Эрл Гарднер - Суд последней надежды
Слушая, как он ведет дела, я был глубоко поражен его знанием человеческой натуры, его быстрой сообразительностью, его способностью сразу же определять слабые места в деле и умением извлекать факты из свидетелей, прерывая поток словоизвержения у самых говорливых и ободряя застенчивых.
Самое глубокое впечатление на меня как на адвоката произвели его решения. Насколько я успел разобраться, все дела были разрешены совершенно правильно.
Подсудимым сразу же становилось ясно, что лгать судье Гиллису практически невозможно. Глядя подсудимому в глаза, он саркастически усмехался, и самая отрепетированная речь превращалась в неясное бормотание. К тому же всегда значительно проще добраться до правды, когда ты не даешь человеку возможности обратиться к подготовленному выступлению.
Мне лично еще не доводилось видеть, чтобы судья так стремительно разбирался во всех хитросплетениях дела. С другой стороны, если адвокатам предоставлять все время, на которое они претендуют, они будут бесконечно тянуть резину. И должен сказать, если бы мне приходилось вести дела по такому плотному расписанию, я предпочел бы, чтобы из всех известных мне юристов страны их слушал бы судья Гиллис.
Эти слова много значат для меня, потому что я всегда считал, что, как правило, судья не должен «брать на себя» весь процесс. Я думаю, что подсудимый имеет право выбрать себе защитника и рассчитывать на достаточное время, которое суд может ему уделить, что у него есть определенные процедурные преимущества в связи с представлением доказательств. Если же при вынесении приговора были нарушены некоторые технические детали, у него есть преимущества, данные ему законом.
Когда я в первый раз увидел, как судья Гиллис распоряжается в зале суда, я был готов отвергнуть эту процедуру. Но в конце первого же часа я уже одобрительно кивал головой.
Впоследствии, разговаривая с ним, я понял, что он считает процесс достижения справедливости слишком сложным и непомерно дорогим. Он хочет добиться того, чтобы справедливость была по карману и бедному, чтобы он чувствовал ее прямо и непосредственно, не оставаясь голым до нитки.
В журнальных статьях, в которых порой упоминался судья Гиллис, его неизменно называли судьей для бедных, и я думаю, что он гордился этой репутацией больше, чем каким-либо профессиональным знаком отличия.
Судья Гиллис достаточно откровенно изложил нам свое мнение о деле Вэнса Харди. С его точки зрения, оно было близко к решению. Он считал, что у Харди вполне достаточно свидетельств, чтобы окончательно выяснить вопрос, был ли судья на месте или нет, когда жюри присяжных вернулось с вердиктом.
При встрече с Сиднеем Шерманом и Дэвидом Мартином Лемойн Снайдер, чьи юридические способности не уступали его знаниям врача, предоставил всю собранную нами информацию в распоряжение этих адвокатов. Мы договорились, что как только появится какая-то новая информация, особенно в вопросе, был ли судья на месте во время вынесения вердикта, мы тут же свяжемся с судьей Гиллисом.
И Том Смит принялся за работу.
Занятие это было, можно сказать, почти безнадежным. Он пытался пойти по следу, которому было двадцать шесть лет. Большинство членов жюри, как и свидетелей, или же покинули этот свет, или же просто исчезли.
Наконец Том узнал о родственниках одного еще здравствующего члена того жюри. От них он узнал, что старик переселился в северную часть штата Мэн, но когда ложатся снега, к нему невозможно добраться до начала лета. А поскольку времени с начала этого дела и так прошло более чем достаточно, были опасения, что ранним летом мы уже можем опоздать.
Боб Рэй, который вел всю документацию и переписку Суда Последней Надежды, первым знакомясь с делами, кратко излагая их содержание, фиксируя и высылая ответы на дюжины писем, приходящих каждый день, был еще и опытным летчиком. Он решил, что если нанять самолет-амфибию, то можно будет сесть на гладь озера недалеко от того места, где живет нужный нам человек, так как источники, впадающие в это озеро, не позволяют ему замерзать.
Это были гонки со временем. Вылетев в Мэн, Боб Рэй взял с собой пилота и местного нотариуса, после чего, покрывая милю за милей над лесистыми заснеженными пространствами, ему удалось, наконец, найти то, пожалуй единственное, озеро в округе, свободное ото льда. Таким образом, они добрались до нашего присяжного заседателя, который отлично помнил то дело и был абсолютно уверен, что вердикт выносился в отсутствии судьи. Получив письменное и заверенное показание от старика, они вернулись к самолету и успели взлететь, когда ледяные закраины стали схватывать берега озера.
Адвокаты Сидней Шерман и Дэвид Мартин тщательно обосновали прошение о новом суде в пользу Вэнса Харди и явились к судье Гиллису.
Можно было только удивляться тщательности, с которой работали эти юристы. Они изучили дело вдоль, поперек и со всех сторон. Работали они без гонорара, заинтересованные лишь в справедливости, потому что искренне считали: Вэнс Харди стал жертвой судебной ошибки. Доказательства в пользу своей точки зрения они подготовили мастерски.
Судья Гиллис выслушал все доводы, прочел заявление и решил, что в силу технических причин Вэнс Харди имеет право предстать перед новым судом. Затем он отступил от привычной процедуры и во всеуслышание заявил, что после нашего с ним разговора он заинтересовался данным делом и что из своих собственных конфиденциальных источников совершенно точно знает, что Луис Ламберт был убит не ради ограбления, а стал жертвой мести в войне бутлегеров, что он серьезно сомневается, знал ли вообще Вэнс Харди что-то об этом убийстве, и посему он должен предстать перед новым судом.
Конечно, новое слушание никак не могло вынести Харди обвинительный приговор, учитывая тот факт, что Бруно Марсел — ключевой свидетель — объявил, что он не только не мог опознать Вэнса Харди, но и готов доказать, что и то опознание был вынужден сделать под давлением и сейчас он готов со всей ответственностью заявить, что Харди — не тот человек, которого он видел на месте преступления.
Словом, обвинение прекратило дело, и Вэнс Харди вышел из зала суда свободным человеком.
Обстоятельства не позволили мне покинуть ранчо в день финального слушания дела под председательством судьи Гиллиса, но я знал, что дело было в надежных руках, что Шерман и Мартин камня на камне от него не оставили и что они не сомневаются в решении судьи Гиллиса. Лемойн Снайдер, который отдал этому делу много месяцев, был тут же рядом, вместе с Томом Смитом и Алексом Грегори, и я поддерживал с ними самую тесную связь. Мы чувствовали, что обстоятельства наконец складываются в нашу пользу и Вэнсу Харди наконец удастся «побег из тюрьмы».
Тем не менее в силу разных достаточно очевидных причин мы не считали возможным делиться нашими надеждами с Глэдис Баррет. Ее столько раз посещала надежда, рассыпаясь затем в пыль, что на этот раз мы просто сказали ей, что сделали все, что было в наших силах.
В день начала суда кто-то прислал ей орхидею и попросил приколоть ее на счастье.
Сразу же по завершении суда, когда Вэнс Харди вышел оттуда свободным человеком, Глэдис Баррет позвонила мне в Калифорнию. Голос ее прерывался и дрожал от слез и восторга. Она попыталась изложить мне то, что происходило, но от счастья не могла найти слов.
В сущности, ей ничего не надо было мне рассказывать. Хватало ее голоса и счастливых рыданий в телефон. Я поздравил ее и сказал, что был уверен в удаче, которая наконец улыбнулась ей, — она выиграла долгую битву за свободу своего брата и теперь-то сможет наконец купить себе новое платье.
Вот теперь она окончательно растерялась.
— Мистер Гарднер, — борясь со слезами, сказала она. — Я приколола орхидею… Вы только представьте себе!… Я была с орхидеей!… В первый раз в жизни я держала ее в руках.
Она вполне заслужила ее.
9
Не стоит думать, что все дела, которыми мы занимались, заканчивались нашими триумфальными победами и демонстративным оправданием невиновных.
Мы сталкивались с большим количеством дел, в которых, и мы были в этом убеждены, пострадал невинный человек, отправившийся в тюрьму, но сплошь и рядом у нас не было возможности доказать свою точку зрения. Другими словами, нам не удавалось раздобыть дополнительные доказательства к тем, что были предъявлены во время первого слушания.
Каждому юристу известна аксиома, что невозможно доказывать отрицательное утверждение. И если нам не доводилось найти новых положительных доказательств, нам приходилось иметь дело с ложными заявлениями или неправильными истолкованиями, которые принимались в качестве доказательств, и мы были не в состоянии что-либо сделать.
С другой стороны, было много таких случаев, когда предварительное расследование приносило многообещающие результаты, и мы начинали «копать» факты с неутомимостью фокстерьера, который разрывает лисью нору, — только для того, чтобы выяснить, что факты по делу были представлены нам в искаженном свете, или же чтобы убедиться в подлинной виновности подсудимого.
