Фотография с прицелом (сборник) - Пронин Виктор Алексеевич

– Колись, Худолей!

– Такое ощущение, что жертвы преступления, то есть эти самые девочки, были знакомы с убийцами.

– Из чего это следует?

– Понятия не имею. Пришла вот мысль и не уходит. На этой танцевальной площадке все были знакомы. Не так уж и много народу там собиралось.

– Ладно, – сказал Пафнутьев. – Эта твоя мысль мне нравится. Ты ее не прогоняй. Пусть она в тебе немного поживет. Глядишь, ветвиться начнет, корни пустит, листочки появятся, бутончики-цветочки.

– А так бывает?

– Только так и бывает.

– Так я, выходит, не такой уж пустой человек?

– Худолей! – твердо произнес Пафнутьев. – Ты – гений сыска!

– Надо же, – озадаченно протянул Худолей, уже выйдя в коридор. – Кто бы мог подумать. Ребята, а высокая правительственная награда?! – Он уже хотел было вернуться в кабинет Пафнутьева, но тут же остановил себя. – Нет, Худолей, не надо мельчить. Заслуженное, положенное, а уж тем более обещанное никуда не уйдет. Да, Павел Николаевич? – вслух проговорил он в пустоту гулкого коридора.

На следующее утро Пафнутьев подошел к своему кабинету и увидел трех женщин. Что-то заставило его остановиться. У всех троих были одинаково скорбные лица.

Пафнутьев остановился возле женщин, немного помолчал, потом спросил:

– Вы ко мне?

– Вчера приходил молодой человек, сказал, чтобы мы пришли сюда. К Пафнутьеву.

– Я и есть Пафнутьев Павел Николаевич. Проходите. – Он открыл дверь кабинета. – Садитесь, поговорим. – Пафнутьев прошел к своему столу, плотно уселся, потер лицо ладонями, потом вынул из ящика стола уголовное дело, положил его перед собой. – Разговор, конечно, тяжелый, но начинать его надо. Лет десять назад у вас пропали девочки. Было такое? Я правильно понимаю?

– Неужто нашлись? – спросила одна из женщин и прикрыла ладонью рот.

– Трудный вопрос. Нашлось то, что от них осталось.

– Боже, – прошептала женщина и закрыла лицо руками.

– Вот в этом уголовном деле я нашел их фотографии. Посмотрите, это они?

Женщины опасливо приблизились к столу, издали взглянули на снимки и, не прикасаясь к ним, вернулись к стульям у стены.

– Да, это Маша, – сказала одна из них. – Остальные две тоже наши. Они… не знаю даже, как спросить. Они мертвые?

– Да, – подтвердил Пафнутьев. – Надо, чтобы вы посмотрели на них. Может быть, у кого-то из девочек была травма, ушиб, искусственный зуб. Одна из них, наверное, выше ростом, другие ниже. Понимаю, что это тяжело, но мы должны твердо знать, что это именно ваши дочери.

– Вы нашли скелеты? – спросила женщина.

– Да.

– Мы их увидим?

– Да.

– Сейчас?

– Да.

– Это нужно? Обязательно?

– Да. Я очень хорошо вас понимаю, но вы уж соберитесь с силами. Или пусть кто-нибудь вместо вас придет.

– Да ладно. Уже пришли…

– Можно мне сказать? – Одна из женщин подняла руку, прямо как в школе. – Моя девочка была пониже ростом. Зуб у нее удалили коренной. С правой стороны, внизу. Я ее узнаю. Я сама Машу к зубному врачу водила. Как сейчас помню.

– А моя повыше подружек была, – откликнулась другая женщина, сидевшая чуть в сторонке, сжавшаяся и глядящая перед собой пустыми, сухими глазами.

– Так, – проговорил Пафнутьев. – Наш сотрудник сейчас проведет вас. Вы знаете, куда именно. Зрелище печальное, но и обойтись без этого никак нельзя. Вам надо убедиться…

– Не переживайте, Павел Николаевич, – проговорила застывшая в неподвижности сухонькая женщина. – Многое пережили, одолеем и это. Не сломаемся. Главное, чтоб у вас все получилось.

– А что ты хочешь, чтоб получилось? – повернулась к ней другая женщина, поплотнее и, похоже, постарше.

– Хочу убийцам в глаза посмотреть.

– Зачем?

– А чтобы вырвать эти глаза и растоптать ногами!

– Чуть попозже, – произнес Пафнутьев свои привычные слова. – Не сегодня.

– Надеетесь изловить?

– Сто процентов! – почти прокричал Худолей, молчавший до сих пор в углу кабинета. – Сто процентов! – повторил он уже тише, но в его голосе была такая решимость, что всем казалось, будто он готов немедленно идти на задержание.

– Чуть попозже, – повторил Пафнутьев и кивнул в сторону Худолея. – А сейчас этот товарищ проводит вас. Он знает куда. Да, Худолей, возьми, будь добр, на себя этот тяжкий труд, а я со своей стороны… – Пафнутьев замялся.

– Да, Павел Николаевич. Внимательно вас слушаю. – Худолей даже голову склонил набок, чтобы не пропустить ни единого слова начальства.

– Я, со своей стороны, постараюсь тебя не огорчить.

– Я вас правильно понял, Павел Николаевич?

– Нисколько в этом не сомневаюсь. Когда вернешься, мы продолжим этот разговор.

– Прямо сегодня?!

– Да, дорогой. Мне отступать некуда. Возвращайся, буду тебя ждать. Но не торопись. Там, куда ты с женщинами сейчас пройдешь, спешка неуместна. Согласен?

– Двумя руками за! А потом я возьму вашу машину, и мы с Андреем развезем женщин по домам. Если вы, конечно, не возражаете.

– Да ладно тебе. – Пафнутьев поднялся из-за стола, подошел к женщинам, стоявшим у двери. – Сегодня мы с вами попрощаемся, а завтра в первой половине дня я навещу всех вас. Дождитесь меня, никуда не уходите. Поговорим подробнее.

– О чем? – хмуро спросила женщина, все так же глядя пустыми глазами в пространство.

– У вас свои хлопоты. Похороны, поминки. Родня приедет, подружки соберутся. Если соизволят. У меня свои дела – злодеев ловить надо. Договорились?

– Да, конечно, – сказала женщина, первой вышла в коридор, тут же обернулась и промямлила: – Я, конечно, извиняюсь. Есть надежда?

– И даже немного уверенности, – с улыбкой проговорил Пафнутьев. – Вы слышали, что кричал мой товарищ только что в кабинете? – Павел кивнул в сторону Худолея, стоявшего тут же.

– Это про сто процентов? Слышала. Знаете, Павел Николаевич, я больше верю тихим голосам.

– И это правильно! – одобрил Пафнутьев и прощально махнул всем рукой.

Он вернулся в свой кабинет, как бы отгораживаясь от безутешно печальных старушечьих лиц. Да, уже таких. Десять лет прошло с того дня, когда бесследно исчезли молодые, красивые, полные жизни девушки. Их матери каждый день ожидали стука в дверь, телефонного звонка, письмишка, телеграммы. Эти десять лет дались им ой как нелегко.

У Пафнутьева уже были вопросы к этим женщинам. В его голове роились догадки, сомнения, требующие уточнения дат, имен, адресов. Но он оборвал этот поток, отложил на завтра даже то, что могло потеряться в сознании и забыться.

Павел плотно закрыл за собой дверь, быстро подошел к столу. Только взяв в руки старое, десятилетней давности уголовное дело об исчезновении трех девушек-подружек, вчерашних школьных выпускниц, Пафнутьев понял, какая сила толкала его к этой рыхлой папке.

Он откинул обложку, встретился взглядом с одной из девушек и чуть вздрогнул. Ее цветной портрет был непривычно большим для уголовного дела. Впрочем, снимки двух других девушек тоже были явно великоватыми для этой скорбной папки.

Девушки были нарядны, веселы. Фотограф снимал их на фоне фиолетовых гроздьев сирени, может быть, даже в день выпускного вечера. Не исключено, что это был последний вечер в их жизни. Все три снимка были помещены в прозрачные пластиковые конверты и зажаты в толстой папке уголовного дела.

Пафнутьев высвободил портреты из конвертов и расположил в ряд посередине письменного стола. Теперь ничто не мешало ему посмотреть девушкам в глаза и поговорить с ними, как это иногда случалось у него с героями расследований.

– Ну так что, девицы, что, красавицы… – пробормотал Павел вполголоса. – Затянули вы свое отсутствие, затерялись. Не ваша в том вина. Вы не могли иначе. Но пробились вот к воздуху, к свету, к людям – и за то спасибо. Не каждый на это способен. Повидался вот сегодня с вашими матушками. Они вас хорошо помнят. С кровью, болью. Лица каменеют. Вот дай я им сейчас ваших обидчиков!.. Давайте пока назовем их так. Убийцами мы их поименуем чуть попозже. Так вот, покажи я их сейчас вашим матушкам – в клочья разорвут. И правильно сделают. Если успеют. А могут и опоздать. Потому что я сам это с вашими врагами проделаю.