Мария Брикер - Шарф Айседоры
– Сюрприз! – радостно воскликнул Трофимов. – Мамуля, познакомься – это Инна, моя невеста, – счастливо доложил Веня и поцеловал остолбеневшую мамулю в щеку.
– Здравствуйте, Валентина Семеновна! – мягко улыбнулась Инна, протянула цветы и презент.
– Сюрприз удался, – откашлялась Валентина Семеновна, неохотно взяла подарки и криво улыбнулась: – У меня для тебя тоже сюрприз, Веня.
– Какой? – прикинулся идиотом Трофимов.
– Скоро узнаешь, – Валентина Семеновна неуверенно потопталась на месте. – Все уже приехали, только вас ждем. Проходите, Инна, чувствуйте себя, как в гостях, – выдала Валентина Семеновна. – А ты, Веня, поди там… В кухне… цветы полей. В смысле, прибор для Инны захвати, – сказала она чуть слышно, выразительно посмотрела на Трофимова и уплыла в комнату.
– Кажется, твоя мама деморализована полностью, – шепнула ему на ухо Инна.
– А не фига было! Ее никто не просил, – буркнул Веня, хотя в душе чувствовал дискомфорт. Даже интересно стало, кого она там ему припасла в качестве невесты. Дай бог, не дочурку своей начальницы. С другой стороны, ну какого хрена, правда! Что за каменный век!
Трофимов помог Инне снять шубку, проводил в комнату. Стол ломился от еды, мамуля, как всегда, постаралась. Все гости уже были в сборе, Веня по очереди познакомил Инну с двоюродной сестрой, ее мужем и малявкой племянницей, брата отца, его женой и…
– Оксана, – представилось из-за стола нечто большое, черноглазое, розовощекое, в белой блузе с рюшами, с халой на голове и в крупнокалиберных янтарных серьгах.
– Оксана, моя хорошая знакомая, – объяснила мамуля. – Мы с ней когда-то работали вместе. – А это мой Венечка, – представила Трофимова мама, потому что сам он онемел и невежливо пялился на Оксану с глупым выражением лица.
– Хорош, – причмокнула губами Оксана и положила себе горку салатику.
– Здрасьте, – очнулся Трофимов и расплылся в щедрой улыбке: от его чувства стыда не осталось следа. Ни хрена себе сюрпризец ему мамуля приготовила! И вот на этом вот чудо-юде мамуля собиралась его поженить? Какое счастье, что он пришел с Инной. Впрочем, Оксана, похоже, не особенно расстроилась, что будущий жених явился с дамой, гораздо больше Вени ее занимали пирожки, закуски и разносолы. Трофимов помог Инне разместиться за столом и ломанулся в кухню за приборами.
– Эльза? – ошарашенно замер он в дверях.
– Меня мама твоя пригласила, – тихо сказала она, затушила сигарету в пепельнице и склонила голову набок, разглядывая его чуть насмешливо. Она всегда любила так смотреть – оценивающе. Эльза поднялась, подошла к окну и отодвинула занавеску. На ней было закрытое темно-серое платье, черные волосы скучены и сколоты двумя китайскими палочками на макушке, в ушках две жемчужины, такие же по цвету, как ее глаза, дымчато-серые. Ничего особенного в ней не было! Ничего!
– Зачем ты приехала? – резко сказал Трофимов.
– Я же объяснила…
– Я спрашиваю, за каким хреном ты приехала?
– Потому что люблю тебя! – Эльза обернулась. О да, она умела смотреть так, что становилось жарко.
– Неужели? Я думал, ты любишь своего банкира. Ладно, пойдем к столу. И уймись уже, твои штучки на меня больше не действуют.
– Дурак, какой же ты дурак, – Эльза вновь села на табуретку и, закинув ногу на ногу, закурила.
– Вень, ну скоро ты? – вошла в кухню Инна, увидела Эльзу и попятилась.
– Он уже идет, девушка, – усмехнулась Эльза. Инна растерянно кивнула и молча вышла. Трофимов взял тарелку и приборы и тоже вышел. Голова у него кружилась, ноги казались ватными. В голове стучало: «Дурак, какой же ты дурак». Она изменила ему с банкиром, а он, значит, дурак? Потом прибежала, в ноги кинулась, говорила – когда-нибудь ты поймешь. Что тут понимать? Что?
Инна сидела за столом и пыталась делать вид, что ей весело и ничего не случилось. Оживленно беседовала с Оксаной о превратностях профессии кадрового менеджмента. Оказалось, что хорошая знакомая маман тоже кадровик. Эльза и не подумала убираться вон, порхала из кухни в комнату, помогала маме, раскладывала по тарелкам холодец и заливное. Наконец все угомонились, расселись за столом, наполнили бокалы, чтобы проводить старый год.
Раздался звонок в дверь.
Маман пожала плечами мама, ушла в прихожую, через минуту вернулась и уселась за стол со странным выражением лица.
– Вень, пришла девушка, которая говорит, что она – твоя невеста, – мило улыбнулась она. – Иди встречай гостью и принеси еще один прибор.
Трофимов неуверенно поднялся из-за стола и медленно сел обратно. В комнату вошла Тамара Лисицына и, покачивая коробкой с тортом, сказала всем привет.
– Мент поганый, – тихо сказала Инна. Трофимов открыл рот, чтобы как-то оправдаться, но не смог произнести не слова: ничего подобного от интеллигентной Инны он не ожидал, но почему-то отчетливо понял, что именно сейчас Инна – настоящая.
ГЛАВА 5. ВЕЧЕР СВЯТОГО СИЛЬВЕСТРА
Завтрак они пропустили, обед тоже. За окнами стемнело…
Иван Аркадьевич выполз из кровати, нетвердой походкой сходил в гостиную и притащил бутылку шампанского, два бокала и миску свежей клубники.
– Лен, а ты в курсе, что сегодня Новый год? – хрипло спросил режиссер.
– Ты уверен? – лениво поинтересовалась Зотова, сунула клубничину в рот и попыталась придать прическе нормальный вид: кудри все еще приятно пружинились, но встали на голове «домом», ночнушка на груди порвалась, а шея и губы горели от недавних прикосновений страсти.
– Не уверен, но на моих часах светится дата – 31 декабря. Время – 20 часов 35 минут.
– С ума сойти, – искренне удивилась Елена Петровна. – Собираешься Новый год здесь, в постели, встречать?
– Я собираюсь проводить в постели старый год. Но, если хочешь, можем остаться здесь до следующего года, – предложил Варламов и с надеждой на нее посмотрел.
– Вот уж дудки! У меня потрясающее вечернее платье в шкафу висит и ждет своего часа, – решила повредничать Елена Петровна. Варламов откупорил бутылку и разлил шампанское. Она взяла бокал и, чокнувшись с бокалом Ивана Аркадьевича, выпила шампанское до дна.
– Тогда приводи себя в порядок и пошли, – вздохнул Иван Аркадьевич, потягивая шампанское. – Сегодня в ресторане по случаю вечера Святого Сильвестра, так в Австрии называется вечер перед Новым годом, нас ждет грандиозный гала-ужин и фейерверк на улице.
– Страшно представить, что это будет за ужин! – закатила глаза Елена Петровна: если бы она только знала, насколько окажется права.
Зотова бодро вылезла из кровати и поплыла в душ.
– Лен, – окликнул ее режиссер. – Мне надо тебе кое в чем признаться.
– Потом, Вань, потом, – кокетливо сказала Елена Петровна, прикрыла дверь в ванную, привалилась к ней спиной и счастливо улыбнулась. Невероятно, она забыла позвонить Трофимову! Ее, конечно, мучила некоторая неопределенность – удалось ли задержать Минасяна и прищучить хитрого доктора Шахова, но не настолько, чтобы звонить Вене в канун Нового года. Поэтому Елена Петровна решила расслабиться и залезла в душ, напевая песню «По дону гуляет».
– По Дону гуля-я-я-ет! По Дону гуля-я-я-ет! По До-о-о-ну гуляет казак молодой! – заливалась соловьем Елена Петровна, намыливая «дом» на голове. Душа ее трепетала от волнения. Вскоре Варламов должен ей признаться в чем-то. Неужели в любви? Батюшки святы! Замуж он ее звал, а о чувствах своих никогда не говорил. Возможно, поэтому она до сих пор так и не ответила согласием на его предложение. Сегодня ответит, сегодня она скажет ему да, решила Елена Петровна – глаза заслезились. – О чем, дева, плачешь, о чем, дева, плачешь? О чем, дева, плачешь, о чем слезы льешь? А как мне не плакать, а как мне не плакать, а как мне не плакать, если такой шипучий шампунь! Собака, – выругалась Зотова, промыла глаза и выключила воду. Последний куплет она решила не допевать, звучал он не слишком оптимистично.
После душа она почувствовала себя бодрее, уложила волосы, сделала макияж. Переодевалась в гостиной, облачилась в шелка и бархат, надела туфли и покрутилась у зеркала.
– Я красавица, красавица необнакновенная, – прошептала Елена Петровна и направилась в спальню, чтобы сразить своей неземной красотой жениха. В спальне горел приглушенный свет, Варламов лежал на постели, раскинув руки и ноги в стороны, и не подавал признаков жизни.
– Ваня, – позвала она. Варламов не реагировал. – Вань? – испугалась Елена Петровна, заглянула режиссеру в лицо и потрясла его за плечо. Иван Аркадьевич издал свистящий стон и причмокнул губами, но остался лежать в той же позе и глаз не открыл. – Ты моя радость, умаялся, бедненький, – ласково прошептала Елена Петровна и добавила строго: – Больше не будешь по ночам шляться! – Иван Аркадьевич снова причмокнул губами и громко захрапел.
Она заботливо укрыла бесчувственное тело гения кинематографа одеялком, прошествовала в гостиную, уселась на диван, включила телевизор.
