Джеордже Тимку - У каждого — свое алиби
— Стало быть, вы не исключаете возможности ссоры между ними?
— Нет.
— Вы сказали, что в последнее время Флореску работал меньше. Когда вы это заметили?
— Два или три месяца тому назад, когда он стал приходить реже и мало находиться дома.
— Вы не замечали каких-либо странностей в его поведении в этот период?
— Нет. Он вел себя вполне нормально.
Алек вскочил, словно обожженный:
— Опять это слово: «Нормально!»
— Почему вы сердитесь, сударь?
— Нет. Я не сержусь. Но хотелось бы знать, что вызывало его более продолжительные отлучки из мастерской? Почему он работал меньше, чем раньше?
— Однажды, месяца три тому назад, он сказал мне, что после открытия выставки своих картин некоторое время отдохнет. Флореску был очень загружен организацией выставки, поэтому небрежно относился и к живописи.
— Другой причины или иного занятия, которое отвлекало бы его, вы не знаете?
— Нет! Не знаю.
— Может быть, девица Агата…
— Нет. Она же навещала его довольно редко. И потом девица приходила больше к вечеру, когда он не работал.
— Благодарю вас, сударыня. Я еще приду осмотреть мастерскую. Может, вы припомните и другие вещи.
Скучая, майор сказал Алеку по дороге:
— Убедились: ничего нового.
— Кто это вам сказал, что я сейчас не знаю ничего нового? — Алек таинственно улыбнулся и умолк.
— Но скажите мне наконец… — вспылил майор Дину. — Вы когда прибыли сюда, чтоб произвести допрос?
— Вечером того же дня к хозяйке зашел лейтенант и сообщил ей, что Флореску мертв. Ему были нужны некоторые сведения. Потом я пригласил Протопопеску, чтоб она подробнее изложила свои показания.
— И еще кое-что меня интересует, — сказал Алек. — В каком часу вы были извещены о преступлении?
— Труп Флореску был обнаружен около девяти часов утра. Один из обитателей виллы позвонил нам примерно в девять десять, а в девять двадцать пять оперативная группа уже прибыла на место. Около десяти часов утра я принял дело к производству.
— Прекрасно, — с удовлетворением произнес Армашу, прикуривая на ходу сигарету. — Вот что означает дать людям возможность болтать и при этом не допрашивать.
— Стало быть…
— Протопопеску лгала и с большим хладнокровием.
Майор посмотрел на Алека с удивлением.
— Как… лгала?
— Она утверждала, — я цитирую вам почти дословно, — что «так была потрясена этим ужасным известием, что в тот день с утра до вечера — повторяю: с утра до вечера — ничего не могла делать и ходила как неприкаянная». Понимаете? Стало быть, она от кого-то узнала утром. Кто этот человек? Почему он не пришел к нам? И почему Протопопеску скрывает, что о смерти своего квартиранта узнала утром?
Глава V
Алек предложил завернуть на виллу, где жил Флореску, поскольку уже перевалило за пять и жильцы возвратились с работы.
— Вы меня им представите, — сказал он майору. — Возможно, я некоторое время поживу здесь.
— Да, кстати… Почему вы не спросили Протопопеску, откуда она узнала о преступлении еще утром? — поинтересовался майор.
— Это было б ошибкой. Обращать ее внимание на то, что ее уличили во лжи? Даже если б она со страху выдала какие-то дополнительные сведения, мы б лишились источника. А так завтра зайду туда, может, кое-что выужу. И лишь потом преподнесу ей сюрприз. По-моему, она многое знает, но отчего-то молчит.
— Думаете, замешана?
— Пока не ведаю. Надо терпение. Поспешим — сами отрежем себе все дороги.
— Согласно имеющимся сведениям, причины желать смерти Флореску у нее не было. И потом разве она способна совершить преступление?
— Это совсем другой вопрос, — сказал Алек. — Сейчас важнее другое: кого она скрывает и почему. Ведь что странно: неизвестный о совершившемся знал еще утром. У него нашлось время обо всем проинформировать Протопопеску, что он и поторопился сделать. С чего бы это? Почему о смерти художника тут же ставят в известность мадам, а мадам об этом — молчок? Не много ли вопросов в столь простом деле?
Алек и Дину вошли в комнату Флореску и закурили.
— По очереди пригласим жильцов сюда или сами зайдем к ним? — обратился майор к Армашу.
— Лучше сюда, на место происшествия. Вдруг преступник, оказавшись тут снова, допустит оплошность, пусть маленькую, но и ее хватит.
— Если он глуп… — сказал майор.
— И на старуху бывает проруха. Знаете, людей допрашивать каждый день вредно. Запоминают, что говорили накануне, а повторив несколько раз свои показания, непроизвольно заучивают их наизусть как стихотворение. Если ж их оставить в покое хотя бы дней на пять и после вызвать еще раз, можно узнать поразительные вещи. Вы же видели, что произошло с хозяйкой дома, где Флореску имел мастерскую. Мне просто повезло, что вы ею не занимались, решив, что она не представляет для вас интереса.
— Если человек лжет, его легко изобличить… но если…
— Дело не во лжи, — заметил Алек. — Сказываются и забывчивость, и настроение, и усталость. Самый примитивный анекдот всякий раз рассказывается иначе. Даже интонация различается. А если говорят о чем-то виденном или пережитом? Иногда узнаешь потрясающие вещи от человека, который, казалось, уже выложил вам все, что было ему известно. Ну! Приступим.
— Предлагаю принцип отсеивания. Тех, кто нас не очень интересует, вызывать не будем совсем или пригласим их вначале, чтоб быстрее с ними закончить.
— Смотрите, как бы не отсеять убийцу, — рассмеялся Алек.
— Да нет. Речь о тех, кого не было в тот день в Бухаресте.
Майор взял дело и начал:
— Матаке Наталия. Уехала из Бухареста за три дня до совершения преступления. Находится в Сучаве у своей дочери и пока еще не вернулась. Вдова 70 лет. Гадает на картах…
— Довольно. От таких героев меня увольте. К тому же я тоже читал дело.
— Хорошо, — сказал майор. — Супруги Варзару, были на побережье. Врачи, никаких связей с Флореску не поддерживали. Возвратились вчера или позавчера.
— Следующий. С врачами я потолкую в другой раз.
— Архитектор Соня Панделеску. Не замужем, 38 лет. С потерпевшим была знакома. Просила его как-то украсить фасад Дома культуры. Они поссорились и с тех пор друг с другом не разговаривали.
— Когда это случилось?
— Почти два года тому назад, — ответил майор.
— Неинтересно, точней, ужасно интересно, но, увы, разве что для беллетристов или психиатров.
— Флорин Зачиу, учитель истории. Некогда работал с Флореску в одной школе. Алиби: находился в больнице на удалении аппендицита.
— Спасибо, — сказал Армашу, — надеюсь, операция прошла благополучно?
Майор зачитывал другие фамилии, но вдруг Алек насторожился.
— Инженер Траян Коман, 32 года. Работает на заводе химических изделий. Спортсмен, но, если можно так выразиться, средства его существования неспортивны.
— То есть как?
— Прилежный посетитель баров, увлекается женщинами…
— Да ну! А это запрещено разве?
— …Не поощряется. Тем более что он промышляет чужими женами. Время от времени его любовные похождения вызывают скандалы. Однажды из-за них он был и нашим клиентом.
— Хорошо знаете его? — спросил Алек.
— Да. Чудесный инженер, на заводе его очень ценят. Вообще, знаете, милый человек.
— Забавный, должно быть. Хотел бы с ним познакомиться. Алиби?
— С трудом, но нашел. В ту ночь он был…
— …у почтенной матроны, — перебил майора Алек, — фамилию которой не смог назвать как истинный джентльмен.
— Верно. В конце концов он вынужден был сказать нам, где находился, а его красавица подтвердила.
— И все-таки… Покажите его!
Майор вызвал подофицера, охранявшего вход, и отдал ему распоряжение. Через несколько минут подофицер возвратился в сопровождении высокого юркого молодого человека с пружинистой походкой баскетболиста. Его несколько усталое лицо говорило о веселом и легкомысленном нраве.
— Приветствую вас, товарищ майор. Инженер Траян Коман, — представился он Алеку, бросив на него беглый, подозрительный взгляд.
— Вы дружили с Флореску? — начал Алек.
— Да. Мы были хорошими друзьями и никогда не ссорились.
— Значит, вы часто виделись?
— Конечно, хотя, — Коман замялся, — в последнее время он был очень занят. Школа, живопись да еще…
— Кто еще?
— Его любимая, та симпатяшка, что часто его навещала.
— Агата Милковяну?
— Да, вы, вижу, ее знаете. С ней он встречался очень часто. Однако, несмотря на это, я заходил к ним, когда знал, что он дома. Даже поздно. Он любил ночные посещения. Иногда мы ходили в ресторан, чтоб чего-нибудь выпить.
— Он выпивал?
— Да. Но не очень… Ему больше нравились разговоры. Флореску был человеком начитанным, хорошо рассказывал о живописи, художниках…
