Оксана Обухова - Боже мой, какая прелесть!
Я чувствовала ее неполную натуральность. Но еще не успела пресытиться и получить отвращение. Мы прожили вместе только два года. А в двадцать шесть лет, после того как Дима пьяным сел за руль и врезался в столб, я стала вдовой. И только после похорон узнала, что иллюзорной была не только супружеская жизнь, состояние Дмитрия тоже оказалось мифическим. Настоящими были только долги и закладные. На дом, разбитую машину, в которой погиб Дима… Мой мертвый супруг оказался бизнесменом-пшик. Он заработал денег в «лихие девяностые», умножил их во время дефолта, но не вписался в мир слегка оцивилизованного бизнеса. В мире, где все было уже расписано, он оказался несостоятельным.
Дима был выдумщик. Милый состарившийся юноша сорока двух лет, без должного образования – ленинградский «кулёк», специалист по культурному досугу населения, без поддержки реального капитала. Он ловко строил прожекты и так же ловко спускал идеи в канализацию, не сумев довести их до конца.
Мой муж был выдумщик. А не работник.
Погибнув, он оставил меня наедине с разъяренными кредиторами, одним из которых оказался мой бывший модельный директор.
Уладить вопросы с некоторыми Димиными кредиторами мне помог муж подруги Виктории, неожиданно оказавшийся крутым криминальным авторитетом. (Почему неожиданно и как он мне помог, это отдельная история.) С бывшим шефом я вознамерилась рассчитаться сама и сполна, поскольку тешилась надеждой вернуться в модельный бизнес хоть перестарком, хоть переростком, поскольку деньги на хлеб нужно было как-то зарабатывать. Я продала картины, цацки, безделушки, взяла кредит в банке и явилась к Валерию Аркадьевичу вся из себя нарядная-ухоженная-душистая с конвертом, полным денег.
– Это вам, Валерий Аркадьевич, – сказала тихо. – Тут – все.
Директор взял пухлый конверт, брезгливо глянул внутрь и поднял брови:
– А проценты? Тут вдвое набежало.
– Какие проценты?! – опешила я, совершенно не ожидая услышать чего-то подобного от человека, бывшего свидетелем на нашей скороспелой свадьбе.
– Такие, Сашенька, такие. Твой муженек набрал бабла, – став злым и резким, сколачивал виселицу из слов директор, – кинул половину Москвы и думал: все? Смерть все спишет? Так?! Нет, дорогуша, – перейдя на зловещий шепот, директор приналег грудью на стол, – платить придется живым. – И откинулся назад на спинку кресла, разглядывая меня с хищным, прицельным интересом.
– Но денег нет! У меня нет ни копейки!
– А дом?
– Он заложен!
– Я выкуплю закладные, продам твой дом и покрою долг.
– Но он… он же стоит много больше!
Взгляд Валерия Аркадьевича (девчонки из агентства любовно называли его «наш Тарантул») потяжелел многократно. Шумно вздохнув, директор дотянулся до выдвижного ящика письменного стола и вынул несколько листков бумаги, утянутой в прозрачный файл.
– Смотри. – Презрительно оттопырив губы, он швырнул документы на стол.
Дрожащими пальцами я взяла бумаги, прочитала верхний лист и… больше ничего не увидела. Глаза заволокло слезами, буквы запрыгали и размылись…
– Не верю, – прошептала я. – Это… Дима не мог так со мной поступить.
– Мог, Сашенька, мог, – ухмыльнулся Тарантул. – Деньги от продажи дома едва покроют этот долг.
– Я вам не верю! – откидывая от себя бумаги, вспыхнула я. – Дима не мог занять столько! Вы… вы… это подделка!
– Ты можешь верить, можешь не верить, – изобразил равнодушие бывший шеф, – но все бумаги нотариально заверены. Каждая расписка.
– А почему вы предъявляете мне их только сейчас?!
– А ты на дату взгляни, голубушка. Куда мне торопиться? Это – долг на проценты. Дима не платил три года и составил новые обязательства, срок которых истекает через четыре месяца.
– Но это же почти полмиллиона!
– Да. И счетчик тикает.
Шатаясь, ничего перед собой не видя, я поднялась из кресла перед директорским столом и, еле волоча ноги, поплелась к двери.
– Постой! – окрикнул вдруг Тарантул. – Я не закончил.
Скрывая залитое слезами лицо, я остановилась вполоборота.
– Что еще?
– Я помогу тебе с работой. Ты способная девушка и часть долга, хотя бы проценты, покроешь сама.
Царское предложение. Я обернулась, посмотрела на Валеру Тарантула, и по его цепкому, оценивающему взгляду поняла без всяких уточнений, какую работу он намерен предложить.
– Эскорт?
– А почему бы нет? Ты взрослая, самостоятельная, хм, женщина… Кто тебя осудит?
– Да пошел ты, – вяло отозвалась я.
– Ай, как резко, – прищурился с угрозой директор. – А за слова ответить не боишься?
Мой бог! Куда девался из этого стильного кабинета лощеный европейский денди? Передо мной, на фоне фотографий красивых женских лиц и тел, сидел ощерившийся уголовник. От этого оскала помертвело все вокруг, и снимки моделей на стенах показались мне надгробными овалами…
Я зябко передернула плечами, молча повернулась и вышла вон.
Небольшое уютное кафе, где два года назад я так любила выпить кофе после «трудового дня», мне тоже показалось изменившимся. Яркие скатерти как будто выцвели. Букетики искусственных цветов хоть невозможно, но завяли. Висящие над барной стойкой когда-то сверкающие прозрачные фужеры покрылись пылью и поблекли.
Весь мир казался траурным и тусклым. Я сидела за угловым столиком, сжимая чашку с чаем, грела руки и слепо смотрела в окно, располосованное потеками жидкого снега.
Над входной дверью тихонько звякнул колокольчик, в кафе зашел фотограф Леша. Без верхней одежды, налегке, бросил на стойку купюру и, дуя на замерзшие руки, огляделся. Знакомый бармен не уточнял, что именно собрался заказать ежедневный клиент, он молча положил купюру под стойку и сделал знак официантке принести заказ.
Леша, ожидая исполнения, грел дыханием ладони и оглядывал посетителей. Заметив меня, он недоуменно прищурился, потом понял, что не ошибся, и направился в угол.
– Привет, – сказал с улыбкой. – Сесть можно?
– Конечно, – немного встрепенулась я.
– Легка подруга на помине, – расправляя матерчатую салфетку, хмыкнул Алексей.
– И кто же тут меня поминал? – совершенно искренне удивилась я.
– Не догадываешься? – покачал головой фотограф и, оглянувшись через плечо, положил локти на стол и быстро шепнул: – Ты чем Валере насолила, детка?
Я не смогла ничего ответить, и фотограф продолжил:
– Зашел ко мне в лабораторию, жвалами скрипел… Ты чем ему насолила?
– Денег мало принесла, – буркнула я.
– А-а-а, – протянул Леша и откинулся на стуле. – Это серьезно. Теперь понятно.
– Чего тебе понятно?! – вспыхнула я. – То, что твой шеф редкая сволочь?!
– Как раз это-то мне понятно очень давно, – легко согласился Леша. – Жаль, что не многие доходят до этого понимания без лишнего экстрима. Прежде чем в наш бизнес сунуться… Но ты-то, Сашка, вроде соскочила, а? Я слышал, замуж вышла.
– Муж погиб, – опустив глаза на чашку с недопитым чаем, сказала я. – Наделал долгов и разбился на машине.
Леша достал из кармана джинсов сигареты, подвинул ближе пепельницу и, закурив, спросил:
– Денег много должна?
– Много, – созналась я и вздохнула. – Больше, чем смогу потянуть.
– И что собираешься делать?
– Хотела назад в «террариум» вернуться.
– Не выйдет, – прищурился фотограф.
– То есть?
– Шеф сказал, вся работа с тобой только через него.
– А я… а я в другое агентство…
– Ты что, Александра, с пальмы упала и мозжечок повредила? Если он сказал, все через него, значит, все.
– Везде, что ли? – отстраняясь, почти падая в угол, спросила я.
– Конечно! Детка, это правило! Ты – подчиняешься, ты – работаешь. А пальцы гнешь – сидишь на сухом пайке. – Алексей глубоко затянулся, снова бросил взгляд через плечо, как будто проверяя, не появился ли на барной стойке бумажный пакет с запечатанным стаканчиком кофе и парой сандвичей, и вновь перешел на быстрый шепот: – Вот думаешь, я тебе тогда про возраст случайно намекнул? Нет, детка. Это Валера тебя выстроить в шеренгу пытался. Ты же копытом била, корпоративки не обслуживала, в эскорте не светилась, все в облаках витала, да?
– Ну?..
– А Валера на тебя, конкретно на тебя заказ получил. Вот и ломал.
– Не может быть…
– Может, Сашка, может. Я тебе почему сейчас все это говорю… Я не хочу, чтобы ты понапрасну пороги обивала. У нас ведь еще не самый гадючник, можешь и похлеще нарваться. Так что думай, детка. Удачи!
Громко отодвинув стул, Алексей встал, но я удержала его за рукав джемпера:
– Леша, стой! А что мне делать?!
– Не знаю. Но в Москве Валера тебе кислород перекроет. Ославит так, что ни в одно агентство не возьмут. Только себе же хуже сделаешь.
