Наталия Левитина - Сорванные цветы
Из соседней комнаты доносились звуки, которые однозначно указывали на происходящий там процесс. «Даже дверь не закрыли, – угрюмо подумал Джим. – Уже не стесняются меня. Если я сейчас войду, они даже не обратят внимания! А ведь получится, можно сказать, группен секс! Я и то стесняюсь ухватить даму за холку в присутствии посторонних».
Из комнаты раздался Орысин вскрик. Джим подпрыгнул и чуть было не сорвался с подоконника: бежать спасать, защищать! Но вовремя опомнился и занял исходное положение. От кого спасать? О, птичка прилетела! Добрая, щедрая Орыся насыпает птицам крошки на архитектурный выступ под окном. Забывая о том, что любимый кот может забыться и протаранить головой стекло – инстинкты все еще бурлят в крови, птицы вызывают желание поохотиться. Джим пригнулся, зад его заходил ходуном, глаза заблестели, уши сдвинулись вперед. Синицы с грохотом выколачивали изо льда вмерзшие крошки. «Дятлы позорные. Стучат. Видно, совсем мозгов нет, раз так головой забивают. Как молотком. У меня уже давно было бы сотрясение мозга, если бы я так долбил клювом». Джим представил себя уцепившимся когтями за край окна, добывающим крошки, с большим клювом и задохнулся от смеха. Веселенькая картинка! Ну все, все, поклевали и проваливайте отсюда. Кыш! Распоясались. Джим постучал по стеклу, отгоняя птиц. Брысь, пернатые. А ты, голубь, куда прешь? Сказано, кормушка закрыта. Перерыв. Санитарный час.
– Леня, мы опоздали! – На кухню влетела уже одетая Орыся. – Джимик, счастье мое, у тебя есть что есть? Я скоро вернусь.
Кот спрыгнул вниз и прижался к Орысиной ноге.
– Солнышко! Я скоро приду, жди.
Жди. Ожидание – его постоянное занятие. Ждать, когда в замке повернется ключ и войдет она – милая, красивая, любимая.
Грандиозное и долгожданное событие февраля заслонило собой и любовные переживания (Олег), и проблемы на работе (поведение Виктора Сергеевича). Этим счастливым событием была зарплата. Стоило пострадать месяц в безденежье, чтобы вручение банальных дензнаков превратилось в чудесный праздник.
Катерина семь раз пересчитала пачку купюр – если перевести в доллары, получалось пятьсот сорок. На эту сумму в Краснотрубинске она полгода ощущала бы себя дочерью нефтяного магната. А в Москве? Катя вздохнула. Соседка учительница, наверное, и ста долларов не получает, а у нее двое детей, больная мать и муж в отпуске без содержания. Нет, Катя сейчас была очень богата.
Сначала необходимо заплатить за электричество и телефон, а то домовладелица устроит ей маленький фейерверк. Потом она обязательно купит газовый баллончик. «Катерина! – закричала Орыся, когда увидела свою подругу на следующий день после нападения. – Какой ужас! Счастье, что ты осталась жива. Почему ты ходишь без пистолета? Я тебе покажу свой газовый». На подругу нападали три раза (один раз сняли полушубок, второй – отобрали сумочку, третий – едва не изнасиловали), прежде чем она решилась купить маленький пистолет. Оружие в кармане делало Орысю уверенной на темной улице, но она не знала, сработает ли оно в нужный момент: как назло, грабители отныне обходили ее стороной и испробовать пистолет было не на ком.
Затем – тряпки. В фирменном бутике она видела прекрасный костюм за четыреста долларов, если порыскать по менее дорогим магазинам, можно найти такой же за миллион рублей. Придется разориться, костюм просто необходим. Еще надо купить две тонкие рубашки – двести пятьдесят – триста тысяч – и четыре килограмма колготок. Счастливая Орыся! Она не знает проблемы колготок – ей их покупает Леонид. Это его хобби. Ориентируется по картинке: если женщина кажется ему достаточно привлекательной, берет сразу упаковку – десять – пятнадцать пар. Такая тенденциозность в выборе чулок иногда оборачивается казусом. Например, шесть пар сетчатых колготок с бабочками (для десятилетнего ребенка) – на обложке была изображена хорошенькая девочка-подросток, и Леонид не смог отказать себе. Или трагические в своем безобразии потуги белорусского кооператива – неформованные, недокрашенные, кривые колготки: на обертке красовалась перефотографированная из «Плейбоя» красотка, она выставила в объектив загорелый персиковый зад, и Леня был сражен. Двадцать пять пар. Можно открывать чулочный магазин, сокрушалась Орыся.
Долг – сто долларов, которые занимала у подруги. Еще надо что-то отправить родителям в Краснотрубинск. Катя взяла листок бумаги, ручку и глубоко задумалась. Пятьсот сорок долларов растворялись в воздухе, превращались в зеленоватый дым, интуиция подсказывала Катерине, что через два дня после зарплаты у нее будет столько же денег, сколько было за два дня до.
Откуда-то тихо и незаметно возник Виктор Сергеевич. Учитывая его громогласность и объемность, такое кошачье появление было сродни трюку Дэвида Копперфильда.
– Кофе есть? – спросил он, оглядывая Катерину. – Сиди, сиди, я сам себе налью.
Осторожно обойдя Катю – словно она была заражена лепрой или вирусом Эбола, – Виктор Сергеевич пробрался к шкафу с кофеваркой.
– Что, зарплату распределяешь? – поинтересовался он, заглядывая в Катин листочек.
Катя покраснела и кивнула.
– Хорошая зарплата.
Катя закивала энергичнее, хотя и подумала, что в ее ситуации были бы уместнее две тысячи долларов, а не пятьсот сорок.
– Вот, – торжествующе объявил Виктор Сергеевич, словно прочитав ее мысли. – А могло бы быть при определенных условиях больше в четыре-пять раз.
Карий взгляд Виктора Сергеевича стал сладким, как капуччино. Катя совсем опустила голову. Виктор Сергеевич разочарованно вздохнул, подцепил овсяное печенье, забрал свою чашку с кофе и уже другим, деловым тоном сказал:
– Сейчас придет Ник Пламенский, композитор. Он будет писать музыку для нашего рекламного ролика. Пусть сразу заходит ко мне.
– Да не возьму я никаких денег, – возмущалась Орыся, отбиваясь от рулончика пятидесятитысячных купюр. – И не приставай! Ничего ты мне не должна!
– Орыся, но как же так! Ведь я у тебя занимала! – обижалась Катя.
– Потому что мы с тобой находимся в разных весовых категориях. То есть на разных ступенях материального благополучия. Для тебя эти деньги – двадцать процентов зарплаты, а в моей жизни они ничего не изменят. Если бы я оказалась в этом огромном враждебном городе одна, без родных, друзей, без поддержки, а ты жила бы на всем готовом, неужели бы ты не помогла мне?
– Я бы помогла тебе, даже если бы и не жила на всем готовом, – честно призналась Катя.
– Вот видишь! И нечего больше спорить.
Прекращению дебатов способствовало появление в кабинете нового лица. Девочки замерли.
Это был высокий парень в элегантном темно-зеленом пальто. На длинных черных волосах таяли снежинки. Взгляд и близко не напоминал ту приторную жижу расплавленного молочного шоколада, которая плескалась в глазах Виктора Терентьева. Глаза парня были холодны и равнодушны.
Катя преодолела замешательство и ринулась навстречу гостю.
– Вы Ник Пламенский?
Парень наклонил голову на треть миллиметра, не спуская с Катерины высокомерного гипнотизирующего взгляда.
– Раздевайтесь, пожалуйста! Вас ждут.
Под темно-зеленым пальто оказался элегантный и дорогой костюм. Начищенные черные туфли из отличной кожи сияли.
– Черный принц, – сказала Катерина, когда дверь за мужчиной закрылась.
– Айрис Мердок, – поддержала ее Орыся.
– Ник Пламенский, – поправила Катюша. – Его зовут Ник Пламенский, он композитор.
– Айрис Мердок, – упрямо повторила Орыся. – У нее есть произведение «Черный принц». Действительно принц и действительно черный.
Подруги переглянулись, набрали в грудь воздуха...
– Губы, какие губы – упрямые, влекущие, наверное, сладкие...
– А волосы! Водопад! Блестят, как черная икра.
– И длинные, почти до середины спины.
– Бесподобные глаза! Продолговатые, карие. Клеопатра!
– Интересно, сколько ему лет? Тридцать?
– Наверное, около. Или двадцать шесть – двадцать семь.
– О-о!
Два сердца взволнованно прыгали, их стук сливался в барабанную дробь. Это волнение было знакомо Катерине. Точно такие же чувства она когда-то испытывала, услышав шаги Олега Кирилловича, поднимающегося на второй этаж, где она, скромная домработница, пылесосила ковер. В Орысиной жизни такие моменты становились все более и более редкими. Она уже познала убедительное количество мужчин, и надо было быть Черным принцем, чтобы заставить ее сердце стучать в такт с сердцем неопытной Катерины.
На столе замигала лампочка вызова. Раздался голос Виктора Сергеевича:
– Катенька, пожалуйста, один кофе. Без сахара, без сливок, без лимона.
Катя рванулась к аппарату.
– Катюша, не теряйся, – подбодрила ее Орыся. – Вылей на него кофе. Это станет блестящим поводом для знакомства.
Виктор Сергеевич привычно обнял Катерину взглядом, но гость даже не оторвался от бумаг, которые изучал. Он только кивнул Катерине, когда она поставила перед ним чашку. Пальцы дрожали от волнения, горячая жидкость едва не выплеснулась на блюдце. Катя неровной походкой направилась к двери, чувствуя на себе теплый, дружеский взгляд шефа.
