Шарль Эксбрайя - Свести с ума Мартину
– На твоем месте, дорогой, я бы вообще никуда не ходила. Но поскольку ты все равно меня не послушаешь, то я думаю, что сначала нужно узнать, больна твоя ненаглядная Мартина или нет. Ты расспросил тетку, теперь сходи поговори с дядей, с кузиной, с кузеном, – короче, со всеми, кто с ней был в тот знаменательный вечер. А когда у тебя сложится определенное мнение, то решишь, что тебе дальше предпринять.
– Доктор, я к вам с личным визитом.
– Вы себя плохо чувствуете?
– К счастью, все в порядке. Но если бы заболел, то лечился бы, конечно, только у вас.
– Спасибо.
Видно было, что лесть приятна Марсьялю Пьюбрану. Он стал более раскованным.
– Видите ли, господин комиссар, этот госпиталь – творение всей моей жизни. Мне бы хотелось, чтобы люди, глядя на него, иногда вспоминали бы обо мне. Но я думаю, вы не для того здесь, чтобы вникать в мои мечты.
– Я бы хотел поговорить с вами о вашей племяннице.
– О Мартине? Что она еще натворила?
– Ровным счетом ничего. Но не буду скрывать, что после того вечера не могу прийти в себя. Одним словом, я хотел бы вас попросить мне ответить, не нарушая при этом врачебной тайны, действительно ли Мартина Пьюбран страдает умственным расстройством?
– Господин комиссар, я не связан профессиональной тайной, поскольку Мартина не является моей пациенткой и я никогда не лечил ее.
– Так что же?
– Без сомнения, после возвращения из Латинской Америки моя племянница изменилась. То ли климат на нее так подействовал, то ли внезапная смерть отца поразила и так уже нездоровый мозг.
– Она была очень привязана к отцу?
– Не думаю. Они часто жестоко ссорились с моим братом. Он не мог ей простить того, что называл предательством.
– То есть?
– Бродяжнического духа и идей суфражистки, которые совершенно не выносил.
В глубине души он вообще презирал женщин по многим совершенно абсурдным причинам, из которых сделал для себя догму. Ум и способности Мартины шокировали брата, поскольку не вязались с его непоколебимой теорией. Ему хотелось, чтобы она оставалась хранительницей Блонзатского замка, и не больше того.
– Но теперь, когда отца не стало, почему же она находится в плену кошмаров?
– У меня такое чувство, что она считает себя виноватой. Ей кажется, что ее отсутствие явилось причиной смерти. А вы знаете, от мысли о том, что вы виновник чьей-то смерти до обвинения себя в убийстве всего один шаг. И я боюсь, что Мартина его уже сделала или близка к этому.
– Доктор, но это все же не повод для того, чтобы потерять рассудок.
– Надеясь на вашу порядочность, я должен признаться вам, что мать Мартины была не совсем здорова. По ночам ее мучили галлюцинации и часто весь дом просыпался от ее криков. Днем она находилась как бы в прострации, в плену глубокой меланхолии. Мы горячо ее оплакивали, когда в родах она умерла. Ее все любили за кротость и нежность.
– И вы боитесь, что мадемуазель Пьюбран унаследовала от матери…
– Да, я этого боюсь, господин комиссар.
Возвращаясь из клиники доктора Пьюбрана, Тьерри встретил своего помощника Ратенеля. Вместе они свернули на бульвар Гамбета, чтобы купить свежих парижских газет. Вдруг Ратенель толкнул комиссара локтем в бок.
– Молодая женщина, что идет перед нами, – кузина Мартины – София Кесси.
Не теряя времени, комиссар представился.
– Простите за беспокойство, мадам, я комиссар Невик. Могу я вам задать несколько вопросов, если вы не очень торопитесь?
– Но, господин…
Это была маленькая бесцветная женщина, к которой редко кто обращался на улице. Казалось, она не знала, что ответить.
– Я хотел бы поговорить о вашей кузине, Мартине Пьюбран.
– О Мартине?
– Я был бы вам очень благодарен.
Она выглядела испуганно, так как в первый раз в жизни находилась в присутствии полицейского. Уже в кабинете Тьерри попытался ее успокоить.
– Повторяю, мадам, речь идет лишь о дружеской беседе. Если мои вопросы вас смущают, вы можете не отвечать на них. Но я не скрываю, что необычное поведение вашей кузины в тот вечер меня удивило, и даже больше того. Вы, конечно, знаете, что рассказала мне Мартина.
– Да… и я не понимаю.
– Что именно, мадам?
– Как Мартина могла нагородить таких глупостей.
– Однако она казалась искренней в тот момент, когда кричала, что вы все ее ненавидите.
– Это так неправдоподобно! Она ведь знает, как мы все ее любим и ею гордимся.
– У нее есть враги?
– Да что вы, для нее все из кожи вон готовы вылезти.
– А это недоразумение во время вечерней прогулки?
– Она убежала, никого не предупредив, никому не сказав ни слова. Сначала мы подумали, что это игра, но через некоторое время, убедившись, что она не шутит, пошли ее искать.
– Как вы объясните эту выходку?
– Вот именно, что никак.
– Не заметили ли вы у Мартины признаков умственного расстройства?
Она замялась.
– По правде говоря, она стала странной, в ней исчезло прежнее спокойствие и здравый смысл. Я думаю, что смерть отца была для нее слишком тяжелым ударом.
Невик заканчивал свой ежедневный доклад.
– Видишь ли, Алиса, я чересчур увлекаюсь фантазиями. Полицейский не имеет на это права. Явно нездоровый человек рассказывает мне сногсшибательную историю, и вот уже я сю настолько захвачен, что не могу остановиться. Может быть, это все ночь, тишина кабинета…
– Или то, что она красива?
Тьерри не хотел признаваться себе в том, что принял бред за чистую монету. День был тихий, и он по пути в «Таверну» решил просто так пройтись теми же улицами, которыми шли в тот вечер Пьюбраны. Сначала по бульвару Гамбета до улицы Этьен, оттуда – на Кастанье, а с улицы Тампаль – на авеню Насьональ, мимо «Биржи труда», и через узенькую Маскуту вышел, наконец, на Лостье. Если бы он мог почувствовать страх усталого ума, потерявшегося в лабиринте причудливых декораций, где каждая тень – карниза, флюгера, ставни – казалась чудовищем, где в сплошной черноте арок таился ужас… Но он не смог.
– Что случилось, комиссар, почему такой невеселый?
Пьер Эскорбьяк встретил его на пороге «Таверны».
– Мне не удалось испугаться.
– Да?
Тьерри позабавил ошарашенный вид друга.
– Я знаю, что глупо выгляжу. Когда-нибудь я все объясню, а сейчас давай поговорим о чем-нибудь другом, о гастрономии, например. А не устроить ли нам праздник? Пусть мой друг Пьер Эскорбьяк приготовит мне что-нибудь этакое! Например, свое знаменитое мясо на вертеле. А я тем временем отведаю рыбьего пирога.
– Так мы гуляем сегодня!
– Я праздную свое возвращение в настоящее.
Что-то бормоча себе под нос, Эскорбьяк проследовал на кухню.
Фирменное блюдо мастера требовало исключительной ловкости рук. Ведь компоненты, его составляющие, а именно: говяжий филейчик, свежая гусиная печень и трюфеля – не так просто уживались вместе. Тем временем Эрмина Эскорбьяк достала из погреба бутылочку каорского вина собственного приготовления. У Эскорбьяков было небольшое поместье недалеко от местечка, называемого «Голуазская могила», в окрестностях Беле. Тьерри нравилась Эрмина, ее трогательная привязанность к Алисе. Он знал, что всегда может на нее положиться.
– Похоже, мы решили доставить себе маленькое удовольствие!
При виде Эрмины комиссару каждый раз становилось легче. Дородная, черноволосая, всегда улыбающаяся, она заражала его своим весельем. Ее голос, словно горный поток, увлекал за собой, наполняя простой и здоровой человеческой радостью.
3
Комиссар, казалось, совсем забыл о Мартине Пьюбран, когда недели через две Ланглуа доложил, что «давешняя сумасшедшая» просит разрешения войти. В первый момент он хотел не впускать ее, но образ Мартины, как бы ни пытался Тьерри себя убедить в обратном, не оставлял его. Стыдно было признаться, что Алиса была права: красота мадемуазель Пьюбран глубоко задела комиссара.
– Хорошо, все равно от нее так просто не отделаешься, лучше узнать, чего она хочет.
– Будет исполнено, господин комиссар.
Вошедшая совсем не походила на прежнюю Мартину. Она казалась совершенно спокойной.
– Господин комиссар, я пришла извиниться за тот спектакль, что разыграла перед вами.
– Не будем об этом. Случается, нервы не выдерживают.
– Вы мне, естественно, не поверили!
– А должен ли я вам верить?
– И все это из-за моих родственников…
– Хочу вас заверить, что ваша тетя, а также ваш дядя и ваша кузина выражают самую глубокую привязанность…
– Хотите посмотреть, как они ее выражают?
– Простите?
Не отвечая, Мартина достала из сумки зеленую фетровую шляпу с перьями и положила ее на стол перед комиссаром.
