Наталья Андреева - Нагадали мне суженого
До меня наконец дошло, почему жители нашего города бегают на кладбище с рулеткой! А говорят, это я сумасшедшая!
– Поскольку некоторые умерли очень давно, – продолжала просвещать меня мама, – то справку о смерти надо искать в архиве. Вот они и расширили штат в загсе. Туда теперь народ валит за разъяснениями.
– А если не приватизировать кладбище, что, могилы родственников с землей сровняют?
– Я не знаю. Наверняка продлят сроки. У нас всегда так делают. Сначала озадачивают так, что никто не успевает, а потом принимают решение продлить до последнего покойника.
– Что за бред!
– Да почему бред?! Это наш новый закон! Ты же не хочешь похоронить меня на новом кладбище! Туда далеко ходить! – закричала мама.
– Кому? Тебе? Ты, когда умрешь, будешь спокойно лежать, а уж я побегаю, так и быть.
– Я не хочу создавать тебе проблем! Я вообще не собиралась об этом говорить! Просто к слову пришлось! Я уже почти все сделала! Собрала все необходимые документы! И лишнего приписала, чтобы и тебе досталось! Тебе много-то и не надо, ты ведь худенькая, пару метров хватит, которые я незаконно прирезала.
– А если они сделают аэрофотосъемку?
– Не поняла?
– Аэрофотосъемку кладбища. И всех вас, мошенников, разоблачат. Представь себе: ты прирезала пару метров, еще кто-то прирезал…
– Да все! Все это сделали, потому что так посоветовали в загсе! Берите, мол, больше, а то потом не достанется.
– Чего не достанется? Кладбища? Ну, построят колумбарий.
– Ты с ума сошла?! Меня – в крематорий?! Родную мать!
– Дурдом какой-то! Прости, мне надо это переварить. И вообще, у меня проблемы.
Мама надулась и ушла. Что касается меня, то я по инерции кинулась звонить Аксенкину. Если бы он не ответил, я бы не стала перезванивать, клянусь. Не очень-то мне нужны эти олигархи. Но он ответил.
– Это Анфиса, – представилась я. – То есть Аня.
– То-то мне всю ночь тараканы снились, – буркнул он. – Ну, говори, а то я что-то заскучал.
– Меня опять шантажируют.
– Видать, это твоя карма, – задумчиво произнес Аксенкин. – И кого ты на этот раз хочешь спасти? Дирижера народного хора?
– Нет, с народным хором все в порядке.
– Ну, слава богу. А то я, признаться, заволновался. Ничего не могу поделать – люблю искусство, – сказал он насмешливо.
– Как ты знаешь, я собираюсь замуж. – Мы перешли на «ты», и я этого не забыла.
– Да уж знаю, – хмыкнул он.
– Но жить нам негде, поэтому мы встречаемся урывками. А горожане решили, что я дурная женщина. Стыдно сказать, как они меня называют.
– Шлюхой, что ли? – Обожаю его манеру называть вещи своими именами! – А чего ты, Анька, хотела: он к тебе по четыре раза в день бегает! Всем же завидно.
Вчера еще было три! А реально два! Что, интересно, скажут завтра?!
– Вот уж не думал, что ты такая горячая штучка! Если бы вы жили вместе, никто бы не знал, сколько раз в день вы трахаетесь. А так вы демонстрируете нам свое презрение. Буйство половых гормонов. У всех такое чувство, будто их обделили.
– Ты сказал «мы»?! Тебе что, тоже завидно?!
– У меня-то с этим все в порядке. Плевал я на мораль. Мне даже приятно, что теперь кого-то ненавидят больше, чем меня. Но, если тебе приспичило, покупай, Анька, квартиру.
– В том-то и дело, что не могу! Меня шантажирует бывший муж. То есть официально он все еще мой муж. А мне до зарезу нужен развод, раз я квартиру собралась покупать. Так вот за то, чтобы посидеть в очереди в загсе, мой муж требует с меня десять тысяч долларов! Я знаю, что надо торговаться, и на этот раз торговалась! Но он сказал, что имел в виду именно десять тысяч, а вовсе не пять! И что мне делать?
– Постой, в какой очереди? Насколько я знаю, на нашем загсе всегда висит амбарный замок. Я, может, потому и не женат. Пару раз едва ускребся. Побежал по пьяни расписываться, но тут на моем пути встала сама судьба. Облом, говорю, дорогая. А наутро: в одну реку, милая, нельзя войти дважды. Так и остался в холостяках.
– Так было, пока все не ринулись приватизировать кладбище.
– Куда?!
– После Нового года хоронить бесплатно никого не будут.
– О как! – развеселился Аксенкин. – А за деньги?
– Не все же такие богатые, как ты!
– И кто это придумал?
– Я не знаю. Конкретную фамилию назвать не могу. Автор есть у шедевра, а глупость – творение коллективное. Государство подумало, что нашим пенсионерам скучно живется, и решило в очередной раз их развлечь. Это самая удачная шутка после дачной амнистии, согласись.
– Вот у кого-то голова варит! Заработать на покойниках, которые уж полвека как в могиле! Нет, каков масштаб? «Мертвые души» отдыхают! Это я Гоголя имею в виду.
– Я поняла. Так что мне-то делать?
– Если честно, мне до фонаря. Сеньке скажи, он этим займется.
– Но у него нет денег!
– У него есть нечто большее, чем деньги, – власть.
– Нил, я не хочу впутывать в это Арсения. – Я впервые в жизни назвала Аксенкина по имени, и, черт возьми, мне понравилось!
– Все-таки ты снималась в порнухе, – уверенно сказал он. – Я так и знал. Дай мне ее, а?
– Что дать?
– Эту киношку.
– Там нет для тебя ничего нового.
– Откуда ты знаешь? А я тебе за это дам денег.
– Я вижу, Нил, тебе скучно. Не хочешь помочь – не надо.
– Кто сказал, что не хочу?
– Я согласна поужинать с тобой.
– О как! – Он расхохотался. Смеялся он долго. А потом сказал: – Ты нечто. Да знаешь ли ты, девочка, сколько таких желающих? Даже твои ноги не есть нечто уникальное, хотя посмотреть на них стоит. Но дело в том, что я их уже видел. А что у тебя есть еще?
– Я знаю, кто убил Зиму.
– Кто? – Он явно заинтересовался.
– Я его почти уже нашла.
– А картину?
– Я близко.
– Вот когда принесешь мне ее…
– А пока что я должна делать?
– Подыскивай квартирку. Как, говоришь, зовут твоего бывшего? – спросил он как бы между прочим.
– Ярополк. Он страховой агент.
– Этот придурок в детской панамке был твоим мужем?! – расхохотался Аксенкин.
– Он никогда не носил панамку, – неожиданно обиделась я. – Ты перепутал. То, что ты принял за панамку, на самом деле было шляпой.
– А то, что я принял за короткие штанишки, на самом деле брюки. Но это не меняет сути: он придурок.
– Между прочим, у него отдельная квартира.
– Я и не знал, что ты корыстная. Ну а за Сеньку ты почему выходишь? У него нет квартиры.
– Мне скоро стукнет тридцать.
– Старуха! – присвистнул Нил.
– Арсений меня любит, – неожиданно серьезно сказала я.
– Аргумент, – насмешливо ответил Аксенкин. – Сенька Ладушкин хотя бы не придурок. Он просто дурак.
– А ты умный! Мане от Моне не можешь отличить, а настоящую живопись от мазни!
– Вот сейчас ты меня обидела. Разбирайся со своими мужиками сама! – Он явно собрался бросить трубку.
– Нил, погоди! – взмолилась я. – Прости. У меня нет друзей, кроме тебя. Еще Капка, но она мне сейчас не поможет. Мне нужен друг-мужчина. Ты же знаешь Сеню: он его прибьет. Моего бывшего. И сядет. Или полетит с должности.
– Значит, ты признаешь, что Ладушкин… э-э-э…
– Туповат, – подсказала я.
– А если я ему передам твои слова?
– Он не поверит. Потому что он к тебе… э-э-э… не очень хорошо относится. Он и тебе морду набьет.
– Это дудки!
– Ты местная мафия, – слегка подольстилась я. – Из мафии-то уволить нельзя. Просто поговори с Ярополком. Пригрози. Может, и без денег обойдется.
– Ладно, уговорила, – нехотя согласился Аксенкин. – Как только найду время – забегу к нему. Но не обещаю, что это будет завтра.
– Ой, спасибо тебе, Нилушка! – залебезила я. – Ты настоящий друг!
– За тобой должок. Если мне вдруг станет скучно и я устану от женской глупости – пришлю тебе платье.
– И туфли, – напомнила я.
– Лучше сапоги. Бывай. – Я сразу поняла намек: если это и случится, то не раньше зимы. «На меня, девочка, очередь».
Расстались мы мирно. Сказать честно, я позвонила Аксенкину просто потому, что мне нравилось, как он решает проблемы. По-купечески лихо, нахраписто, с матерком. Я не сомневалась, что Нил заглянет в страховую компанию, раз уж он спросил адрес. Он решает проблемы по-мужски, что в наше время, согласитесь, редкость. Мой бывший просто баба. Без моего совета Полкаша сделал только одно: купил машину в кредит и вскоре ее расколошматил, как я и предрекала. И, видимо, я соскучилась. Мне вдруг захотелось, чтобы бабой назвали меня. И дурой. Сиди, мол, дура-баба и не высовывайся, я все сделаю сам.
Воинствующая Эрато (продолжение)
А пока дура-баба вынуждена была в гордом одиночестве идти к поэту Лебёдушкину раскручивать его на признание в убийстве. Потому что мне позвонил Сеня и сказал, что брошенные в почтовый ящик повестки Терентий Ильич игнорирует. И вообще он сказался больным.
Делать нечего: я взяла эту нелегкую миссию на себя. Беседовать с Лебёдушкиным еще неприятнее, чем с Колено, хотя поэт на взгляд любой женщины очень даже интересный мужчина. Почти такой же интересный, как кремовый торт. Он огромного роста, причем не толстый, и выглядит намного моложе своих лет. Лицо у него гладкое, щеки розовые, губы пухлые, как у купидона, а чтобы смотреться интеллигентнее, Терентий Ильич отрастил бородку, и, по слухам, к нему на дом раз в неделю ходит лучший в городе парикмахер. В общем, поэт выглядит как поэт. Но разговаривать он может только о себе и своей поэзии. Все остальные темы ему не интересны. Любой разговор Терентий Ильич сворачивает сначала к литературе, а потом конкретно к себе. Кончается тем, что Лебёдушкин начинает читать стихи, и после этого смело можно тушить свет и ложиться почивать. Что бы вы ему ни сказали, он тут же перебивает:
