Александр Андрюхин - Программа минимум
— Вот это любопытно, — оживился Рахметов. — За что его так любят в столице?
— В основном за то, что ухитряется сбывать всю их дребедень. Причем сбывает чисто по-коммунистически. Если в область везут «ножки Буша», то все местные куриные фабрики тут же прекращают работать. Как ему удается их останавливать: взятками или угрозами — непонятно. Но факт остается фактом. Конкуренции для окорочков не существует. Скажу больше, по той же причине в области не работает большинство предприятий, потому что мафии нужно реализовывать импорт.
— А что народ?
— Народ, как всегда, безмолвствует.
— Словом, — заключила девушка, — приглашением следует воспользоваться. Мы можем убить сразу двух зайцев: пошуровать в его моргах и выведать насчет миллиарда. А за меня не беспокойтесь. Не в таких переделках была.
— Я тоже «за»! — кивнул Рахметов.
— Не знаю, — покачал головой майор. — Это нужно обмозговать. А сейчас давайте расходиться по своим делам.
Патрон с репортером тут же вышли из-за стола и начали торопливо одеваться. По озабоченному виду майора было заметно, что с семьей у него что-то не клеилось, но еще не все было потеряно.
— А вы, — кивнул он Рахметову с Волковым, — можете проветриться, только не особо привлекайте внимание.
Майор хотел добавить что-то еще насчет конспирации, однако устало махнул рукой и хлопнул дверью. Когда минут десять спустя конспираторы вышли на воздух, актер спросил:
— А кто такой Маскитов и что нам от него нужно?
Рахметов не без любопытства поглядывал по сторонам и с наслаждением вдыхал осенний воздух. Было заметно, что его мозги работали только в одном направлении: где купить пиво? Тем не менее он пояснил, что местный бандюга унаследовал от своего шефа один страшный медицинский препарат, при помощи которого человек за шесть недель может деградировать до свиньи. У его предшественника, которому перерезала горло их коллега, было целых три свинофермы.
— Ты меня разыгрываешь? — засмеялся Серега.
— Чтоб я сдох! Но мы сюда прибыли не ради препарата.
И Рахметов рассказал, что, по их данным, параллельно со свинофермой Маскитов широко развил торговлю человеческими органами, и все больше детскими. По всей видимости, взятыми у детей из местных детдомов.
Актер перехватил взгляд своего товарища, но так и не понял, шутит он или говорит серьезно.
— Но это чудовищно!
— Более того! Этот бизнес здесь настолько процветает, что высокопоставленные дяди из столицы собираются отвалить Маскитову кругленькую сумму. На развитие!
— Ты издеваешься! Таких следует сразу расстреливать, без суда и следствия…
Рахметов громко расхохотался и указал пальцем на магазин.
— Чувствую, что пиво там.
И пиво, действительно, оказалось там. Они взяли по паре бутылок и уютно расположились на лавочке в детском скверике.
— Да-да, — пробормотал Рахметов, задумчиво прикладываясь к пенистому пойлу, — иногда действительно хочется взять в руки автомат. Но, запомни, добро не должно пользоваться теми же методами, что и зло. Вот наше оружие! — указал Рахметов на лоб. — В случае с Маскитовым тебе не мешало бы усвоить одну истину утверждающий волчьи законы сам неукоснительно должен следовать им. Иначе смерть! Как раз Полежаева и пытается спровоцировать волка. Усекаешь?
— Пока нет, — сдвинул брови актер.
— Потом усечешь, — отмахнулся Рахметов.
6Чувство животной тоски весь день не покидало Маскитова. Если он больше ее не увидит, то ему незачем будет жить. И такое заключение не столько пугало, сколько удивляло неотесанного рэкетира. Целый день раскатывая по городу в таком нелепом настроении, он продолжал ненавидеть всех, и его архаровцы на заднем сиденье, чувствуя, что с шефом творится что-то неладное, не приставали с разговорами.
Сегодня патрон был особенно щепетилен. Объездив все просрочившие платежи фирмы, бандит ни одной из них не сделал поблажки, и выгреб из сейфов все до последнего рубля. У кого не было денег, тем «включил счетчик». После чего поехал чистить мелкие шопы. Маскитов не пропустил ни одной самой задрипанной лавки, безжалостно выгребая мелочь даже из кассовых аппаратов. Не побрезговал он и киосками. Но обилие урожая не подняло настроения. Он сильно жалел, что выпустил пташку на волю, и без конца себе клялся, что в другой раз не будет играть в такую глупую игру, как благородство. А ведь красавица как будто приняла его предложение насчет вечеринки. Правда, обещала прибыть с братом, но брат не помешает, если это действительно брат.
При этом глаза Маскитова мутились от ревности, хотя никаких прав он пока на девушку не имел. Да и будет ли иметь?
Последний вопрос повергал беднягу в отчаяние, и он всерьез подумывал, а не пустить ли по ее следу архаровцев? Эти найдут. Из-под земли достанут, если приказать. Но как бы своей грубостью они не испортили дела.
— Эх, какую я утром бабенку подвез, — бросил через плечо Маскитов, не вынеся молчания.
— Ну и как она? — оживилась компания, и глаза у подонков залоснились отвратительным блеском.
Маскитов ощутил к ним такое отвращение, что рука потянулась к револьверу, но, к счастью, он усек между домами мужика с двумя полосатыми сумками.
— Тряхните! — приказал он.
Архаровцы переглянулись. Никогда раньше шеф не опускался до такой позорной мелочевки. Орлы вывернули торгашу сумки и карманы и урвали себе по джемперу. А когда вернулись в машину, Маскитов понял, что всегда ненавидел челноков. Именно они, проклятые коробейники, сбивают цены на ходовой товар. Еще бандит понял, что люто ненавидит и тех, кто пользуется их услугами, потому что они круто недоплачивают. Но особенно хозяин кипел ненавистью к хитрецам, приспособившимся покупать с машин. Когда он сместит губернатора, то под страхом смерти запретит торговлю с машин и в конторах, а рынок обнесет бетонным забором, чтобы ни один козел не смог проникнуть туда, не раскрыв кошелька. «Это быдло должно платить за все!» — прошептал зеленый от злости Маскитов и отпустил архаровцев по домам.
А ночью опять снилась змея, зловеще извивающаяся на его провалившейся груди. Она была скользкой, блестящей, с ядовито раздвоенным язычком, и сатанинский ужас мешал стряхнуть с себя эту ползучую гадость. Наутро, когда бедняга встал и увидел за окном бетонный забор под таким же бетонным небом, то внезапно подумал, что не хочет быть ни губернатором, ни депутатом Госдумы. Лучше быть последним босяком во Флориде, чем первым богачом в этом сонном захолустье. К тому же заработок тут однодневный. Сегодня не урвешь, завтра будет поздно. От свинофермы одни убытки. Мясо синюшников отдает тухлятиной, и теперь его не покупает ни одна тошниловка. Четыре года никто не жаловался, а на пятом распробовали. Скоты! Вот мясо симулирующих от армии было отменным. Только где разживешься дезертирами в мирное время? Правда, московское начальство обещало в недалеком будущем войну, но оно много что обещает. А пока остается промышлять мелким рэкетом.
Такая невеселая действительность окончательно испортила настроение, и Маскитов поклялся расшибиться в лепешку, но непременно улететь во Флориду, даже если ему придется превратить в свиней всю многомиллионную российскую армию. Ведь если верхи действительно развяжут войну, то сразу откроются возможности для трансплантации органов в Европу. В этом случае Маскитов создаст свой собственный канал для сбыта.
Через день он встречается с одной важной персоной из Москвы, которая давно приглядывалась к его свиноферме. Персона собирается отвалить ему миллиард для строительства еще четырех свиноферм. Значит, война неизбежна!
Но Маскитов подумает, как лучше распорядиться деньгами. Он может слинять с ними на острова, где его никто не найдет. Он прихватит с собой Софью и заживет, как король. Ведь сколько же можно возиться с трупами! А губернаторство в этой дыре его больше не привлекает, потому что теперь у него есть она…
7В назначенный час в назначенном месте двое молодых людей (она — очень юная и очень привлекательная блондинка, а он — высокий брюнет с умными глазами, несколько мешковатый на ее фоне) с нетерпением поджидали серебристый «форд». Оба заметно нервничали, и девушка сквозь зубы то и дело наставляла юношу:
— Не озирайся так затравленно, ты же актер. Помни: твои родители из бывшей номенклатуры, а сам ты избалован, неглуп и закончил с отличием МГУ, факультет журналистики, международное отделение.
— Но я ни бельмеса в английском, — щелкая зубами, заметил юноша.
— Не важно! Там, куда мы едем, и на русском изъясняются с трудом. Не забудь: ты — мой младший брат, и должен во всем повиноваться мне.
— Мы же договорились, что старший.
— Тогда тем более. Кстати, едет! Соберись! Встань как-нибудь повальяжней и натяни улыбку!
