Джерард Келли - Тайна Шерлока Холмса
— Как, во имя всего святого, вам это стало известно? — поразился Лестрейд.
— Это догадка, в истинности которой я не был абсолютно уверен. Дело в том, что, судя по размерам шерстяной одежонки, что вязала Алиса, та как раз предназначалась для новорождённого. Кроме того, среди останков, чуть ниже того места, где некогда находились рёбра, я обнаружил плотную горку мелкого пепла. Надо полагать, это всё, что осталось от эмбриона.
— Боже всемогущий, — пробормотал я. Немного помолчав, я добавил: — Скорее всего, у Марлоу был ключ от комнаты. Ведь когда миссис Беннетт попыталась открыть дверь, она оказалась заперта.
— Я был бы крайне удивлён, если бы у него такого ключа не оказалось, — ответил Холмс. — Алиса и сэр Джеймс достаточно долго состояли в любовной связи, поэтому наличие дубликата ключа у Марлоу представляется вполне естественным.
— Что же я скажу миссис Марлоу? — принялся сокрушаться Лестрейд. — Новость о том, что муж покончил с собой, — уже сама по себе страшный удар, а если ещё рассказать, что он прелюбодей и убийца… Боже, что же мне делать!..
— Имело место двойное убийство, — поправил я, — он погубил своего нерождённого ребёнка.
— Вы правы, доктор, — с несчастным видом кивнул Лестрейд.
Немного подумав, Холмс изрёк:
— В данном случае, мне кажется, говорить правду нет смысла. Ни жена сэра Джеймса, ни родные не должны страдать из-за его грехов. — Мой друг протянул Лестрейду револьвер начальника полиции: — Я успел спрятать оружие до того, как пропажу заметили зеваки и прибыли констебли. О том, что Марлоу покончил с собой, знаем лишь мы четверо. Мы можем сказать, что он был на тайной операции, действовал под прикрытием и погиб от руки неизвестного убийцы. Это объяснит всё, в том числе и его бедняцкий наряд.
Лестрейд с благоговением уставился на моего друга.
— Блестящая мысль, мистер Холмс, — прошептал он. — Если мы изложим вашу версию, я буду по гроб жизни у вас в долгу. — Инспектор с вопросительным видом повернулся ко мне.
— Почему бы и нет? — пожал плечами я. — Холмс совершенно прав. К чему напрасно заставлять страдать невинных?
— Мисс Кокс? — обратился Лестрейд к девушке.
— Я согласна и обо всём буду молчать, — кивнула та.
— Вот и договорились, — подвёл итог Холмс. — Остальные пусть считают, что Алиса Мёрфи пала жертвой самовозгорания. — Повернувшись ко мне, он добавил: — Похоже. Уотсон, мне вряд ли удастся написать статью, о которой я вам говорил.
— Скажем так, Холмс, вам с ней придётся обождать, — ответил я.
— Кстати, инспектор, — вскинулся мой друг, — не забудьте обыскать карманы сэра Джеймса и забрать у него ключ от комнаты Алисы.
Лестрейд с огромным облегчением бросился исполнять приказание знаменитого детектива. Выглядел инспектор как человек, у которого гора свалилась с плеч.
— Спасибо! Спасибо вам! Огромное спасибо! — повторял он, пожимая нам всем руки.
Мы проводили мисс Кокс до дома, и Холмс сердечно поблагодарил её за ту роль, что она сыграла в разоблачении преступника.
Когда мы уже держали путь на Бейкер-стрит, я признался Холмсу:
— Знаете, старина, мне не даёт покоя одна деталь.
— Какая же?
— Миссис Беннетт утверждала, что Шеймус говорит с ирландским акцентом, а сэр Джеймс — чистокровный англичанин.
— Ирландский акцент очень просто имитировать, — улыбнулся Холмс, — это под силу даже мне.
И мой друг заговорил с ирландским акцентом, да так убедительно, что я не смог сдержать смеха. Веселье помогло нам отвлечься от недавних мрачных событий, свидетелями которых мы стали.
ПОСТСКРИПТУМ
Холмс всё же написал статью, озаглавленную «Catacausis ebriosus», но так её и не опубликовал. Рукопись до сих пор лежит у меня в сейфе.
Возвращение блудного сына
Подавляющее большинство читателей моих рассказов о приключениях Шерлока Холмса даже не подозревают, что я часто меняю имена героев. Делаю я это, как правило, из соображений конфиденциальности. В нижеследующей истории я решил отступить от своей привычки, и герои здесь носят свои настоящие фамилии. Все участники описываемых событий, имевших место много лет назад, дали мне письменное разрешение использовать их подлинные имена, и в связи с этим мне хотелось бы в первую очередь выразить им свою искреннюю признательность.
Причина, в силу которой я решил отказаться от обычных правил, станет вам ясна, как только вы узнаете подробности этого увлекательного дела. Хотя события, о которых пойдёт речь, произошли в 1881 году, я помню их столь же ясно, будто это было только вчера. Я как раз недавно переехал на Бейкер-стрит в дом 221-b, где свёл знакомство с Холмсом. В тот вечер я с увлечением читал статью «Новая хирургическая техника для ампутаций конечностей», а Холмс трудился над монографией «К вопросу о датировке рукописей». В нашем районе Лондона — и на Бейкер-стрит в частности — обычно царят гам и суматоха, но в тот вечер всё было относительно тихо, что объяснялось, во-первых, холодной погодой, а во-вторых, поздним часом — дело шло к девяти. Сами можете представить, сколь удивлены и раздосадованы мы были, когда услышали, как в дверь с улицы кто-то позвонил, а потом с лестницы донеслись шаги.
— Я так и знал, что мне не дадут спокойно поработать, — пробормотал Холмс.
Я тяжело вздохнул и тоже отложил журнал. Через несколько мгновений появилась миссис Хадсон, которая, извинившись за беспокойство в столь неурочное время, представила нам посетителя — мистера Джастина Клируотера. И тут же, будто в укор припозднившемуся гостю, часы на каминной полке пробили девять. Издалека им эхом ответил Биг-Бен.
— Далеко же вы забрались от дома, мистер Клируотер, — заметил Холмс.
Молодой человек попросил:
— Зовите меня просто Джастином, — и с изумлением глянул на Холмса: — Вы правы, мой дом очень далеко. Если быть точным, на другом конце земного шара — в Австралии. Но откуда вам это стало известно?
— Вы говорите с лёгким, но всё-таки заметным акцентом, — пояснил знаменитый детектив. — Кроме того, когда у нас зима, у вас лето. Это объясняет ваш загар.
— Всё верно, мистер Холмс, — улыбнулся паренёк. — Я из Брисбена. Чтобы добраться до Англии, я нанялся на корабль матросом.
Холмс приподнял бровь, но ничего не сказал. Клируотер отличался мощным телосложением и квадратным подбородком. Его голову украшали вьющиеся каштановые волосы, а кожа под слоем загара казалась чуть красноватой. Судя по наряду, молодой человек не врал: одежда на нём была изношенной и залатанной. В руках он сжимал форменную фуражку, которая, как мне показалось, была слегка изъедена молью. Картину довершали зелёные глаза и гладко выбритые щёки. По моим прикидкам, гостю было около двадцати пяти лет.
— В своём роде, — продолжил он, — эта история повторяет библейскую притчу о возвращении блудного сына, пусть и во втором поколении. Я отправился в путь лишь потому, что этого не захотел сделать мой отец.
Холмс с интересом посмотрел на Джастина.
— Вы меня заинтриговали, — признался он и показал юноше на кресло: — Присаживайтесь, пожалуйста, и поведайте нам скорее о своей судьбе.
— Видите ли, мистер Холмс, — опустившись в кресло, промолвил молодой человек, — я приехал в Англию в поисках своих корней, но знаю о них чрезвычайно мало. Мой отец не хотел, чтобы я возвращался на его родину. Пока он был жив, он делал всё возможное, чтобы отговорить меня от этой авантюры. Однако так случилось, что я пошёл в него и унаследовал его характер. Как и мой отец, я на редкость упрям.
— Клируотер — достаточно редкая фамилия, — заметил Холмс. — Думаю, вам не составит труда отыскать своих родственников.
— Если бы всё было так просто, — вздохнул Джастин. — К сожалению, моя здешняя родня носит другую фамилию. Я знаю только настоящее имя отца: Джонатан.
— Ну да, я так и решил, — кивнул мой друг. — Из того, что вы нам рассказали, я уже понял, что ваш отец был не в ладах со своей семьёй и потому, перебравшись в Австралию, сменил фамилию.
— Именно так всё и произошло. Когда отец путешествовал по Австралии в поисках места, где осесть, он нашёл очаровательную долину, именовавшуюся Клируотер, что значит «чистая вода». Дело в том, что там тёк ручей с прозрачной, как слеза младенца, водой. С тех пор, как отец там поселился, он называл себя Джон Клируотер и никогда больше не упоминал своей настоящей фамилии.
— Что стало причиной ссоры с роднёй, в результате которой ваш отец решил уехать в Австралию? — спросил Холмс.
— Эта история стара, как библейское предание о Каине и Авеле, — развёл руками Джастин. — У моего отца был старший брат Уильям, его полная противоположность: высок ростом, хорош собой, прекрасно сложен и обаятелен. Однако при этом он был тщеславен, заносчив, жесток и эгоистичен. В детстве братья просто не ладили, но с возрастом возненавидели друг друга. Мой дед души не чаял в Уильяме, тот был похож на него как две капли воды. Они вместе ездили охотиться с собаками, стреляли оленей, пили эль. К Джону же, моему отцу, дед относился как к чужому. Он считал его маменькиным сынком и размазнёй — всё потому, что отцу нравились изобразительное искусство и музыка, а ещё он не стеснялся восторгаться красотами природы. Отец больше любил наслаждаться пением птиц, чем палить по ним из ружья. Он и впрямь скорее пошёл в мать, чем в отца. Джон был стеснительным, мягким, чутким, умным — и конечно же ужасно упрямым. Братья постоянно ссорились друг с другом, но долгое время им удавалось держаться в рамках. А потом Уильям увёл у Джона девушку. Её звали Люси, и Джон был без ума от неё. Уильям увёл её у брата просто чтобы показать, что подобное ему под силу. В отличие от Джона, он не любил Люси, что и продемонстрировал вскоре, когда порвал с бедняжкой, устав от неё.
