ещё раз спасибо. Чюсс!
Пока обдумываю неожиданные сведения, услышанные от Баклажана, незаметно, как старость, наступает время ужина. Подчиняясь Лилиному призыву, конвоирую себя в столовую. Это мой последний ужин в Замке. Завтра утром Саша увезёт меня домой на Песталоцциштрассе. К солнечному свету и рольставням на окнах, которые нужно каждое утро поднимать, а каждый вечер опускать. Как флаг на корабле. Такое правило.
На этот раз в столовой я не один. У камина сидит усталый Эрих. Вокруг стола бегает на цыпочках улыбающаяся Алинка. Опять без одежды. Лиля с трудом носит посуду. Тоже утомилась за эту сумасшедшую неделю.
Планирую на свободный стул возле управляющего, сообщаю ему о том, что это наш прощальный ужин
– Жаль, Вадим, – говорит Эрих, разливая по бокалам вино. – Действительно, очень жаль. Я не успею показать вам последние свои приобретения. Они придут на днях. Десять винных этикеток из Бразилии. Настоящее сокровище!
Я сокрушённо развожу руками. Ну, что поделаешь? Жизнь – жестокая штука.
Эрих зовёт к столу Лилю, подаёт ей бокал.
– Давайте выпьем за наше здоровье, друзья, – волнуясь, произносит управляющий, – и за то, чтобы встретиться ещё много раз!
– Прозт! – поддерживает мужа Лиля.
– Прозт! – не остаюсь я в долгу.
Пьём. Едим жареного угря с гарниром из овощей.
– Ну, вот и всё, – вздыхает Эрих, когда ужин закончен и вечерняя тьма наполняет столовую.
Я качаю головой. Почему-то я не уверен, что это всё.
– Вы можете ответить мне на один вопрос? – тороплюсь спросить я управляющего, пока он не ушёл.
– Разумеется, Вадим.
– Вы помните ту ночь, когда я уронил термос возле столовой и устроил переполох на весь Замок?
Эрих собирает лоб складками.
– Да-да, припоминаю. Что-то такое было.
– Тогда на шум вы прибежали первым. Потом в коридоре появились Лиля с Понтип, а последним пришёл Бахман.
– Возможно, мой друг. И что вас интересует?
– Мне любопытно, почему вы в полночь были одеты в костюм. Почему не спали?
Эрих несколько мгновений молча смотрит мне в лицо. Хмурит брови. Видимо, напрягает память. Потом его лоб разглаживается.
– Вспомнил! Это было в ночь на вторник, не так ли?
– Совершенно верно.
– Я тогда ещё не лёг. Разбирал свою коллекцию этикеток и так увлёкся, что не заметил, как наступила полночь. Ну, а потом ваш несносный термос оторвал меня от любимого занятия.
Я вздыхаю. Вот так всё просто. А я неделю ломал голову над этой загадкой. Чёрт побрал бы этих коллекционеров!
Эрих встаёт со стула и сердечно трясёт мне руку.
«Чюсс! – Чюсс!»
Пожелав мне спокойной ночи, Эрих и Лиля с Алинкой на руках покидают столовую. Я остаюсь сидеть, подперев руками голову. Думаю. Обширное помещение погружено во мрак. Лишь на столе мерцает свеча. У стены возле погасшего камина угадываются очертания картины Мари, которую так и забыли в столовой. Беру свечу, подхожу к картине. Ставлю свечу на пол и, ругая себя за неуместное любопытство, снимаю с картины тряпку. Это большое полотно, на котором изображена женщина, гордо стоящая над окровавленным телом мужчины. У женщины в руках меч. Внизу на раме название: «Юдифь и Олоферн». Известный библейский сюжет. Я придвигаю свечу ближе, чтобы рассмотреть лица. Так я и думал. Фотографического сходства, конечно, нет, но узнать всё же можно.
Наконец-то меня осенило! Теперь я знаю, кто убил Харди. Не зря Баклажан говорила, что в Замке всё кажется не таким, как оно есть на самом деле. Действительно, нужно просто посмотреть с другой стороны. Отвлечься от того образа, который был подсунут. И тогда всё становится на свои места.
Я снова закрываю картину тряпкой и спешу к выходу. Теперь у меня есть ещё одно неотложное дело. Гоню себя в башню, забираюсь по лестнице в комнату, задыхаясь, падаю на стул, звоню.
– Халло, герр Бахман!
– Халло! Кто вы?
– Писатель из России. Мне нужно с вами поговорить.
– О чём вы хотите поговорить, герр Росс?
– Об убийце Харди Курца.
Бахман произносит скрипучим голосом:
– Цедрик Никс застрелился. Я не хочу больше слышать об этом негодяе.
– Речь идёт не о Никсе, а о том человеке, который на самом деле убил Харди. Ведь вы же его знаете.
Бахман молчит. Потом, запинаясь, говорит:
– О чём вы? Я не понимаю вас, герр писатель.
Вот, змий! Пусть засунет себе свою хитрость туда, где солнце не светит. Я злюсь?
– Вы всё прекрасно понимаете! Или мне лучше встретиться с инспектором Сквортцофым?
Я знаю, что это дешёвый шантаж. Инспектор отличается лютым самомнением и жгучей ненавистью к чужому, отличному от его собственного, мнению, однако после короткой паузы Бахман говорит:
– Это не телефонный разговор. Вы всё ещё в Замке?
– Да.
– Тогда, если вы не против, через несколько минут я буду у вас.
Я не против.
– О’кей. Жду.
В ожидании маэстро завариваю себе ещё одну чашку кофе. Не знаю уже, какую по счёту. Сижу перед ноутбуком и перечитываю список своих вопросов. Сейчас ответы на них мне известны, но встреча с Бахманом может расширить границы моих знаний. Задумавшись, я совершенно не замечаю, что в проёме моей горизонтальной двери безмолвно застыл руководитель студии, и только случайно встретившись с ним взглядом, вздрагиваю и прихожу в себя. А вы бы не вздрогнули? Представьте себе, что это из вашего пола торчит высокая пугающая фигура. Бахман одет во всё чёрное, руки в карманах длинного пальто, в зубах трубка, глаза на изнурённом лице холодно смотрят на меня.
– Вы хотели со мной поговорить, герр писатель?
Глава 19
Начало апреля.
Одиннадцать часов. Марина и Лукас на кухне лепят манты на обед. Из висящего над ними радиоприёмника угрожающе гремит «Ты сейчас в армии» британской рок-группы Статус-кво.
Я сижу в зале за своим рабочим столом. На столе стоит включённый компьютер. Справа от него чашка с горячим кофе. Слева – ваза с красными розами. Я же обещал купить Марине цветы, когда она вернётся с «кура». Ну и вот. Мужик сказал – мужик сделал. Как говорит Федя: «Всё по-пацански».
В комнате уютно и тепло, потому что окна плотно закупорены. Утром, я было их распахнул, но старички в соседнем домишке как раз затопили печь. Домишко задымил как крематорий. Весёлый ветер погнал смрадный чад в нашу сторону. Пришлось срочно окна закрыть. Смотрю на соседскую трубу, над которой по-прежнему поднимается столб густого дыма – готовый ответ на Маринин вопрос: «Почему ты не проветрил квартиру, засранец?»
Я занят – читаю газету. Кто не знает: «Майн Курир» выходит в Нашем Городке и всегда в курсе всех местных сплетен. Недавно мы с Мариной закупались в «Кауфланде» и там нас поймал энергичный менеджер газеты. Он уговорил Марину подписаться на бесплатную двухнедельную рассылку. Попробовать. Супруга меня и подписала. Теперь каждое утро из нашего почтового ящика торчит толстенный бумажный рулон. В ящик он не помещается. Да ещё нам регулярно звонят из редакции – узнают, довольны ли мы доставкой. Звериный оскал байронского капитализма. Яростная борьба за клиента.
Колокола церкви напротив нашего дома лупят что есть мочи. Это вам не жалкое бренчание замковой колокольни. Я теперь знаю, что если колокола звонят в неурочное время, значит, на городском кладбище опускают в землю гроб. Такое правило.
В сегодняшнем номере газеты напечатана трескучая статья об инспекторе Сквортцофе. С его портретом. Статья о том, как инспектор месяц назад блестяще раскрыл чудовищное двойное убийство в Замке. Автор статьи не поскупился на восторженные эпитеты и восклицательные знаки: «мощный интеллект!», «огромный опыт!», «неистощимая энергия!», «невероятная проницательность!», «непревзойдённое мужество!». Бумажный Сквортцоф угрюмо смотрит с газетного листа, словно спрашивает читателей: «А вам слабо?» По-моему в этой мрачной истории один он получил все ништяки.
Теперь только два человека знают правду о том, что случилось в Замке. Один из них я, другой – Бахман. В ту ночь, когда мы последний раз встретились, маэстро рассказал мне всё. Всё, как было. Ничего не скрывая. Выслушав Бахмана, я решил не выдавать его тайну. Любить свою дочь – это не преступление. По крайней мере – не всегда.
