Олег Северюхин - Нелегал
Я, внученька, взял не все выпускавшиеся танки, а только их значительную часть, которые относились к типу легких и средних танков, которыми в основном были вооружены все армии мира. Я уже не говорю об авиации. Это пусть подсчитают те, кому это положено.
Я по-своему боролся против войны, потому что я чувствовал себя русским немцем или просто русским, потому что жить в России и не быть русским - нельзя. Россия - это особый мир, который перестроит любую систему, любую катастрофу, даже манну небесную - под себя, под русского. Я понимал, что приношу вред моей новой Родине, но приношу вред во благо, как тот врач, который говорит об истинном состоянии болезни пациента. Наш пациент, Россия, был здоров, но врачи ему попались такие, что при здоровом организме амбулаторному больному пришлось ампутировать часть рук и ног на Украине и в Белоруссии в первые же дни войны.
На следующий день я был принят адмиралом Фридрихом Вильгельмом Канарисом. По возрасту он был примерно лет на восемь старше меня. Когда я учился в военном училище, он уже был офицером военно-морского флота и работал как разведчик в Испании. С 1935 года возглавил абвер. Чувствовалось, что это искушенный политик, умеющий по блеску паркета определять сегодняшние политические веяния и предлагать то или иное средство для натирки пола.
По тому, что встреча началась с дифирамбов, которые пелись в мою честь, я понял, что разговор предстоит очень серьезный.
Канарис от имени фюрера немецкой нации поблагодарил меня за выполнение важного и ответственного задания во вражеском тылу и вручил орден Железного креста первого класса за ранее представленные сведения о новом танке и Рыцарский крест Креста военных заслуг с мечами за доставленный образец танка Т-34.
Я понял, что адмирал уже успел разыграть карту нового русского танка как крупнейший успех немецкой разведки. По всему выходило, что именно разведка предупреждала о мощи советской армии, о не введенных в действие резервах экономики России, научно-технических и конструкторских разработках и по первому требованию представляла ученым самые свежие образцы вражеской техники.
Несмотря на новинки техники, русские совершенно не уделяли внимания радиосвязи, даже на современнейших образцах вооружения. Я, как говорится, подоспел вовремя на помощь адмиралу Канарису. Война пошла не совсем по тому пути, по какому она планировалась. Мне почему-то пришли на ум эпизоды из книги "Война и мир" Льва Толстого, где он приводил слова командующего австрийской армии о плане операции: "Die erste Kolonne marschiert… Die zweite Kolonne marschiert… Die dritte Kolonne marschiert…". Действительно, гладко было на бумаге, но забыли про овраги. И Достоевский не помог, хотя эта книга была рекомендована для чтения командному составу, чтобы понять особенности русской души.
Я рассказал адмиралу, в каких условиях мне приходилось работать в России и о том положении, какое я сейчас занимаю в сфере оборонной промышленности. Я предупредил, что в России на выходе серийное производство новых танков, которым нет равных в мире. Мобилизационные возможности советской промышленности и идейный дух советских людей настолько высок, что не пройдет и полугода, как перемещенная на Восток промышленность заработает с нарастающими темпами. Канарис как будто ждал моих слов. Сделав поощрительный жест рукой, он продолжил, что фюрер и Германия очень заинтересованы в том, чтобы я продолжал мою великую борьбу на благо Германии.
– Ваша работа в тылу закончится тогда, когда наши доблестные войска перейдут Урал и двинутся в необъятные просторы Сибири, - патетически сказал Канарис и пожал мне руку. Аудиенция была окончена.
Я вышел из кабинета с Рыцарским крестом на шее и орденом Железного креста первого класса на пиджаке. В приемной меня уже ждал начальник управления по Восточному фронту и сразу провел в свой кабинет.
Сняв ордена, мы на машине уехали в особняк, в котором меня разместили. Мое дальнейшее задание состояло в постоянном наблюдении за развитием танковой промышленности в России с целью недопущения военно-технического отставания Германии от противника. Для этого мне необходимо было вернуться в Россию. На период подготовки легенды мне предоставлялась возможность хорошо отдохнуть и съездить к своим родственникам, что было для меня очень приятно.
Из родственников у меня оставался младший брат и несколько двоюродных братьев, которые меня практически не помнили. Встреча с родственниками оставила несколько гнетущее впечатление. Мой брат, уверенный в том, что меня уже нет в живых, чувствовал себя фактическим владельцем семейного гнезда фон Гогенхеймов. Мое появление было для него несколько неожиданным, и он все время ждал, когда я предъявлю свои права на отцовское наследство. Поэтому все три дня, что я пробыл дома, это ощущение так и не покидало его. Мой отъезд в Берлин принес чувство облегчения для всей нашей семьи. Создавалось впечатление, что я уже был похоронен и вылез на свет Божий только для того, чтобы только досадить родственникам.
В абвере несколько специалистов трудились над разработкой моей легенды возвращения в Россию. Все предложенные варианты я отбросил сразу. Заброска с парашютом исключалась, так как мое появление в тылу сразу означало полный провал. Кроме того, я никогда не прыгал с парашютом и прыгать никогда не буду. Такие попытки уже были, когда я работал у Павла Сухого в его конструкторском бюро, и молодые инженеры-конструкторы для собственного самоутверждения и причастности к авиации совершали прыжки с вышки в городском парке отдыха.
Меня нужно доставить в то место, где я в бессознательном состоянии был извлечен из танка, и исключить встречу с солдатами вермахта на моем пути к линии фронта.
Мои документы и документы моих спутников находились в абвере. Их тела закопаны в лесу недалеко от места, где танк был подбит. С этого места мы и будем идти. Времени прошло всего две недели, но немецкие войска уже взяли Минск, всю Прибалтику и сейчас ускоренным маршем двигаются к Москве. Сколько времени пройдет, пока я доберусь до наших, не известно. И доберусь ли я вообще. Как отнесутся ко мне после возвращения? Вернусь ли я к своей работе? Все эти вопросы были записаны в уравнение, которое будет решаться в случае, если я останусь в живых во время моего пути.
За неделю до моего возвращения в район Гродно к месту, где был подбит наш танк, полевая жандармерия по приказу из абвера провела тщательные поисковые мероприятия по поиску четвертого члена экипажа танка, уничтожившего колонну мотопехоты. По описаниям выходило, что это должен быть опытный офицер-танкист в звании не менее капитана. Естественно, они никого не нашли, зато довели до населения легенду о скрывшемся танкисте.
С соблюдением мер секретности, ночью меня доставили на гродненский аэродром и на машине вывезли в лес, к месту, где были похоронены мои танкисты. Они были зарыты в общей могиле, над которой я установил деревянный крест из связанных между собой веток, и на листочке бумаги начертил схему нахождения могилы. Затем меня отвезли километров на тридцать к востоку от города. Провожал меня начальник управления. С собой у меня не было ничего, кроме документов погибших механиков завода. Пожелав мне удачи, начальник управления уехал, а я остался один на опушке леса недалеко от дороги, по которой изредка проносились военные машины.
Глава 36
Я уже не майор немецкой разведки, а танкист из подбитого русского танка Т-34. Мне нужно выбираться к своим. По расчетам на карте, от Гродно до линии фронта было не менее двухсот километров. Этот путь я должен проделать один, полагаясь на помощь местного населения и избегая встречи с немецкими войсками, и особенно с полевой жандармерией. Хотя у меня был пароль на случай задержания, но это можно было использовать только в крайнем случае. Любая информация о моем задержании оккупационными властями в конце концов могла стать известной органам НКВД после освобождения этих территорий. А то, что это будет именно так, я не сомневался.
Я шел вдоль дорог, скрываясь в опушках леса. Временами лес то подходил к дороге, то удалялся от нее настолько, что казалось, что идешь совершенно в другую сторону. Встречавшиеся по пути деревни я обходил стороной. За день я прошел не более двадцати километров, но вымотался окончательно. К вечеру я прилег на земле, забравшись поглубже в лес, и сразу провалился в тяжелый усталый сон. Проснулся я еще затемно от утренней прохлады и чувства голода. Достав из кармана кусок хлеба, я стал жадно есть, не думая о том, чем я буду питаться дальше. Лес шумел. Казалось, что по нему ходят люди, которые разыскивают меня с недобрыми намерениями. За каждым кустом виделся притаившийся человек с оружием. Со стороны кто-то гулкой поступью подбирался ко мне. Мне стало страшно в лесу. Взяв себя в руки, я стал прислушиваться к шуму леса. Скрипели деревья, шурша по ветру вершинами, но шагов не было. Как бы ни крался человек, бесшумно пройти невозможно. Обязательно хрустнет ветка под ногой или отведенная в сторону ветка прошуршит не так, как шумят листья на ветру. Успокоившись, я стал слушать шум леса и заснул.
