Богумил Райнов - Умирать - в крайнем случае
- Этот старый мошенник просто старый дурак, - заявляет Мортон. Достаточно при нем вслух заняться подсчетами и сказать, какую фантастичную сумму он может положить в свой карман, как он тут же закажет десять килограммов. А тогда...
- Вы недооцениваете старика, Мортон, - возражает Ларкин. - Он, конечно, подлец и мошенник высшей пробы, это так. Но он отнюдь не дурак. И я очень опасаюсь, что он в любой момент может вернуться к своему первоначальному проекту: больше рейсов и меньше груза во избежание риска.
- Но при этом риск не уменьшится, а возрастет.
- Объясните это ему, а не мне. Что вы от него хотите? Это же вам не шеф американской мафии, а всего лишь мелкий гангстер Сохо.
Наступает молчание. Такое длительное молчание, что я начинаю подумывать, не пора ли готовиться к отступлению. Но вдруг опять раздается голос Мортона:
- Мне кажется, что вся беда не в этом старом дураке, мой дорогой, а в вас самом...
- Да, но я...
- Будьте любезны не перебивать меня. Вы не умеете работать с людьми, Ларкин. Я вам это говорил и раньше. Вы добросовестны и аккуратны, этого нельзя отрицать, но вы привыкли действовать по готовым схемам, по шаблону. У вас нет ни грамма способности втереться человеку в доверие, расположить его к себе, изменить его характер и вообще сделать его таким, каким он вам нужен.
- Я признаю, что лишен педагогического дара, - отвечает Ларкин, немного помолчав. - Но я полагаю, что институт, в котором я работаю, далеко не педагогический.
- А я должен признать, что ваш тон перестает мне нравиться...
- Прошу извинить, если я что-то сказал не так, мистер Мортон. Я хотел только...
- Бросьте, Ларкин! - В басе Мортона отчетливо слышатся нотки досады. - Объясните в двух словах, что вы предлагаете, и я буду докладывать. Естественно, в докладе будет отражено и мое мнение.
- Я не хотел бы, чтобы мое мнение отличалось от вашего, мистер Мортон, - угодническим тоном произносит Ларкин. - Если я постарался изложить свои соображения, то сделал это из боязни, что чрезмерный максимализм может помешать осуществлению нашего плана. Преждевременный провал канала...
- Провал, конечно, не исключается, - соглашается Мортон, тон которого значительно смягчился. - Именно поэтому следующая партия должна быть такого размера, чтобы на операции можно было поставить точку.
- Какой размер вы предлагаете?
- Я уже сказал: десять килограммов или около этого. Довольно возиться с мелочами.
- Я сделаю все, что в моих силах, мистер Мортон.
- Вот это я и хотел услышать, - добродушно отвечает Мортон.
Затем они обмениваются несущественными репликами, предназначение которых - восстановить добрые отношения. Последняя важная подробность содержится в словах Мортона:
- Вы можете явиться для доклада послезавтра, к девяти вечера. А если что-нибудь произойдет тем временем - уведомите меня по телефону.
Мне некогда ждать, что ответит Ларкин. Я вдруг смекаю, что у меня не остается времени на отступление. Едва я успеваю спрятать в карман свой приемник и поставить ногу на лестницу, как вдруг над моей головой раздается щелчок замка. Быстро отпрянув к стене, я тесно прижимаюсь к ней и замираю в тени. Укрытие в общем-то неплохое, если только кому-нибудь не придет в голову заглянуть через ограду во двор.
- Хотите, я отвезу вас, или вы возьмете такси? - Меня коробит от голоса Мортона, который я слышу без всякой техники.
- Не беспокойтесь, мистер Мортон, я возьму такси, - вежливо отвечает Ларкин, как будто у него и в самом деле был выбор.
- В таком случае спокойной ночи.
- Спокойной ночи, мистер Мортон.
Мне кажется, что прошло много долгих минут, пока я услышал звук закрывающейся двери. А еще через несколько долгих минут я решаюсь выйти из своего укрытия и взглянуть наверх. Никого.
Поднимаюсь по лесенке, закрываю калитку и запираю ее на ключ. Хорошо, что Мортону не пришло в голову проходя мимо нажать на ручку. Просто так, для проверки. А моя проверка закончена, и результаты ее удовлетворительные и тревожные.
Теперь все будет зависеть от старого дурака.
9
Не помню, какому автору принадлежат слова о том, что карта Европы могла бы быть совсем другой, если бы накануне битвы при Ватерлоо не шел дождь. Возможно, дождь и мокрый ландшафт действительно сыграли с Наполеоном злую шутку - как знать. В современной истории капризы погоды не играют такой роковой роли, вот почему я избегаю описывать их в подробностях. Тем более что погода довольно постоянная - почти непрерывно идет дождь.
На этот раз, однако, дождь решил пролиться ночью, чтобы не беспокоить пешеходов днем. Поэтому, когда с утра я отправляюсь на Дрейк-стрит, мне не приходится лавировать с открытым зонтом среди других пешеходов, над головами которых тоже покачиваются куполы зонтов.
Я отправляюсь на Дрейк-стрит не только потому, что там мое рабочее место, но и по той причине, что Ларкин направляется туда же, мне ничего другого не остается, кроме как идти за ним следом, соблюдая известную дистанцию. Добравшись до нашей тихой, романтичной улицы, американец, естественно, сразу же направляется в главную квартиру, в то время как я прохожу мимо и усаживаюсь на скамейке в скверике. Причем усаживаюсь не на сиденье, а на спинку, как это делают мальчишки, - сиденье еще не высохло после прошедшего ночью дождя. Кутаясь в плащ, я смотрю вдоль аллеи, хотя на ней нет ничего заслуживающего внимания, даже вездесущих мальчишек и тех не видно. Они, наверное, в школе, а может, матери запретили им выходить на улицу в такую погоду.
Бесцельное созерцание нарушает дама в коротком бежевом плаще, с размалеванным лицом довольно спорной красоты и довольно сомнительной молодости. Она бросает на меня беглый взгляд и тут же виновато отводит глаза в сторону. Она, вероятно, знает меня в лицо, как и я ее, - мы не раз встречались с ней в районе Дрейк-стрит. Я запомнил ее не потому, что она виновато отводит глаза, возможно, у нее связаны со мной не очень приятные воспоминания.
Впрочем, раз уж речь зашла о воспоминаниях, то для меня первая встреча с ней окончилась весьма печально. Даму эту зовут Кейт. Это в ее номере меня так классно отделали ее дружки в день моего дебюта. Да, Кейт неизменно отворачивается с виноватым видом, что, конечно же, само по себе неплохо и говорит в ее пользу, но я вдруг вспоминаю нечто более важное: дебютировал-то я в начале апреля, а сейчас уже начало октября. Значит, понадобилось целых шесть месяцев, чтобы как-то разобраться в истории, конца которой еще не видно и нельзя сказать с полной уверенностью, каким он будет, этот конец.
Занятый подобными мыслями, от которых с профессиональной точки зрения нет абсолютно никакой пользы, я сижу до тех пор, пока не начинаю чувствовать, что мой плащ впитал в себя слишком много влаги. Спрыгнув со скамейки, я направляюсь в сторону Дрейк-стрит. Намерения у меня весьма несерьезные с профессиональной точки зрения: меня потянуло в эту собачью погоду выпить чашку горячего кофе у мистера Оливера. Но в последний момент судьба распорядилась иначе.
- А, мистер Холмс! - радушно восклицает шеф при виде меня. - Как идет расследование? Я подозреваю, что вы готовитесь преподнести мне дьявольски интересное раскрытие.
Он, само собой разумеется, подозревает совершенно противоположное и явно намерен как следует поиздеваться надо мной и над моим провалом. Его хорошее расположение духа говорит о том, что он весьма доволен недавней встречей с американцем.
- Боюсь, мистер Дрейк, что вы правы, - отвечаю я с соответствующим случаю выражением озабоченности. - Раскрытие действительно интересное, но вместе с тем весьма неприятное.
Улыбка медленно сходит с лица Дрейка, и, предугадав, что ему потребуется средство для укрепления душевных сил, он выбирается из-за письменного стола и делает несколько не совсем уверенных шагов в сторону передвижного бара.
- Чего же вы ждете? Хотите, чтобы я получил разрыв сердца? спрашивает меня Дрейк довольно спокойным голосом, беря в руку бутылку "Баллантайна". - Говорите, черт возьми!
- Я бы предпочел, чтобы вы послушали их, - отвечаю я и, достав из кармана пресловутый аппарат, включаю магнитофон.
Запись, конечно, далеко не образцовая и не очень громкая, но это не мешает Дрейку по достоинству оценить смысл реплик, которыми обмениваются между собой Ларкин и Мортон. Причем смысл этих реплик настолько поглощает его внимание, что он даже забывает налить себе традиционную дозу виски. А это можно считать случаем уникальным.
- Чертов янки, - бормочет он вполголоса, когда запись кончается. - Он мне за все заплатит...
- Под конец Мортон еще раз обозвал вас старым дураком, - уточняю я, чтобы подлить масла в огонь. - Но Ларкин возразил ему и сказал, что вы не дурак, а мошенник и подлец.
- Бросьте вы эти художественные детали, Питер! - прерывает меня Дрейк. - Могу заверить вас, что мне не требуется допинг.
Он наливает себе двойную дозу виски и небрежным жестом предлагает мне последовать его примеру. Сделав два больших глотка, Дрейк поворачивается ко мне.
