Оксана Александрова - Университетский детектив
— Что с тобой? — еще более нетерпеливо, чем прежде, спросила Тома, предупредительно отодвигая от себя и тарелочку с тортом, и кружку с лимоном, подальше.
— У меня луна в стакане, — элегичным тоном произнес Ли.
— Ага, и облако в штанах, — тихо пробормотала Тома.
Ли не услышал ее бестактности. Он задумчиво помешивал чай ложечкой, очевидно, размышляя над нечаянной поэтичностью привычных предметов и явлений.
Тома недовольно нахмурилась. Ну, не любила она людей экзальтированных, напыщенных и Театральных. А любила естественных, простых и Настоящих. Тех, кто живет не в искусственно созданных конструкциях, а в реальном мире с реальными людьми.
Александра же неожиданно поняла, чем Философ отличается от Поэта: поймав поэтичный образ и эстетически насладившись им, в отличие от Валерия, она захотела еще и проанализировать, разложить на составляющие и сам образ, и собственное отношение к нему, и его возможное художественное воплощение и т. д., и т. п. Словом, ее сознание во многом тоже было поэтично-художественным, но, вдобавок к этому, еще и каким-то… структурно-классификаторским, что ли. Эдакое поэтико-табличное сознание.
— Послушай, Валера, — обратилась к нему Александра, — а о чем ты пишешь? Я имею в виду твое литературное творчество.
— Я о многом пишу…
— Ну, вот последнее твое произведение — о чем оно?
— Я, понимаете ли, детскими вещами не занимаюсь, игрушечные книжонки не клепаю. А пишу я серьезный роман о взрослых проблемах, — он многозначительно кивнул головой и слегка прикрыл глаза, наслаждаясь собственной крутостью.
Выражение его лица свидетельствовало о том, что Валерий безоговорочно отождествляет себя со всем тем лучшим, что есть в современной литературе. Возможно, именно подобные ощущения заставили в свое время Сальвадора Дали сказать: "Сюрреализм — это я!", а Жерара Филиппа на вопрос о том, как там поживает Париж, ответить подобным образом: "Париж — это я!".
— Ух, ты! И о чем же этот роман? — с интересом спросила Александра.
— О жизни проститутки, — Ли открыл глаза и торжественно посмотрел по очереди на обеих собеседниц.
— А-а… — разочарованно протянули они хором.
— Но это вам не дешевый бульварный романчик, не порнографическое чтиво! — всполошился Ли. — Это — серьезная попытка глубоко проникнуть в психологию женщины, попавшей на сложную стезю…
— Но, Ва-ле-ро-чка, — сладким голосом проскандировала Тома, — в эту психологию кто только ни приникал!
— Кто не проникал? — изумленно уставился на нее филолог.
— Да никто, похоже, в стороне не остался… Вспомни хотя бы «Интердевочку», "Маленькую Веру"…
— "Ночи Кабирии", — подхватила Александра, — "Брак по-итальянски", "Дневная красавица", "Мама Рома"…
— Я уж не говорю о классиках — например, "Воскресенье"…
— Я уж молчу о Голливуде — скажем, "Красотка"…
— Хватит, хватит, — замахал сорванными с носа очками Ли, — лучше бы вы и вправду молчали о том, чего не понимаете, и не говорили о том, чего не знаете!
— Конечно, за отсутствием живого эмпирического опыта мы, может, в чем-то и не сильны, — осторожно заметила Александра (Тома громко фыркнула). — Но ведь речь идет, если не ошибаюсь, о художественном осмыслении этого явления: проститутка, ее жизнь и психология. А таких осмыслений в литературе и кино — хоть пруд пруди. Может, хватит уже обсасывать одну и ту же тему? — и неожиданно для самой себя она пропела голосом коварной оперной злодейки: — Ты о ней не говори — о ней все сказано…
— Ну, как же, — с притворным сожалением протянула Тамара, — о волнующем моменте погружения в… это… во внутренний мир проститутки каждый мужчина хотел бы поведать самостоятельно, — говоря это, она назидательно махала наманикюренным пальчиком, чуть не вонзая отточенный ноготок в грудь Валерия.
— Ну, сколько можно? — взмолилась Александра, сложив руки и возведя очи гор?.
— Сколько нужно, столько и можно, — огрызнулся уязвленный Ли. — Да ну вас…
Он соскочил со стула, подбежал к раковине и нервными движениями принялся мыть свою кружку, расплескивая вокруг воду. Александра, глядя на то, как болезненно он реагирует на критику, устыдилась и тут же на всякий случай принялась ругать себя. И вправду: что это они с Томой так разошлись-разбушевались, как два самовара? Обидели человека… Впрочем, как утешать этого самовлюбленного типа, ей было непонятно.
— Ладно, не обижайся на нас, — просительно произнесла она, наконец. — Наверное, это в нас университетский гонорок играет. Давай мириться, а?
— Давай-давай, — невнятно пробурчал Валерий.
— Послушай, Валер, а все-таки: как ты думаешь, что надо было этому ночному бандиту?
— Надо полагать, мои дхармы и тугрики, — проворчал, отвернувшись, Валерий.
Александра засмеялась:
— Сомневаюсь, чтобы его заинтересовала твоя добродетель…
— Какая еще добродетель? — оторопел Ли, роняя вымытую кружку на пол.
— Дхарма — это добродетель, или вечный закон в буддизме. Ты ведь, если память мне не изменяет, высказывался восторженно по поводу буддизма? Так неужели не знаешь, что такое дхарма? Скорее, ты имел в виду драхмы — то есть денежные единицы?
— Ну, ладно, — поморщился Ли. — Не выпендривайся, философиня доморощенная!
— А ты не используй незнакомых тебе слов, филолог недорезанный! — в такт ему ответила Александра, в свете последних событий начавшая утрачивать природную мягкость.
— Ребята, давайте жить дружно! — воскликнула Тома.
Мир был кое-как налажен — после того, как подругам пришлось выслушать несколько сонетов и длинную балладу Валериного сочинения.
********************Подруги входили в комнату Александры, рассуждая о личности Валерия.
— Ненатуральный какой-то этот Ли, — Тома нахмурилась. — Художественным осмыслением проституции увлекается. Буддизмом, опять же… Смешно, честное слово.
— А мне — не смешно, — Александра тоже нахмурилась.
— Почему?
— Вот смотри: в своем творчестве Ли — довольно изощренная натура…
— Скорее, извращенная, — пробормотала Тома.
— Так вот. Как ты думаешь, теоретическое увлечение буддизмом может повлечь воплощение его положений и законов на практике?
— Естественно. Это уж ты мне — как человеку, прожившему четыре года в одной общаге с философами, — поверь!
— Значит, закон воздаяния — или, говоря современным языком, наказания — тоже можно начать воплощать в реальной жизни?
— Ай, — Тома махнула рукой, — опять ты — о своих философских абстракциях.
— Нет, я — о тех фот…
— Стало быть, закон воздаяния? — перебила ее Тома. — Буддизм? И, кажется, еще карма? А вот я, наверное, в прошлой жизни была Раскольниковым.
— Почему это? — удивилась Александра.
— А отчего, ты думаешь, мне так патологически со старушками не везет? Явно я одну из них в прошлой жизни грохнула, а теперь за это расплачиваюсь…
Тома поникла головой. С каждым разом ее рассказы об измывательствах квартирной хозяйки становились все мрачней и отчаянней… Александра сочувственно вздохнула.
— Ладно, не переживай. Давай лучше радио включим — может, там какую-нибудь хорошую жизнеутверждающую музыку передают?
Она включила радио. Из приемника раздался бодрый голос диктора:
— Культовый кинорежиссер Педро Альмодовар собирается снимать очередную мелодраму. Картина, как всегда, будет наводнена насмешками над стереотипами и этическими нормами, гомосексуализмом, наркоманией, женоненавистничеством и проституцией…
— Проституцией? — чуткое ухо Томы уловило ключевое слово.
— Еще один, — вздохнула Александра.
********************Когда девушки ушли, Ли глубоко задумался. Добродетель? Кого подозревать? Кажется, он знает, что нужно было этому ночному бандиту. Но эта философиня… Неужели она о чем-то догадывается? Ли подошел к окну. Когда, интересно, выпадет первый снег? Это всегда так красиво, так завораживающе.
********************— У меня складывается странное ощущение, — призналась Александра, — что непонятные, даже страшные случайности все больше накапливаются. И по мере их накопления мне все больше кажется, что это — не просто случайности. Это уже — некоторая закономерность.
— М-да, похоже на то, — согласилась Тома. — Что ж, давай попробуем разобраться.
Начать разбираться решили с Валерия и его первой «случайности» — ночного бандита.
— Вот интересно, — сказала Тамара, — Валерий говорил, что денег у него не взяли. Да?
— Да…
— А потом говорил, что бандитам от него нужны были его дхармы… тьфу, драхмы и тугрики.
— Ну да…
— Противоречие?
— Противоречие, — согласилась Александра.
— Идем дальше, — довольная согласием публики, сказала Тома. — Что у нас было дальше?
