Андрей Троицкий - ФАЛЬШАК
– Вот, полюбуйся, наш кандидат, – Липатов протянул фото сидевшему рядом капитану Федоренко. Под командой капитана пять оперов в штатском, набившихся в автобус, он же непосредственно отвечал за операцию по задержанию Бирюкова. – Мужественные черты лица, волевой подбородок. Никогда не скажешь, что он художник. И, говорят, небездарный.
– Не тому талант достался, – Федоренко вернул фотографию. – Я эту рожу уже видел и ориентировку читал. Он уже отбыл срок за вымогательство. На этот раз шутки кончились, никаких поблажек, этому горе-художнику намотают на полную катушку. И он заживо сгниет на зоне.
Путешествие оказалось не таким коротким и приятным, как рассчитывал Липатов. Деревня Обухово затерялась где-то на границе Московской и Ярославской областей, а водила совсем не знал дороги. В довершение всего на грунтовке, проходившей поперек вспаханного поля, что-то случилось с задним мостом. Автобус остановился, водитель, подстелив тряпку, полез под машину. В полголоса материться и гремел инструментом.
Липатов нарезал круги вокруг автобуса и утешал себя мыслью, что эффект внезапности, на который он рассчитывал еще пару часов назад, теперь потерян безвозвратно. Бирюков проснулся, и взять его сонного, дурного не получится. Но и то не беда, деваться ему все рано некуда. Если фальшивые бабки при Бирюкове, то его дело труба. И черт с ним, с эффектом внезапности, они не на войне, а этот художник не международный террорист с богатым боевым опытом. Бирюков расколется на первом же допросе, сдаст подельников, и еще станет на коленях ползать, умоляя, о снисхождении, чтобы ему оформили явку с повинной.
– Не люблю я ждать, – рядом остановился Федоренко, протянул прокурору раскрытую пачку сигарет. – Это ожидание расхолаживает моих парней.
– Скоро тронемся, – отозвался Липатов.
***
К Обухово автобус подъехал без четверти десять. Капитан Федоренко, решив действовать быстро и без лишней шумихи, приказал водителю не въезжать на единственную сельскую улицу, остановиться в лесополосе, которая начиналась у самой деревни. Машину надо подать к дому в самый последний момент, по сигналу, когда Бирюков будет упакован. Дом Рыбина, стоявший на высоком месте, окруженный высоким сплошным забором, хорошо просматривался с любой точки. Милиционеры разбились на две тройки. Первая группа пройдет улицей и ворвется на участок через калитку или перелезет забор. Вторая группа будет прикрывать тыл, проникнув на участок с задней стороны, займет позицию под окнами, чтобы отрезать Бирюкову пути к отступлению.
– Начинаем одновременно, – сказал Федоренко, обращаюсь к лейтенанту Карасеву, группа которого отрезала путь вероятного отступления Бирюкова. – Ориентировочно ты будешь на месте через двенадцать минут. Встаньте у забора, не выключай рацию и жди команды. Этот Бирюков может быть вооружен, и чего от него ждать, сам черт не знает. Оружие держать наготове. И в случае чего…
– В случае чего? – переспросил дотошный Карасев.
– В случае того, – отмахнулся Федоренко.
– Товарищ капитан, – не отставал Карасев. – Надеюсь, у нашей операции будет название. А то без названия как-то ни того… Предлагаю назвать ее, скажем, «Багратион».
Оперативники засмеялись.
– Все, отставить шуточки, – Федоренко начинал злиться. – Бегом марш.
– Слушаюсь, – отозвался Карасев.
Липатов присоединился к первой группе. Оперативники вошли в деревню и неторопливо, давая время второй группе занять исходную позицию под окнами, побрели вдоль улицы, перебрасываясь шуточками. Выгадывая время, они завернули в деревенский магазин, бедную избу, где половину длинного, во всю стену, прилавка забили рыбными и мясными консервами, а вторую половину отдали под дешевое вино сомнительного происхождения. В магазине пахло селедкой, бумажные липучки, свисавшие с потолка, были обвешаны гроздьями засохших мух. Федоренко не придумал ничего умнее как спросить заспанную продавщицу, десять минут назад открывшую свое заведение, нет ли в продаже свежей колбаски.
– И несвежей нет, – продавщица, расценив вопрос посетителей как неудачную шутку, распахнула в зевке глубокую пасть. Осуждающе покачав головой, стала засовывать руки в рукава несвежего халата. – Вон вино есть. Хорошее. Мужики берут.
– Вином не интересуемся, – ответил Федоренко, и опера один за другим вышли из магазина.
Вторая группа оперативников, пробежав краем березовой рощи, оказалась с задней стороны забора через десять минут. Карасев, как приказано, вытащил коротковолновую рацию из внутреннего кармана и стал ждать приказа. Рация потрескивала, пищала тихо и жалобно, как слепой котенок.
Бирюков, собираясь к отъезду, краем глаза увидел за окном какое-то движение. Не сразу поняв, что происходит, он прижался плечом к простенку, выглянул на улицу. Какой-то незнакомый мужчина ловко перемахнул через двухметровый забор. Видимо, с другой стороны его напарник, согнувшись, подставил спину, на которую вскарабкался человек. И, зацепившись за верхнюю перекладину, оказался уже по эту сторону забора. Менты… Бирюков, отступив от окна, с тоской посмотрел на дорожную сумку, набитую фальшивой валютой. Он выскочил в сени, потянул до упора задвижку двери. Влетел в комнату, захлопнул вторую дверь, повернул ключ в замке. Через несколько секунд забарабанили тяжелые кулаки.
– Открывай, милиция, – орал чей-то пронзительный голос. – Открывай, слышишь. Мы знаем, что ты в доме. Иначе ломаем дверь.
Бирюков упал на колени, распахнул нижние дверцы буфета, вытащив бутылку керосина с глубоко сидящей в горлышке бумажной затычкой. Через минуту в камине загорелся огонь. Бирюков бросился к окну, калитка уже была распахнута настежь. По ступенькам крыльца топали башмаки непрошеных гостей.
– Открывай дверь, придурок. Милиция.
Бирюков перевел дыхание. У него в запасе несколько минут. Дядька Николай Рыбин неизвестно ради чего поставил на все окна дома кованые решетки. То ли мастером двигала бескорыстная любовь к металлу, то ли зимой, когда талантам не находилось применения, он просто баловался в кузнице в свое удовольствие. Воров в Обухове не водилось, а если бы такие и нашлись, они ничем кроме картошки не поживились в доме Рыбина. И вот эти решетки на окнах сослужили добрую службу. Кто-то снизу кинул в окно камень. Стекло, зазвенев, разлетелось в мелкие осколки. Бирюков прижался спиной к простенку. Огонь в камине быстро разгорался, пожирая бумагу.
– Открывай, сволочь, мразь, – диким не своим голосом заорал снизу Федоренко. Он топтался под окнами, не зная, что предпринять, как войти в избу. – Открывай, стрелять будем.
– Если вы из милиции, покажите документы, – проорал в ответ Бирюков. – Я порядки знаю. Нужны документы.
– Не морочь голову, скотина…
Бирюков не слушал, он подбежал к камину, зубами вытащил затычку из бутылки с керосином, выплеснул остатки жидкости в огонь. Из темного чрева камина вырвался высокий, едва ли не до потолка, столб огня. В комнату повалил черный дым. Стало так жарко, что на Бирюкове едва не вспыхнула рубаха.
Липатов топтался внизу крыльца, наблюдая, как оперативники, навалившись плечами, ломают дверь в сени.
– Еще, еще, еще раз, – командуя действиями подчиненных, кричал, срывая голос, лейтенант. – Еще раз…
Следователь видел, как из печной трубы полезла полупрозрачная струйка дыма. Уже через полминуты дым сделался гуще, плотнее. Из трубы повалили черные клубы, будто в печи горели резиновые покрышки.
– А ведь он доллары запалил, – Липатов почесал затылок. – Доллары…
– Что? – не расслышав, прокричал Федоренко.
– Говорю, он доллары жжет, – крикнул в ответ Липатов. – Быстрее. Быстрее дверь ломайте.
Опера по счету «три» разом навалились на дверь, выворотили из петель шурупы, ворвались в сени. На счастье здесь, под широкой скамьей, стоял ящик с плотницким инструментом. Лейтенант схватил тяжелый топор, крикнув «всем в сторону», принялся с остервенением рубить дверь, ведущую в комнату. Через пять минут все было кончено.
Следователь Липатов вошел в избу последним.
По комнате летали серые хлопья пепла. Бирюков в испачканной рубашке с разорванным воротом лежал на полу лицом вниз. Лицо в саже, из разбитого носа сочится кровь. Руки скрученны за спиной и закованы в наручники. Липатов присел на табуретку в углу. По комнате плавал удушливый керосинный дух. Мелкие хлопья пепла напоминали серый крупный снег. Липатов горько вздохнул. Вот тебе и операция «Багратион»… Опера все сделали по уму, предприняли, кажется, все меры предосторожности, не дали Бирюкову ни единого шанса. Но он все-таки сделал свое черное дело: заперевшись в избе, сжег в камине фальшивые доллары, главное доказательство, основу основ всего следствия. Господи, и откуда такая невезуха…
Федоренко, топтавшийся возле задержанного, неожиданно сорвался с места, выскочил в сени. Вернувшись с полным ведром колодезной воды, в два прыжка подскочил к камину. Липатов, до которого наконец дошел смысл происходящего, подскочил с табуретки, хотел крикнуть «стой, не делай этого». Но слова застряли в горле. Поздно. Сноровистый Федоренко уже выкатил ведро воды на горячие кирпичи. Пыхнуло жаром, из камина повалил пар, влажные клубы, похожие на облака, разошлись по комнате. Мгновенно в избе стало жарко и душно, словно в помывочном зале солдатской бани. Бумажный пепел, заполнявший камин, превратился в густую черную жижу. Эта грязь расплескалась по доскам пола, густо забрызгала лицо Бирюкова.
