Ксавье Монтепен - Сыщик-убийца
— Хорошо, я согласна.
— Вы не раскаетесь в этом, но будьте осторожны.
— О! Я буду нема, как рыба.
Тефер подал ей банковский билет, который она поспешно схватила и сунула в карман.
— Итак, мы с вами договорились, — прибавил он.
— Да, сударь, я жду моего брата Клода Ригаля завтра утром и позабочусь все устроить к его приезду.
Час спустя после ухода Тефера половина жильцов уже знала о предстоящем приезде Клода Ригаля.
На другой день утром человек лет пятидесяти, провинциал с головы до ног, выходил из фиакра у дверей дома номер 19, таща большой чемодан, и, войдя в комнату привратницы, упал в объятия своей сестры, которая плакала от волнения, до такой степени она вошла в роль.
Два часа спустя Тефер имел удовольствие наблюдать своего помощника.
Все было устроено очень ловко. Если бы какая-нибудь подозрительная личность явилась к мадам Монетье, то мнимому Клоду Ригалю стоило только свистнуть, и мнимый комиссионер, карауливший на улице, отправился бы следить за посетителем.
Но Тефер говорил правду герцогу Жоржу: к Анжеле Леруа никто не приходил, кроме доктора Лорио, так что агент даром терял время.
Скромность привратницы была примерна, и никто не подозревал, что тихий дом на улице Нотр-Дам превращен в мышеловку.
Утром того дня, когда продавец билетов Эжен вышел из тюрьмы с письмом и ключом, помощники Тефера добросовестно продолжали свой бесполезный труд, хотя никто не привлекал их внимания.
Эжен прямо пошел на улицу Нотр-Дам. Около девяти часов он был перед домом 19. Тут он остановился на несколько секунд и стал думать.
«Дело идет о жизни и спокойствии двух людей. То, что мне поручено передать, имеет важное значение. Я должен передать письмо и ключ только матери, а не молодой барышне. Привратница, может быть, станет меня спрашивать.
Эти люди вечно желают все знать. Если бы я знал, на каком этаже живет та дама, то вошел бы, не говоря ни слова, но я забыл об этом спросить, а мне забыли сказать… Но я поступлю, как лучше».
Он шел к воротам номера 19. В ту минуту, как он переходил через дорогу, он увидел выходящего из лавки торговца вином комиссионера, который набивал трубку.
Эжен вздрогнул и повернул назад.
«Черт возьми! — прошептал он. — Этот малый такой же комиссионер, как и я. Он полицейский агент. Я знаю их всех в лицо! Что он может тут делать? Надо быть острожным…»
Он вынул из кармана табак, свернул папироску и стал рассматривать мнимого комиссионера, который уселся перед лавкой.
Вдруг из дома вышел человек, уже в летах, похожий на провинциального приказчика, и, подойдя к комиссионеру, стал с ним разговаривать.
Посланец Рене чуть не вскрикнул от удивления. Приказчик из провинции тоже был агентом.
«Черт возьми! — подумал он. — Этот дом — настоящая мышеловка! Неужели надзор устроен по поводу моего посещения? Было бы глупо попасться. К черту поручение! Я не хочу возвращаться в тюрьму».
Он повернулся и пошел прочь. Но едва сделал он шагов двадцать, как пошел уже тише и наконец совсем остановился.
«Ну, мой милый, — заметил он сам себе, — ты ведешь себя неважно. Ты изменяешь честному слову, когда дело идет о жизни и спокойствии двух женщин. Что с тобой, чего ты боишься? На совести у тебя ничего нет, значит, с тобой ничего не могут сделать. Ты знаешь агентов, но, по всей вероятности, они тебя не знают, к тому же должно быть средство обмануть их, и надо только найти его».
Эжен снова повернулся и пошел к дому Анжелы Леруа.
Комиссионер по-прежнему сидел перед лавкой, но мнимый провинциал исчез.
Эжен остановился перед домом и стал его рассматривать. Над вторым этажом была вывеска, на которой большими буквами было написано: «Ларбулье, портной».
Он развязно вошел в ворота и решительно направился к лестнице, пройдя мимо комнаты привратницы не останавливаясь. Тут раздался громкий голос:
— Эй вы, что вам надо, куда вы идете?
Эжен повернулся и очутился лицом к лицу с человеком, который разговаривал с комиссионером.
— Куда я иду? — неуверенно повторил он. — К портному Ларбулье.
Это было сказано таким естественным тоном, что не оставляло места никакому сомнению.
Мнимый Клод Ригаль вернулся в свою комнату, а Эжен поспешно поднялся по лестнице.
На третьем этаже, на одной из дверей, выходивших на площадку, была табличка с именем Ларбулье.
— Ба! — сказал Эжен. — Я позвоню; в таких домах, как этот, все знают друг друга. Мне укажут, где живет мадам Монетье.
Он позвонил. Девочка лет двенадцати отворила дверь.
— Что вам угодно?
— Здесь живет мадам Монетье? — спросил Эжен.
— Нет, сударь… здесь живет папаша… папаша портной. Мадам Монетье рядом.
— Благодарю вас.
Эжен только хотел позвонить, как вдруг дверь открылась и на пороге появилась Берта в глубоком трауре. Увидя человека, неподвижно стоящего перед дверью, она спросила:
— Вы к нам пришли, сударь?
— Да, если это квартира мадам Монетье.
— Да, войдите, пожалуйста.
Она отступила и, пропустив посетителя, заперла дверь.
— Что вам угодно?
— Я хотел бы говорить с мадам Монетье, — ответил Эжен, помня слова Рене.
— Не могу ли я вам помочь?
— Нет, извините, но я должен видеть мадам Монетье.
— Дело в том, что моя мать больна, очень больна… и я думаю, что она спит.
— Разбудите ее, дело стоит того, и сделайте это поскорее, так как я тороплюсь.
Анжела Леруа из своей комнаты услышала голос Берты.
— Кто там? — спросила она.
— Мама проснулась. Погодите немного, я предупрежу ее.
Войдя в комнату матери, она сказала, что какой-то неизвестный господин желает говорить с ней.
Мадам Леруа сейчас же подумала о Рене Мулене.
— Приведи его, — поспешно сказала она.
Берта сейчас же ввела Эжена, который почувствовал невольное волнение при виде больного лица вдовы. Анжела испытала разочарование: это был не тот, кого она ждала.
— Вы хотели меня видеть?
— Да, сударыня, вас одну.
— Моя дочь не может остаться?
— Нет.
— Почему?
— Я сам не знаю, это не моя тайна.
— Я уйду, — прошептала Берта, выходя из комнаты, очень удивленная, но еще более — заинтересованная.
— Мы одни! — сказала Анжела. — Объясните, кто вас послал?
— Рене Мулен.
Радость сверкнула в глазах Анжелы, и она, успокоенная, поспешно спросила:
— Он свободен?
— Нет еще, если бы он был свободен, то был бы у вас. Он поручил мне передать вам две вещи: письмо и ключ.
— Благодарю вас. Это все?
— Да, все. Только он просил передать, чтобы вы мужались и надеялись. Мое поручение исполнено, но прежде чем уйти, я должен сказать вам одну вещь, которую, по всей вероятности, вы найдете небезынтересной.
— Говорите, пожалуйста.
— За вашим домом тщательно наблюдают. Один полицейский агент торчит у дверей, переодетый комиссионером, другой помещается в комнате привратницы.
— Почему?
— Не знаю. Вы предупреждены, это все, что надо. Прощайте, сударыня.
Он поклонился и вышел, довольный, что добросовестно исполнил поручение. Выйдя на улицу, он взглянул на часы.
«Половина десятого, — сказал он себе. — Не буду заставлять ждать моего нового приятеля».
Он почти бегом пустился на улицу Рено, где остановил первый пустой фиакр.
— Можете доехать в двадцать минут до тюрьмы Сент-Пелажи? — спросил он кучера.
— За двадцать минут не совсем удобно.
— Если доедете, то получите десять су на водку.
— Садитесь, я сделаю, что могу.
— Остановитесь по дороге перед табачной лавкой, я хочу купить вам сигару.
На углу улицы Вожирар фиакр остановился.
— Вот лавка, — сказал кучер. — Поторопитесь, иначе мы опоздаем.
Эжен вышел и почти тотчас вернулся с пачкой табаку и двумя сигарами, одной — для себя, другой — для кучера. Фиакр снова покатился.
Без двух минут десять Эжен выходил из фиакра перед тюрьмой. В эту самую минуту сторож входил к заключенным и кричал:
— К следователю!
Перед тюрьмой уже стоял экипаж без окон, в котором обыкновенно возят арестантов на допрос.
Все вызванные к следователю только что вошли в контору; Рене был в их числе. И, не будучи убежден, что получит вовремя известие о том, что поручение его исполнено, очень волновался.
После досмотра подсудимых повели к экипажу.
Эжен неподвижно стоял в трех шагах от дороги, внимательно следя за садившимися. Вдруг он громко кашлянул, Рене, проходивший мимо, повернул голову и увидел, что тот держит в поднятой руке пачку табаку.
У него точно гора свалилась с плеч. Все шло отлично, можно прямо отвечать следователю и доказать свою невиновность.
Когда дверцы за подсудимыми затворились и экипаж покатился по направлению к суду, Эжен вошел в контору и отдал пачку табаку на имя Рене Мулена.
