Эдгар Уоллес - Преступники-сыщики
— По-видимому, тот, что сидел справа.
— Точно… Странное прозвище… Коок… нет, Соок, нет, Лоокли! Точно! Джо Лоокли!
— Так-так, — сказал Леон. — В котором же часу вы отправляетесь в путешествие?
— Завтра утром, в семь часов. Рановато, не правда ли? Но эта леди говорит, что «Счастливые путешественники» должны рано пускаться в путь…
Леон вернулся на Керзон-стрит в приподнятом настроении. Один лишь вопрос занимал его теперь: будет ли Айсола в числе путешественников?
— Не думаю, — сказал Раймонд Пойккерт. — Она не рискнула бы, зная, что мы идем по следу.
В эту ночь Скотленд-Ярду хватало работы. Около полуночи добрых две тысячи священнослужителей были подняты с постелей местной полицией для дачи определенных показаний.
Айсола в эту ночь поехала в «Ориент» — самый изящный и веселый из ночных клубов. Ее сопровождал высокий и смуглый юноша, одетый с безукоризненной тщательностью.
Когда Айсола вошла в зал, внимание всех переключилось на нее. Она в самом деле была ослепительна: богатое алое платье, бледно-золотой тюрбан, подчеркивающий прекрасные черты ее лица, бриллиантовое колье, царственная грация движений…
Уже принесли десерт, когда она вдруг положила два пальца на край стола.
— Кто? — небрежно спросил ее собеседник, заметив сигнал тревоги.
— Тот, о котором я вам недавно говорила. Он сидит за столом в углу.
Смуглый юноша взглянул в ту сторону.
— И это тот самый знаменитый Гонзалес?! Можете не беспокоиться, Айсола. Я с ним…
— Это человек, сокрушающий гигантов, Эмилио, — перебила она. — Вы слышали о Саккориве, — разве не гигантом он был? А этот человек пристрелил его в партийной штаб-квартире на глазах у многочисленной охраны, да еще смог уйти невредимым!
— Он контрреволюционер?
— Нет, политикой он не интересуется. Просто товарищ Саккорива вел себя крайне неразумно в отношении женщин. Причиной трагедии послужила некая девица, которую он сперва соблазнил, а затем бросил… Он смотрит в нашу сторону. Я приглашу его…
Заметив ее кивок, Леон неторопливо поднялся с места и пробрался к ней сквозь толпу танцующих.
— Синьорита, вы никогда не простите меня! — в голосе его звучало неподдельное отчаяние. — Выходит, я и здесь подстерегаю вас! А между тем, меня толкнула на это ночное приключение невыразимая скука.
— Так разделите ее с нами! — сказала она с нежной улыбкой и, вспомнив о своем спутнике, представила:
— Это — Herr Halz из Лейпцига.
Глаза Леона сверкнули.
— Ваши друзья, видимо, меняют свою национальность так же часто, как и фамилии, — заметил он. — Мне запомнился Herr Halz из Лейпцига еще с тех пор, когда он был Эмилио Кассини из Турина!
Эмилио смутился. Айсоле тоже стало не по себе.
— Потанцуйте со мной, синьор Гонзалес! Надеюсь, вы не убьете меня…
Леон ответил лучезарной улыбкой.
Они некоторое время вальсировали молча и сосредоточенно, затем Леон нарушил молчание.
— При вашей молодости и красоте я бы наслаждался жизнью и не думал о политике.
— А я, при вашей мудрости и смелости, применила бы их для свержения тиранов! — голос ее дрожал.
Больше не было сказано ни слова.
Когда они уходили, Леон заметил в вестибюле камеристку Айсолы и двух мужчин, по-видимому, из ее личной охраны. Дождь лил как из ведра, а кареты Айсолы не было видно.
— Разрешите мне отвезти вас, благородная леди? — улыбка Леона была неотразимой. — Карета моя, правда, не особенно изящна, но она всецело в вашем распоряжении.
Айсола секунду колебалась.
— Благодарю вас, — сказала она.
По всем правилам приличия и благовоспитанности Леон настоял на том, что он будет сидеть спиной к вознице. Эта карета не была его собственной. Обычно он терпеть не мог чужих возниц, но в эту ночь ему все было безразлично.
Они миновали Трафальгар-сквер.
— Он не туда повернул, — сказала Айсола тревожно.
— Отнюдь, — спокойно возразил Гонзалес. — мы едем именно туда, в Скотленд-Ярд, путем «Счастливых путешественников», держите вашу руку подальше от кармана, Эмилио. Я на своем веку убивал людей, в гораздо меньшей степени провоцировавших меня на это. Вот так-то лучше.
Рано утром штабами полиции Фолькстона и Довера были получены телеграммы следующего содержания:
«Арестуйте Теофиля Барджера, Иосифа Лоокли, Гарри Ригсона (далее следовало еще пять имен), которые будут пытаться отплыть пароходом на материк либо сегодня, либо завтра».
Арестовывать Айсолу было излишне из-за недостатка улик.
— Но какое я получил удовольствие, когда подвозил ее к Скотленд-Ярду! — сказал Леон за утренним кофе на Керзон-стрит. — Ясно, что ей нужно было собрать семь лиц, похожих на ее товарищей по боевой группе. Были изготовлены паспорта с фотографиями этих несчастных…
— Но при чем здесь священники? — спросил Пойккерт.
— Подпись духовного лица на фотографии и на свидетельском показании равносильна подписи нотариуса или адвоката. Простаки отправились в Девоншир, откуда уже не могли помешать нашей красавице переправить своих сообщников в Италию, — все паспорта имеют визу на въезд именно туда.
— А мнимый Барджер…
— Не кто иной, как Эмилио Кассини. Айсола очень расстроилась, но это не надолго. Она обязательно выкинет какую-нибудь новую оригинальную штуку, за что неизбежно будет расстреляна «ЧеКою». А жаль. Красивая женщина.
Глава 3.
Похищение
Уже целый год прошел с тех пор, как лорд Гейдрю обратился за помощью к Справедливым, жившим на Керзон-стрит под знаком Треугольника. При первом знакомстве с ним Пойккерт сделал вывод, что их клиент — человек с весьма низменными инстинктами. При последнем их свидании это предположение перешло в твердую уверенность, так как сиятельный лорд всеми способами пытался не признать списка расходов, представленного Пойккертом, несмотря на то, что ради возвращения лорду его пропавшего бриллианта Манфред и Гонзалес едва не поплатились жизнью.
Но друзья не унывали. Манфред довольствовался приобретенным опытом; Пойккерта утешало подтверждение его первоначальных выводов относительно их клиента; Гонзалес восторгался формой головы вероломного лорда.
— Одно из интереснейших сочетаний, какое мне когда-либо доводилось видеть, — с энтузиазмом восклицал он. — Выступающая теменная кость при совершенно неоформившемся затылке!
Каждый из тройки обладал феноменальной памятью на лица, но это лицо запоминалось им особо.
Однажды, весенним вечером, когда Манфред задумчиво смотрел на прохожих из окна своей комнаты, неожиданно вбежал Пойккерт (исполнявший обязанности привратника) и сообщил о приходе лорда Гейдрю.
— Возможно он приехал, чтоб рассчитаться с нами, — иронически заметил Манфред.
— О, да!
В этом возгласе прозвучало столько сарказма, что Манфред не мог сдержать улыбки.
— Вот увидишь, Раймонд, мы еще отыграемся. Зови его.
Лорд Гейдрю вошел в комнату довольно неуверенно, щурясь от яркого света лампы, включенной Манфредом. Он был чем-то необычайно взволнован. Лицо его время от времени вздрагивало, глаза затравленно бегали, а руки непрерывно дрожали.
— Я пришел, мистер Манфред…
Он вынул из кармана трясущимися руками продолговатый листок бумаги и положил его на стол перед Манфредом. Тот взглянул на чек и вскинул на лорда изумленные глаза. Пойккерт даже присвистнул от удивления.
— Говорите, — сказал Манфред.
— Это… это ужасно… моя дочь… моя единственная дочь…
Светлейший, лорд закрыл лицо руками.
— Дальше!
— Сегодня утром она вышла замуж…
— За кого?
— Это весьма уважаемый человек… Мистер Гентгеймер, австрийский банкир… Прекрасный человек. Правда, он значительно старше моей дочери…
— Так-так…
— Я не стану скрывать от вас, что Анджела вступала в этот брак не совсем охотно. Дело осложнялось романтическими отношениями с неким юношей по имени Сидуэрс — из приличной семьи, образован, мил, но… без гроша в кармане… Совершенное безумие, как вы понимаете…
— Да, мы понимаем…
— А мистер Гентгеймер настаивал на скорейшем венчании, так как дела призывали его отбыть в Австралию гораздо раньше, чем он рассчитывал вначале. К счастью, Анджела уступила моим мольбам, и сегодня утром они были обвенчаны. В три часа молодожены должны были отправиться с вокзала Уотерлоо…
— И что же помешало «молодоженам»?
— Когда они направились к своему вагону, моя дочь исчезла.
— Вы провожали их?
— Нет.
— Кто-нибудь, кроме мужа, видел ее на перроне?
— Носильщик, который нес ее багаж. Он сообщил мистеру Гентгеймеру, что Анджела остановилась с каким-то пожилым господином, затем они быстро прошли в здание вокзала. Другой носильщик, стоявший перед вокзальным подъездом, уверяет, будто видел, как они сели в такси и уехали, причем дочь моя противилась войти в автомобиль и была вброшена в него насильно. Носильщик говорит, что Анджела отчаянно сопротивлялась…
