Ричард Старк - Лазутчик в лифте
Итак, лунатик вернулся, да ещё во всей красе.
- Хорошо, хорошо, - поспешно сказал я. - Будь по-вашему.
С минуту он буравил меня испепеляющим взглядом, потом выкрикнул: "Тьфу ты!" - и снова упал в кресло.
- Ладно, слушайте, - продолжал лазутчик, - а если я скажу вам, что обнаружил здесь доказательства подготовки нападения на мой Проект?
Я вытаращил глаза.
- Но это невозможно! Мы не собираемся ни на кого нападать. Мы лишь хотим, чтобы нас оставили в покое!
- А почем мне знать, правда ли это? - спросил лазутчик.
- Правда! Зачем нам на кого-то ополчаться?
- Ага! - Он подался вперед, напрягся и снова наставил на меня пистолет, будто палец. - Тогда вот что. Если вы знаете, что вашему Проекту нет резона нападать на какой-то другой проект, то почему, черт возьми, вы думаете, будто какой-то другой проект захочет напасть на вас?
Я в растерянности покачал головой.
- Я не могу ответить на этот вопрос. Почем мне знать, что у них на уме?
- Разве они не люди? - воскликнул лазутчик. - Разве они не такие же, как вы, я и все остальные обитатели этого склепа?
- Эй, погодите-ка...
- Нет, это вы погодите! - гаркнул он. - Позвольте-ка кое-что вам сказать. Вы считаете меня шпионом. Эта ваша никчемная армия тоже считает меня шпионом. Придурок, который на меня настучал, думает так же. Но я - не шпион. Сейчас я расскажу вам, кто я такой.
Я постарался сделать вид, будто намерен внимательно выслушать его.
- Я родился в Проекте, расположенном милях в восьмидесяти к северу отсюда, - начал лазутчик. - Сюда я пришел на своих двоих и безо всяких там защитных экранов.
Он опять превратился в лунатика. Я молчал, боясь подстрекнуть его к насилию.
- Уровень радиации на улице совсем низкий, почти такой же, как до атомной войны, - продолжал он. - Не знаю, давно ли он понизился, но думаю, что не меньше десяти лет назад. - Лазутчик снова подался вперед. Он был очень взволнован и очень серьезен. - Снаружи совершенно безопасно, и человек может опять выйти из пещеры. Он снова может мечтать и добиваться осуществления своей мечты. Более того, теперь он вооружен опытом и научился обходить ямы. И проекты ему больше не нужны.
С таким же успехом он мог бы сказать, что людям больше не нужны желудки. Но я воздержался от замечаний и ничего не ответил.
- Я - дипломированный инженер-атомщик, - продолжал лазутчик. - У себя в Проекте я работал на реакторе. Исходя из теории, я предположил, что уровень радиации снаружи падает, хотя и не знал, каким он был сразу же после атомной войны. Я хотел проверить свою теорию, а Комиссия не разрешила, объяснив отказ "соображениями безопасности". Но я-то знал, что это вранье. Все дело в том, что, если на улице безопасно, значит, проекты больше не нужны, и, следовательно, Комиссия останется не у дел. Они тоже прекрасно это понимали.
И все-таки я приступил к замерам, но был пойман с поличным и в наказание изгнан из Проекта. Меня вышвырнули оттуда пинком под зад, сказав: если на улице безопасно, значит, ты вполне можешь жить там, а потом вернуться и поведать о своем безопасном житье-бытье. Но при этом дали понять, что застрелят меня, если я сунусь обратно, поскольку я принесу н себе смертельную радиацию. - Он горько усмехнулся. - Все вывернули по-своему... Но снаружи и впрямь безопасно, и я - живое тому подтверждение. Я провел там пять месяцев и мало-помалу пришел к выводу, что надо рассказать об этом всем, поведать человечеству, что оно может снова обрести свой мир. Но возвратиться в родной Проект я не осмелился, вот и пришел сюда.
Он умолк и допил кофе - мою обеденную порцию, - после чего продолжал:
- Но я не мог просто войти и объявить, что прибыл с улицы. Человеку свойственна первобытная неприязнь к чужакам, поэтому я пробрался в ваш Проект тайком и вот уже два месяца брожу по нему, беседуя с людьми, стараясь заронить в души сомнение в том, что снаружи нас подстерегает смертельная опасность. Надеюсь, что хоть некоторые из моих собеседников начали задаваться вопросами, как я когда-то.
Два месяца! Этот лазутчик говорит, что лазил по Проекту два месяца, прежде чем его обнаружили! О таком мне слышать ещё не доводилось и, надеюсь, больше никогда не доведется.
- И до сегодняшнего дня все было хорошо, - продолжал лазутчик. - Но сегодня я брякнул что-то не то, и мой собеседник закричал: "Караул! Тут шпион!" - Он хлопнул ладонью по подлокотнику кресла. - А ведь я никакой не шпион! И на улице действительно безопасно! - Лазутчик горящими глазами уставился на окно. - Зачем вам эти занавески?
- Окно сломалось, - объяснил я. - Заклинило в положении "полная прозрачность".
- Полная прозрачность? Прекрасно! - Он вскочил, стремительно подошел к окну и сорвал шторы.
В комнату хлынул солнечный свет. Я отпрянул и поспешно повернулся спиной к окну.
- Идите сюда! - гаркнул лазутчик. Я не пошевелился, и тогда он злобно прорычал: - Идите, или, клянусь вам, я буду стрелять!
Он и впрямь был готов выстрелить: я понял это по его тону. Меня пробрала дрожь. Я встал, прищурился и робко шагнул к окну.
- Посмотрите туда, - велел лазутчик.
Я посмотрел. Меня охватили ужас и дурнота, голова пошла кругом.
За окном простиралась пустыня, залитая ярким сиянием. Синева, далекий горизонт, а внизу - серый шлак.
- Видите? - сердито спросил лазутчик. - Мы высоко, но приглядитесь. Видите зелень? Знаете, что это значит? Там опять появились растения! Пока их немного, но они уже возрождаются. Уровень радиации понизился, и растения ожили.
О, эта сила внушения! Да ещё обостренная восприимчивость и страх: ведь рядом со мной был вооруженный человек, а за окном простиралось зияющее, слепившее глаза ничто. В общем, мне даже показалось, что я и впрямь вижу зеленые крапинки.
- Ну, разглядели? - спросил лазутчик.
- Погодите, - сказал я и подался поближе к окну, хотя мое естество упорно тянуло меня в противоположную сторону. - Да! Да, вижу! Действительно зелень!
Лазутчик испустил долгий вздох, исполненный муки и благодарности.
- Значит, теперь вы знаете, что я говорю правду. Там безопасно.
Моя уловка сработала: лазутчик впервые утратил бдительность. Я вихрем ринулся на него и заломил ему руку. Лазутчик вскрикнул и выронил пистолет. Я провел прием классической борьбы, затем развернулся, присел и приемом дзюдо перебросил лазутчика через себя, припечатав его к полу. И, наконец, ударил его указательным пальцем в хорошо известную мне точку на шее. Это было уже карате. Кровь в жилах лазутчика остановилась.
Военные кончили допрашивать меня только в три пополудни, и я опоздал к Линде на пять часов. Армия разделяла мою уверенность в том, что лазутчик действительно был лазутчиком и, вероятно, сошел с ума, когда его обложили в лифте. А снаружи, как заверили меня военные, по-прежнему опасно. И лазутчик лгал, говоря, будто провел у нас два месяца. На самом деле - не больше двух суток. А ещё военные сказали, что нашли защищенную от излучения тележку, на которой приехал лазутчик и на которой намеревался вернуться в свой проект, разнюхав все о наших оборонительных порядках.
Хотя у меня была самая уважительная под этой крышей причина для опоздания, Линда не простила мне неявку на утреннюю встречу и отвергла мое брачное предложение в весьма пространной речи, изобиловавшей описательными терминами.
Но я с немалым изумлением и облегчением обнаружил, что мое разбитое сердце срослось довольно быстро. Исцелению способствовало то обстоятельство, что, когда по Проекту разнеслась весть о моем героическом деянии, чуть ли не все наши девушки тотчас начали искать близкого знакомства со мной. Разумеется, среди них была и юная декольтированная дама из транзитной службы. Ведь я, как-никак, оказался героем!
Меня даже наградили медалью.
