Стенли Эллин - Любитель древностей
– Я придерживаюсь того же мнения, – отозвался мистер Эпплби.
– Преданность, – провозгласил младший Гейнсборо, – постоянство вот ключ к сердцу женщины.
Стало быть, ему предложили, рассуждал мистер Эпплби в минуты раздумий, отставить в сторону Магазин и окружавший его мир порядка и покоя и ублажать эту малопривлекательную особу, Марту Стерджис.
Конечно, это временная мера, и за свои страдания он будет щедро вознагражден, когда Марта Стерджис, с должными почестями сочетавшись с ним браком, отправится тем же путем, что и ее предшественницы; однако вынужденное сближение с этой женщиной нисколько не облегчало ему задачу. И поскольку мистер Эпплби оценивал обстановку не только как будущий жених, но и, если можно так выразиться, как будущий вдовец, то невольная и в то же время неизбежная ирония, которая сопровождала большинство ее занудливых рассуждений о супружеской жизни, напрочь выводила его из равновесия.
Так, Марта Стерджис однажды заявила:
– Я считаю, что человек, который однажды развелся со своей женой, разведется и с любой другой, на ком бы он ни женился. Посмотрите на все эти разбитые союзы: держу пари, почти во всех случаях окажется, что мужчина все чего-то ищет, ищет и не находит, потому что сам не знает, чего хочет. Ну а я, – подчеркивала она, делая ударение на “я”, – выйду замуж за человека, готового раз и навсегда остепениться и потом уже никуда не рваться.
– Конечно, – сказал мистер Эпплби.
– Я как-то слышала, – в другой раз рассказывала Марта Стерджис, подвергая его нервы ужасным испытаниям, – что удачный брак продлевает годы жизни, отпущенные женщине. Не это ли блестящее подтверждение пользы брака, как вы думаете?
– Конечно, – опять сказал мистер Эпплби.
Вообще, в течение этого месяца, что он находился на испытании, его вклад в их беседы сводился к одному слову “конечно”, произносимому с различными интонациями. Однако тактика оказалась верной, так как к концу месяца он смог уже сформулировать свое мнение по-другому, а именно: “Да, согласен”, на свадебной церемонии, где единственными приглашенными были Гейнсборо, Гейнсборо и Голдинг.
Немедленно после торжества мистера Эпплби (к его большому беспокойству) потащили к фотографу, где было сделано бесчисленное множество фотографий молодоженов, причем это мероприятие проводилось под строгим надзором сурового мистера Голдинга. Затем последовал (к восторгу мистера Эпплби) обмен документами, согласно которым он и его супруга наследовали друг другу все свое имущество, собственность и прочее.
Если мистеру Эпплби и случалось в эти торжественные дни выглядеть несколько рассеянным, то это объяснялось лишь тем, что ум его был постоянно занят отработкой четкой программы предстоящих мероприятий.
Необходимо было положить коврик (так хорошо послуживший ему в шести предыдущих эпизодах), после чего подойдет время попросить стакан воды, и он одной рукой обнимет ее за плечи, а другой... Но этот момент наступит не сразу, нужно немного выдать. Однако ждать слишком долго тоже нельзя, учитывая, что Магазин осаждает толпа кредиторов. Так что, глядя на руку жены, ставившую подпись на завещании, он решил, что нескольких недель будет вполне достаточно. Завещание в его руках, значит, нет смысла тянуть дольше.
Однако, прежде чем истекла первая из назначенных недель, мистер Эпплби понял, что расчет придется пересмотреть самым решительным образом. Сомнений здесь быть не могло: ему было просто не совладать с кошмаром, в который он попал и который, по мнению его жены, и был настоящей семейной жизнью.
Прежде всего выяснилось, что свой дом (а теперь и его тоже), богатое жилище, доставшееся ей от матери, она превратила в настоящий хаос. Единственным правилом здесь, по-видимому, было правило, в соответствии с которым все, что случайно было брошено, не стоит поднимать, потому что все равно это будет брошено снова. Как следствие во всех комнатах скопились невообразимые кучи разбросанных там и тут вещей. Ящики шкафов были набиты доверху, и их содержимое вываливалось наружу, при этом все перемешивалось как попало, дополняя собой общую кучу. И в довершение всего на этих грудах неприбранных вещей лежал тонкий слой пыли.
Для трепещущей от малейшего беспорядка нервной системы мистера Эпплби это было все равно что проводить ножом по тарелке, причем и нож, и тарелка вырастали в размерах до бесконечности.
Так случилось, что миссис Эпплби всю себя посвятила именно тому делу, от которого ее муж мысленно умолял ее себя избавить: она обожала готовить. Во время еды она таскала из кухни в столовую огромные подносы, нагруженные едой, глубоко чуждой организму мистера Эпплби.
Когда же он попытался слабо протестовать, она постаралась как можно доходчивее объяснить мужу в соответствующих выражениях, что она крайне чувствительна к критике своего кулинарного искусства, причем недоеденное блюдо также считалось одним из видов критики. И с тех пор к прочим страданиям мистера Эпплби прибавились непрекращающиеся приступы расстройства пищеварения, которые он нажил, безнадежно ковыряясь в тарелке в поисках редких кусочков мяса, плавающего в жирных соусах, или пытаясь переварить непропеченное тесто кондитерских изделий своей супруги. Мучения мистера Эпплби усугубляли настойчивые требования хозяйки без конца оценивать ее кулинарный пыл. Она подсовывала под его трепещущий от страха нос тарелку за тарелкой, доверху наполненные всевозможной несъедобной пищей, и он, собравшись с духом, словно мученик в пропасти со львами, отправлял порцию за порцией в пищеварительный тракт, взывающий о простой вареной и жареной пище.
И теперь, предаваясь сладким мечтам о будущем, он представлял себе, как вернется с похорон и отведает ломтик поджаренного хлеба, запивая его чаем, а возможно, и яйцо, сваренное не всмятку и не вкрутую, а в мешочек, как он всегда любил. Но одной этой мечты вместе с ее продолжением – а он уже предвкушал, как будет наводить порядок в доме, – не хватало для поддержания его духа, когда он просыпался по утрам и думал о том, что ему предстояло сделать.
С каждым днем его жена все настойчивее требовала внимания. И в тот день, когда она открыто попрекнула его заботами о Магазине, а не о ней, мистер Эпплби понял, что настало время сделать последний, решительный шаг. Вечером он принес домой коврик и аккуратно постелил его на пол в проходе между гостиной и коридором, ведущим в кухню.
Марта Эпплби наблюдала за ним, не выражая при этом ни малейшего восторга.
– Какое старье, в самом деле, – сказала она, – что это, Эппи, антикварная вещь или что-нибудь в этом роде?
Она теперь взяла моду называть его этим мерзким прозвищем, и он кисло морщился, слыша его. Но она, похоже, относилась к его гримасам с веселым неведением. Сейчас он тоже поморщился.
– Нет, он не старинный, – признал мистер Эпплби, – но у меня есть свои причины дорожить им. С ним связано много приятных воспоминаний.
Миссис Эпплби нежно улыбнулась ему.
– И теперь ты принес его ради меня, правда?
– Да, – ответил мистер Эпплби, – ради тебя.
– Ты прелесть, – сказала миссис Эпплби, – просто прелесть.
Глядя, как жена прошла, шаркая стоптанными шлепанцами по коврику, к телефону, стоявшему на маленьком столике в конце коридора, мистер Эпплби обдумывал одну мысль, которая показалась ему интересной. Она звонила по телефону каждый вечер примерно в одно и то же время, а значит, несчастный случай можно было бы запланировать как раз на этот час. Вариант имел очевидные преимущества: та точность, с которой она звонила по телефону (и это было единственное, что она делала более или менее точно), означала, что по коврику она пройдет в заданное время, то есть он сможет осуществить свой план в определенный момент и в определенном месте.
Однако, продолжал размышлять мистер Эпплби, протирая очки, проблема здесь заключается в том, как лучше подойти к ней в этом случае. Нет, безусловно, проверенные и испытанные методы были надежнее, но, с другой стороны, если звонок по телефону и стакан воды совпадут по времени...
– О чем задумался, Эппи? – насмешливо спросила миссис Эпплби, прерывая ход его мыслей. Она положила трубку и, пройдя по коридору, остановилась как раз на самой середине коврика. Мистер Эпплби водворил очки на место и, вглядываясь в ее лицо, раздраженно ответил:
– Мне бы хотелось, чтобы ты не называла меня этим гадким именем. Ты же знаешь, я терпеть его не могу.
– Ерунда, – без промедления отреагировала она. – По-моему, оно прелесть.
– Я так не считаю.
– Ну а мне нравится, – сказала миссис Эпплби тоном, не терпящим возражений, как бы решив для себя этот вопрос раз и навсегда. И, надув губы, продолжила:
– Во всяком случае, ты совсем не об этом думал, когда я заговорила с тобой, разве не так?
Поразительно, думал мистер Эпплби, как эта неряшливая толстуха, когда надуется, делается похожей на раскрашенную восковую куклу, облезшую за долгие годы плохого обращения. Он отбросил эту мысль в сторону – надо было придумать приемлемый ответ.
