Татьяна Степанова - ДНК неземной любви
– Что ваш двоюродный брат?
– Ничего, просто он нас снимал на видеокамеру в Петродворце на фоне фонтанов, я вдруг вспомнила, – Марина Тумак провела рукой по лицу. – Так, детские воспоминания... Мы очень дружили, мы всегда все очень дружили...
– А что она была за человек – Лариса? – спросила Катя. Ей показалось, что надо как-то приблизить разговор к событиям пятилетней давности.
– Очень хороший человек, – Марина ответила односложно.
– Она такая красавица, у нее были приятели-мужчины?
– Нет.
– Вас и тогда об этом спрашивали, Марина, – капитан Белоручка указала на дело. – Вы и тогда отвечали так же категорично. Но что-то не верится... Вам ли, лучшей ее подруге, не знать о ее личной жизни. Не скрывайте, пожалуйста, это очень важно.
– У нее не было никаких приятелей. Отчим... он бы не позволил ей кого-то иметь.
– Белоусов? Он что, был таким строгим отцом?
– Он ей не отец.
– А ее мать... она...
– Вы разговаривали с ней? Допрашивали ее? – спросила Марина.
– Нет.
– А почему? Вы же сказали – дело возобновлено.
– Она сейчас в монастыре. Мы должны установить сначала ее местонахождение.
– Это в Переславле-Залесском, женский Никольский монастырь.
– Вы навещали ее там?
– Я никогда ее не навещала. Она звонила мне. Сама.
– Когда она вам звонила?
– Недавно, дня три назад.
– И что она сказала?
– Мы не разговаривали, она оставила сообщение мне на мобильном.
– Может, она встревожена тем, что случилось на кладбище с могилой Ларисы? – спросила Катя.
Марина Тумак посмотрела на нее. У Кати сложилось впечатление, что вопрос ее прошел мимо... Подруга сейчас думает о чем-то совсем ином.
– Она сука рваная, а не мать.
– Как вы можете так говорить? – Катя была поражена. – Она такое горе пережила, потерю дочери...
– Гадина она, б...!
В кабинете настала мертвая тишина.
– Ладно, к этому мы потом вернемся... – Даже капитан Белоручка растерялась от этой выходки. – Когда вы виделись в последний раз с Ларисой – какой она была, не казалась ли чем-то обеспокоенной, огорченной?
– Нет, если не считать того, что она... фактически ушла из дома.
– Ушла из дома? Но она же жила на даче.
– Ну да, хоть какая-то крыша над головой. Она хотела квартиру снять, а на какие шиши... Я ей сразу предложила переехать ко мне. Я бы и раньше это ей предложила, если бы она мне только сказала. Ведь это же не тогда началось, это уже длилось столько времени... А она... ей стыдно было сказать, ведь она считала, что в семье живет, что он отец ее, она и относилась к нему, как к отцу... он же вырастил ее.
– Вы говорите о Белоусове? – спросила Катя.
– А его-то вы хоть допросили по новой?
– Да, мы его допросили, но...
– Он ее домогался, – сказала Марина. – Там, на даче, она рассказала мне все. Сказала, что он словно с ума сошел. И все это случилось не в один день, а в течение нескольких лет. Но сначала он как-то сдерживался, просто она чувствовала, что его отношение к ней изменилось. А потом... потом он будто спятил... козел вонючий... и она уехала, сбежала в Мирное. Вы про парней спрашивали, да у нее отвращение было ко всему этому именно из-за него, из-за этого скота, папаши... А мне всегда казалось, что Лара... Я ведь любила ее, как свою сестру, даже больше, чем сестру. Мы дружили, понимаете? Я бы жизнь за нее отдала. И мы... если бы вы знали, как мы все жили там, в Малаховке на даче, все же было нормально, как у нормальных людей! И вдруг... все разом лопнуло... пошло к черту...
– Лариса тогда с вами не уехала из Мирного. Почему? – спросила Катя.
– Знаете, как бывает, когда все идет к черту? Все, чем вы жили с самого детства, что ценили и любили? Она не поехала со мной, ко мне. Она хотела остаться одна, ей надо было побыть одной.
– Она любила своих родителей?
– И я любила своих. Я тогда там, в Мирном, поняла – есть такие вещи, такие сферы, где и сестра-подруга не может помочь, даже рядом побыть не может.
– В деле есть показания свидетелей, что в Мирное за несколько дней до убийства кто-то приезжал к Ларисе. У дачи видели темную иномарку.
– Я не знаю.
– Савелий Кадош – это имя вам знакомо?
– Нет, – Марина покачала головой.
– Пожалуйста, припомните... может, вы знали его по прозвищу Скорпион. Вот его фотография, взгляните.
Марина Тумак взяла снимок, распечатанный из Интернета.
– Нет, с этим человеком я никогда не встречалась.
– А Лариса?
– Нет.
«И опять все мимо цели, – подумала Катя, – хотя даже если бы она сказала, что покойная Лариса знала Скорпиона-Кадоша, что бы это дало нам сейчас для расследования?»
Странный ритуал на кладбище с принесением в жертву свиньи...
Провалившаяся могила...
Следы ДНК на трупах...
Она мертва вот уже пять лет...
Если бы подруга вот сейчас сказала, что Лариса знала Скорпиона, как бы это повлияло на процесс расследования убийств на бульваре? Куда бы мы зашли с такой вот версией?
– Лариса была религиозным человеком? – спросила Лиля.
– Да нет, иногда на Пасху в церковь ходили, как все, больше ради любопытства.
– Может, она Библию читала, Евангелие, послания апостолов?
О чем Лилька ее спрашивает, куда она клонит, неужели...
– Нет, она всем этим мало интересовалась.
– Но мать ее, Галина Белоусова, ушла в монастырь.
Марина Тумак вскинула голову, в глазах ее вновь вспыхнул мрачный огонь. Но на этот раз она сдержалась, не промолвила ни слова.
– Вы кого-нибудь подозреваете в смерти Ларисы? – спросила Лиля.
– Пять лет прошло.
– Мы возобновили дело. Я читала ваши показания в прокуратуре. Вы интересовались... нет, даже настаивали на самом тщательном осмотре места происшествия.
– А что я еще могла сказать... всем известно, что убийцу можно найти только по уликам, по следам, которые он оставляет. Но за пять лет вы так никого и не нашли. Чем вы занимались все это время? Даже мать ее не удосужились допросить. Тот следователь в прокуратуре, он же, как только узнал, что Белоусов в Верховном суде, он лишь одного его и слушал, действовал по его указке!
– Там много версий проверялось, большая работа была проделана, – Катя не могла не заступиться за родной областной Главк.
– Да бросьте! Я вам не верю. Как узнали, что он судья, все сразу стало по-другому... А потом, когда его большим начальником сделали... Никто уже и не возникал, все в тряпку молчали. Через полгода вообще все заглохло. Меня ни разу больше не вызвали, плевать стало на все наши показания!
– Зачем вы так говорите, вы же не знаете, какая работа была проделана, сколько версий... сколько подозреваемых по этому делу проверили.
– Я так понимаю, Марина, что вы, учитывая то, что нам здесь сегодня поведали о гражданине Белоусове, именно его подозреваете в убийстве Ларисы, – сказала Лиля. – Но вполне достоверно установлено, что он приехал на дачу с женой. Они вместе туда приехали на машине, вдвоем, понимаете? И ваша подруга к тому времени была уже мертва.
– А у вас есть этому свидетели? – резко, зло спросила Марина. – У вас есть этому другие свидетели, кроме них?
ГЛАВА 33
БЕЗ СВИДЕТЕЛЕЙ
Едва солнце село за лесом в тучу, начался дождь. Капли барабанили по листьям, по кладбищенской стене из красного кирпича ритмично и дробно.
Сырой сумрак сменила тьма, насквозь пропитанная дождем.
По дорожке, посыпанной гравием...
По тропинке, заросшей лопухами...
По низким металлическим оградам, о которые так легко споткнуться...
По стволу старой липы, что видела и знала...
Били, стучали, дробились прозрачные капли – сверху, с небес.
А луна...
Ее не было там, наверху. Может, она стеснялась, или боялась, или просто не хотела... У ночного светила свои прихоти и капризы. Мало радости светить в полную силу серебряного диска своего на кладбище, где по ночам нет никого, где никто не взглянет вверх, не восхитится красотой. Где только земля, прах и мрамор...
Расколовшуюся плиту с фамилией и датой так пока никто и не убрал. Плита все еще стояла, прислоненная к стволу дерева. И сломанный крест еще не отвезли на тракторе в гранитную мастерскую. Надо было по поводу всего этого распорядиться хозяину участка, где находилась могила, но хозяин пока так и не приехал. И больше не звонил.
Видимо, был занят...
Чем-то очень, очень занят...
Зловонную яму у стены уже засыпали и утрамбовали. Гниющую свиную тушу достали. Могильщики сожгли ее на костре за пределами кладбища на пустыре у леса. Странное это было зрелище. Плеснули бензином из канистры, бросили спичку...
Пламя полыхнуло.
Все стояли вокруг, переминались с ноги на ногу, молчали.
Но ушли лишь тогда, когда убедились, что последний уголек погребального костра догорел.
Было ли то завершением обряда?
Об этом никто не говорил. Да могильщики ничего такого и не знали.
Было лишь замечено: пока на пустыре полыхал костер, в кладбищенской часовне в неурочный час молился священник. А на закате он обошел все кладбище с кадилом. И сам лично проверил – заперта ли калитка, выходящая к лесу.
