Лариса Соболева - Коварство без любви
– И все же я действительно не понимаю, – сказала с убийственным спокойствием Волгина, – почему, спустя много лет, вас, как вы говорите, подставили? За что?
– За что?! За что?! – простонала Мария Федоровна, раскачиваясь. – Если б я знала – за что! Сначала надо выяснить, кто это сделал, тогда отвечу – за что!
– Я слышала, – осталась равнодушной к стенаниям Волгина, – что у вас в театре модно подписывать письма в газету против коллег, петиции на радио, списки на сокращения. Лично вы ставили подписи на этих бумагах?
– Ставила! – с вызовом ответила Рубан. – А что мне прикажете делать? Корчить из себя борца за справедливость? А потом из-за этого конфликтовать с директором и негодяем Юликом? Когда моего мужа и меня клевали, о справедливости не шло речи! Да, я делала то, что от меня требовали. Какое мне дело до всех этих людей? Они не пожалели ни меня, ни мужа, ославили на весь город! Почему я должна их жалеть?
– А конкретно, какие фамилии фигурировали в списках, под которыми вы ставили подпись?
– Господи, я так сразу и не вспомню... У нас такая текучесть кадров...
– Значит, людей, которых вы помогли уволить, было много?
Мария Федоровна вдруг затаила дыхание, глядя на следователя с наивным удивлением. Наверняка припоминала тех, кого она подставила под увольнение. Видимо, таких действительно было много, и среди них любой мог теперь подставить ее. Рубан ссутулилась, опустив голову, а Волгина жестко сказала:
– Знаете, я могу сейчас задержать вас по подозрению... (Рубан жалобно всхлипнула.) Но не стану этого делать. Вы дадите расписку о невыезде, поедете домой, хорошо подумаете, припомните всех, против кого подписывались, а завтра привезете этот список мне. Хорошо? (Мария Федоровна согласно закивала.) Вот и ладненько. А теперь, будьте добры, подождите в коридоре.
Вышла она, шатаясь, чуть ли не падая. Степа налетел на Волгину:
– Какая цель у тебя? Чего ты мучила тетку?
– Остынь, Степа, – мило улыбнулась Оксана. – Я, правда, склоняюсь ее задержать денька на три.
– Ты офонарела? Это же не она послала бандероли!
– Ну и что? Ты слышал ее? Эгоцентризм чистой воды и уязвленное самолюбие. Она же мстила коллегам, не удивительно, что кто-то ее подставил. Так вот, с утра общаясь с сотрудниками театра, я хорошо уяснила: они и создали бедлам в своем храме, в результате чего мы имеем четыре трупа.
– Это к делу не подошьешь! – возразил Степа. – Представляешь эту тетку на нарах в КПЗ? Она же чокнется. И потом, у тебя нет оснований засадить ее даже на три дня.
– Есть! – рявкнула Оксана. – О твоей почтовой работнице пока никто не знает, а обратный адрес, адрес Рубан, у нас есть!
– Ну ты даешь! – заходил он по кабинету. – Помнится, кто-то меня предостерегал: «надо осторожно с людьми, репутацию нельзя подмочить»...
– С людьми, Степа, – подняла указательный палец вверх Оксана. – А не с моральными уродами, прикрытыми отутюженными шмотками и имеющими пристойный вид. Подумай, что для нас важнее, репутация обозлившейся артистки или еще чья-та жизнь? Рубан попадет на нары, это окрылит настоящего преступника... или преступницу...
– ...и он начнет косить богатый урожай, – съехидничал Степа.
– Зачем так буквально понимать? – вспыхнула Оксана. – Я не хочу получить еще пару трупов на шею, хватит четырех. А мадам, может быть, подумает и сделает полезные для себя выводы. Они там отвоевывают место под крышей методами дикарей, а потом удивляются: кто же это посмел покуситься на их жизнь?
– Я прошу тебя, не сажай ее! – скрипнул зубами Степа. – Это не тот метод, чтобы выявить отравителя. (Оксана задумалась, покусывая авторучку.) Отпусти Рубан, – упрямо стоял на своем Степа. – Разгребем без лишних жертв.
– Ладно, – тяжко вздохнув, сдалась Волгина. – Скажи этой местной диве, пусть катится. Урок, к сожалению, она не получила благодаря тебе, а хотелось бы. Что ж, пойдем другим путем. Смотри, сейчас у нас несколько жертв, я считаю и тех, кого убийца только наметил в жертвы: Ушаковы, Подсолнух, Овчаренко, Башмаковы, Виолин и подставленная Рубан. Галеева опускаем, он случайно испустил дух. Кто-то неспроста именно на эти личности нацелил копья, так? Значит, все же есть нечто, объединяющее их. Первое: род деятельности, они все артисты. А что может быть вторым? Наверняка тоже род деятельности? Безусловно, чем-то они насолили отравителю. Чем?
– Не знаю, пока об этом не думал. Вернее, думал, но не связывал их в одно, кроме Ушаковых и Овчаренко. Эти не связались. А ведь из подозреваемых следует исключить Подсолнуха и Башмаковых.
– О нет! Вот теперь ни за что! – разошлась Волгина, поражая Степу максимализмом. – Твои сведения и мои личные наблюдения категорически против исключения. Слишком они все хитромудрые, на голубом глазу врут, юлят, выкручиваясь, ненавязчиво топят товарищей. А последние события говорят об изобретательности отравителя. Кто-то же подтолкнул его на этот шаг? Кто? Да те, кого мы опрашиваем в качестве свидетелей. Ты сам мне раскрыл атмосферу этого гадюшника! Зато все такие благонравные! С самолюбием! Как будто у других нет этого самолюбия! Если у нас вся культура состоит из подобных личностей, то тогда туши свет, скоро настанет эпоха неандертальцев. Такие люди не могут вызывать у меня не то что уважения, даже терпимости. Повторяю: никого из них не исключу. Чтобы отвести подозрения, отравитель мог и себе прислать... кажется, я тебе уже об этом говорила. Степа, а не могла ли отправить бандероли Нонна Башмакова? Она моложе Рубан.
– Пока мы не выяснили, был ли у Башмаковых мотив, подозревать... нехорошо.
– Знаешь, у тебя развита патологическая порядочность. Ух, я бы сейчас их всех пересажала, а потом уж разбиралась, кто подсыпал яд. Ладно, Степа, иди к своей престарелой Барби, а то еще в обморок грохнется. И вот еще что... Поезжай в театр, попроси полный список коллектива. Пусть напишут, кто да чем занимается в театре. Ну, там... общественные нагрузки, добровольные общества, принадлежность к партиям, пусть учитывают даже общества охраны кроликов.
Когда Степа провожал актрису Рубан до такси, подумал о Волгиной: «Ну и стерва! Стопроцентная!»
4
Швец приплелся домой, дверь ему открыла жена. Она была старше Юлиана на шесть лет, маленькая, худенькая, с приторно-сладким голосом, похожая на милую обезьянку. Если б не способность Раечки нянчиться с мужем с рабским терпением, он бы давно сбежал от законной половины. И от нее Юлик устал. Но без нее нельзя.
Она тоже окончила театральное училище и, как все актрисы, мечтала о карьере героини в театре. Да, эта обезьянка с жидкими волосенками, маленькими и невыразительными глазенками, сутулая и занудливая, жаждала играть роли красавиц и роковых женщин. Но куда с таким ростом, личиком и голосом, который не слышен уже в первом ряду! Раечка казалась слабенькой и в первый момент знакомства вызывала жалость. Однако это был плотоядный зверек, свой кусок мог отгрызть с живостью крокодила. Собственно, она и учила Юлика, как надо вести себя и что предпринимать, без нее он просто-напросто был бы беспомощен. Потому и не бросал надоевшую до смерти жену. Раечка была генератором идей, а воплотитель ее идей он, Юлик.
На связь с Эрой Лукьяновной Рая давно закрыла глаза. Почему? А выгодно. Когда Эпоха захватила театр, Рая сама советовала мужу обращаться с ней поласковей, ну, там ручку поцеловать, цветочек подарить, комплиментик сказать. Не думала тогда Рая, что этот говнюк еще и в койку к ней залезет. Узнав впервые, что Юлик закрутил любовь со старой перечницей, конечно же, оскорбилась до глубины души, гордо выставила мужа вон. А потом заплатила за квартиру и села на хлеб с салом вместе с дочерью. Дочь не его, от первого мужа, бог не дал детей Юлику, впрочем, он по сему поводу не скорбел. Эра же, старая кляча, одевала Юлика, давала заработную плату, при которой можно не бедствовать, зачем же от этого отказываться? А принципы – удел дураков. Раечка верила, что ее никчемный муж, которого постоянно надо подталкивать в спину, в конце концов займет достойное место. Сделает он это не без ее ценных советов и мудрого направления, потом Юлик вернет жену в театр, вот тогда она всех расставит по полочкам. Нет, с актерской карьерой Рая распрощалась. В театре себя видела режиссером и даже собиралась поступать на режиссерские курсы. Потому и терпела выходки так называемого мужа, запойного алкоголика, циника и ублюдка. Если б еще его старая кляча квартирку выбила трехкомнатную и в центре города, тогда бы Рая поцеловала ее в обвислую задницу. Но квартиру выбить не удавалось, хоть Раечка и напоминала мужу, чтобы активнее наседал на Мессалину, нечего даром трахать ее!
Юлик прошел на крошечную кухню, заглянул в кастрюли.
– Что у тебя с лицом? – спросила Рая, впрочем, без него догадалась и про себя обхохоталась. Распри между мужем и каргой доставляли ей удовольствие.
– Упал, – отговорился он.
Она положила ему на тарелку мяса, вермишели и поставила сок. Юлик повертел стакан с соком, отпил глоток и недовольно отодвинул. Рая смекнула: выпить потянуло чего-нибудь покрепче. О, этого допустить ни в коем случае нельзя. Надо принять экстренное участие в муже, расслабить его, а то зря, что ли, терпит его скотское поведение, известное всему городу?
