Александра Маринина - Последний рассвет
– И что, заплатили?
– А куда они денутся? – усмехнулся Букарин. – Нарушили договор – платите.
– Не знаете, почему Волько уехал? – спросил Роман. – Он что, всегда такой необязательный?
Букарин пожал плечами.
– Да фиг его знает. Продюсер ничего не объяснил, краснел, потел и извинялся.
– Может, он перепил во время перерыва и понял, что не может петь? – высказал предположение оперативник.
– Может быть, – согласился Букарин.
– А может, ему кто-то позвонил и сообщил что-то тревожное или неприятное? – продолжал на ходу фантазировать Дзюба.
– Тоже может быть. Знаете, в этой жизни все может быть. Но приличные люди так не поступают. Надо было подойти, поставить в известность, извиниться, сказать, что финансовая сторона будет улажена. Вот так поступают приличные люди. А не убегают, поджав хвост и не попрощавшись. И вот надо же, такие уроды могут на кого-то произвести хорошее впечатление! Я эту публику знаю, для них любовь поклонников – это эликсир жизни, ради их любви они готовы притворяться хоть ангелами, хоть дьяволами, лишь бы их любили. И улыбаться будут, и приятные слова говорить, и слушать внимательно, и сочувствовать, чтобы про них потом с нежностью другим рассказывали. А на самом деле гниды гнидами…
Антон выслушал рассказ Дзюбы внимательно. Пожалуй, здесь есть о чем подумать. И Алла Анищенко, и Николай Букарин отзывались о Викторе Волько в самых нелицеприятных выражениях, да и сам Антон видел его. Действительно, ничего особенно приятного в этом человеке не было. А вот Евгении Васильевне он понравился. Почему? То ли потому, что Виктор Семенович специально старался произвести как можно более хорошее впечатление, то ли потому, что Евгения Панкрашина действительно не умела разбираться в людях, как и утверждал ее супруг. Она во всех видела только хорошее и ни в ком не подозревала второго дна, ко всем была добра… С другой стороны, эта ее патологическая недоверчивость, скрытность, готовность к тому, что «продадут и сдадут или сдуру проболтаются». Нет, наверное, здесь все-таки нет противоречия. В представлении Евгении Васильевны все люди изначально хорошие, и если не доверять им свои тайны, то ничего плохого от них и ждать не следует. Могла ли она с таким подходом завести какое-нибудь сомнительное знакомство?
Дзюба, похоже, думал примерно в том же направлении, потому что спросил:
– Может быть, кто-то втерся к Панкрашиной в доверие и убил?
– Может быть, – кивнул Антон. – Но зачем? Кому она мешала, тихая, спокойная, всегда в хорошем настроении, мягкая, добрая? К тому же не болтливая. И небогатая. Никакого имущества муж на нее не переписывал. Жизнь ее не застрахована. У нее ничего нет. Вообще ничего. Она бедна, как церковная крыса, с юридической точки зрения. Материальную выгоду от ее смерти получают только дети, они наследуют в равных с отцом долях «супружескую долю». Но тут вроде бы все проверили.
Роман выглядел сегодня хуже, чем накануне, и Антон понимал, что вчера парень испытал шок, поэтому еще как-то держался, а после ночи, наверняка бессонной и проведенной в переживаниях из-за гибели Колосенцева, ему, судя по всему, совсем хреново.
– Что по Генкиному делу? – спросил он участливо. – Есть какие-то подвижки?
Дзюба начал рассказывать, и Антону показалось, что тот в полном отчаянии: все делается не так, никто не хочет взять мозги в руки.
– Ты представляешь!.. – с волнением и одновременно с горечью говорил Роман. – Они – я с ребятами поговорил, спросил, оказалось, что они, как и Сергей Кузьмич, даже не подумали о том, что Гена был на машине, даже искать ее не начинали. Я спросил, мне сказали, что рядом с местом обнаружения трупа машины не было. Значит, его кто-то привез туда, он с кем-то приехал. Кто привез? Почему им этот вопрос в голову не приходит?
– Ну, а они что ответили?
– Послали сам знаешь куда. Меня за человека не считают, говорят, что я совсем зеленый, и у меня в голове один Интернет.
– Но искать-то машину начали?
Роман безнадежно махнул рукой.
– Да говорят, что начали, только я им не верю. У них одна версия – гастарбайтеры, они на нее все силы бросили. И знаешь почему? Потому что убийство Гены ведет следак, у которого гастарбайтеры в прошлом году ремонт делали. И этот ремонт ему боком вышел, так он теперь всех рабочих-иностранцев ненавидит и считает источником всех бед в нашем городе. Вот и вся песня.
Антон удрученно покачал головой: от личных мотивов никуда не денешься даже в таком деле, как правосудие.
Внезапно он вспомнил про учебник по криминологии, который искал Стасов для своей дочери. Интуиция его не подвела: конечно же, этот учебник у Дзюбы был, стоял дома на полке, среди огромного количества других учебников и монографий по юриспруденции. Роман обещал учебник принести, но непременно с возвратом.
Ваган Араратян, начальник производства ювелирной фирмы «Софико», чувствовал, как пульсирует кровь в затылке – снова поднимается давление. Ну почему, почему эти полицейские такие злые? Почему они не понимают, что взрослый разумный человек не может вот так взять и пропасть ни с того ни с сего? Битый час он стоит здесь, у окошка дежурной части, и пытается доказать, что Леонида Константиновича нужно начинать искать. А слушать Вагана никто не хочет.
Он набрал в грудь побольше воздуха и начал все сначала:
– Вы поймите, он еще в пятницу на фирме не появился, а у него переговоры были назначены, очень важные переговоры. Леонид Константинович за производство болеет, это же его доход, не мог он просто так взять и загулять.
– По пятницам кто угодно может загулять, – флегматично ответствовал сонный дежурный.
– Но сегодня уже вторник! По вторникам Леонид Константинович всегда возит изделия в инспекцию пробирного надзора, всегда, понимаете? Сколько существует наша фирма «Софико», столько он по вторникам сдает новые изделия и забирает те, которые получили пробу. Это незыблемо, понимаете?
– Да у бабы он, ваш шеф, это ж коню понятно, – недовольно отмахнулся дежурный, которому Ваган помешал разгадывать сканворд.
– Звонили, – вздохнул Ваган. – И подруге его звонили, и всем друзьям. Никто не знает, где он. И никто с ним начиная с вечера четверга не разговаривал. И телефон не работает.
– Что ж у него, семьи совсем нет? – полюбопытствовал дежурный. – Почему они-то не забеспокоились? Наверняка ведь знают, что с ним все в порядке, раз не ищут.
– Ну совсем нет семьи, дорогой, ну вот совсем нет, – начал горячиться Араратян, понимая, что еще немного – и гипертонического криза не избежать. – Один он как перст. Родители старенькие совсем, им под девяносто уже, они привыкли, что сын подолгу не появляется. Да и куда они пойдут заявлять? Они из дому давно не выходят. Жены нет, дети в другом городе, один он живет. И ключей от его квартиры ни у кого нет. Вы же полиция, что ж вы такие бессердечные-то! – в отчаянии выкрикнул Ваган и неожиданно для самого себя расплакался.
И тут произошло чудо. Дежурный молча придвинул к себе журнал и начал что-то записывать, потом протянул через прорезь в окошке из пуленепробиваемого стекла листок бумаги и объяснил, что и как нужно написать.
Спустя некоторое время информационные базы пополнились сведениями о розыске Леонида Константиновича Курмышова, владельца ювелирной фирмы «Софико».
Роману нужно было заехать к себе в отдел, и они расстались с Антоном до вечера, договорившись встретиться часов в восемь: у каждого из них помимо убийства Панкрашиной были и другие преступления, работы по которым никто не отменял.
В отделе первым же, кого встретил Дзюба, оказался подполковник Зарубин, приехавший поговорить по душам с начальником Колосенцева. Сергей Кузьмич вел себя так, словно и не орал накануне на Романа, напротив, выказывал полную доброжелательность и готовность пообщаться.
– Ну что, салага, – подмигнул он, – учебничком-то поделишься? Мне Тоха сказал, что у тебя есть.
– Конечно, – кивнул Роман. – Завтра принесу и Антону передам. Только вы там предупредите, чтобы не потеряли, все-таки издание старое, его найти трудно.
– Да уж как-нибудь, – хмыкнул Зарубин.
– А что там насчет Гены? – поинтересовался Дзюба.
Зарубин огляделся по сторонам и сморщил нос.
– Ну и коридоры у вас, тут стометровку бегать хорошо, а к разговорам как-то не располагают. Пойдем-ка приткнем куда-нибудь бренные тела.
– Можно к нам в кабинет, – обрадованно предложил Роман. – Там сейчас никого нет, наверное.
Кабинет действительно оказался пустым. Зарубин быстро огляделся и перевел на Романа вопросительный взгляд, который можно было истолковать только в одном смысле: где стол Колосенцева? Дзюба, не говоря ни слова, указал глазами на стол у самого окна. Подполковник слегка кивнул и занял место за другим столом.
Дзюба гостеприимно предложил чаю, но Зарубин отказался:
– Меня уж твой шеф так напоил – сейчас из ушей польется.
