Григорий Глазов - Ночной пасьянс
Сергей Ильич чувствовал, что Кухарь сейчас подсядет к нему, внешне никак заискивать не станет, не с руки ему, председателю Облсовпрофа, но найдет иную форму - начнет доверительно, мол, между нами, только тебе, что-то рассказывать такое, о чем не всем, дескать, положено знать. Понимал Сергей Ильич, что Кухаря даже не очень смущает, что эти ухищрения, которые он выдает за искренность, дружеское расположение, понятны Сергею Ильичу. Стремление заглушить в памяти Сергея Ильича прошлое длится уже десятилетия. Бояться Кухарю, конечно, нечего, даже смешны его старания, но то, что стало однажды рефлексом, изжить невозможно...
И глядя, как к нему направляется Кухарь, держа в руке рюмку с коньяком, Сергей Ильич заставил себя подняться навстречу...
6
Соседка Богдана Григорьевича - Теодозия Петровна Парасюк, была женщиной тихой, одинокой, услужливой, богомольной. Она исправно ходила в церковь Петра и Павла всю свою жизнь, с тех пор, как ее туда в первый раз привела покойная тетка, когда Теодозия перебралась из села в город. Она блюла все религиозные праздники и посты, знала Ветхий и Новый Заветы, но подолгу могла слушать комментарии к каждому из их сюжетов, которые пространно разворачивал перед нею не без лукавства Богдан Григорьевич. И тогда жизнь Иисуса Христа, всех святых, апостолов представала перед Теодозией Петровной как жизнь обыкновенных людей, они обретали плоть, рост, цвет волос и глаз, становились тучными или худыми, обладали характерами, узнаваемыми ею по тем знакомым, с которыми Теодозию Петровну сводила в разное время жизнь. "Господи, да ведь это наш начальник смены Удовиченко!" - восклицала она, слушая очередной рассказ Богдана Григорьевича о каком-нибудь муже из Святого Писания. У Теодозии Петровны имелись небольшие сбережения и, выйдя на пенсию, она первым делом купила хороший цветной телевизор, заплатила пятьдесят рублей, чтоб ей поставили специальную антенну с усилителем для приема двух программ варшавского телевидения. Телевизор она могла смотреть беспрерывно, он был для нее окном в огромный, порой пугающий мир, захватывающий своим многообразием, нередко казавшийся ей инфернальным, ибо вся ее примитивная жизнь накопила несколько стереотипов, зиждилась на одномерной информации, а многолетнее общение с невидимым Богом не вносило вариантов в миропознание, поскольку еще две тысячи лет назад семь заповедей вобрали в себя навсегда незыблемые законы бытия для всех и для каждого. Особо любила Теодозия Петровна смотреть передачи из Варшавы, посвященные пасхальным и рождественским праздникам. Она наливала себе чай, клала пухлые руки на кружевную дорожку, прикрывавшую темный полированный стол, и млея от восторга, смотрела и слушала так проникновенно, словно соучаствовала.
Было у Теодозии Петровны еще одно увлечение - раскладывать пасьянсы. Она знала их множество, могла по два-три часа заниматься этим с таким усердием, сосредоточенностью и терпением, будто берясь в очередной раз за карты, была озабочена грядущей судьбой всего человечества.
В этот майский вечер Теодозия Петровна была обеспокоена. Она знала, что Богдан Григорьевич ушел на какую-то вечеринку, видимо, важную, он даже надел свой парадный костюм, сшитый еще по моде конца пятидесятых годов, который доставал из шкафа раз в пять лет, и что самое удивительное, повязал галстук. Беспокойство Теодозии Петровны имело одну причину: как он под хмельком доберется домой. И хотя это его состояние никогда не превышало привычной и разумной черты, и уловить его мог только человек, хорошо знавший Богдана Григорьевича, все же Теодозия Петровна волновалась: праздник, выпившего народу на улицах будет немало, а время позднее...
И часто отрываясь от телевизора и поглядывая на часы, она подходила к окну и осторожно отодвинув тюлевую занавесь, всматривалась в темную улицу, где фонарь горел только на трамвайной остановке, которая тут была уже конечной, а дальше - лесопарк и по другую сторону его Туровское кладбище... Чтобы успокоить себя, Теодозия Петровна достала из комодика колоду карт и стала раскладывать пасьянс...
7
Отошли майские праздники, не без натуги все вернулось в свою колею. Олег Зданевич сидел в фотолаборатории. Работа была срочной: начальство, удовлетворив просьбу польского консула, распорядилось снять фотокопии с ряда документов, касавшихся демаркации приграничных земель в середине сороковых годов. Поисками этих документов занимался сотрудник одного из отделов Ярослав Романец.
В лаборатории горел красный свет, на натянутой капроновой леске, схваченные пластмассовыми бельевыми прищепками, сушились уже проявленные пленки. Олег Иванович, пошевеливая в ванночках пинцетом, проявлял, фиксировал и промывал большие листы фотобумаги, на которых четко проступали тексты, затем валиком накатывал мокрые фотоснимки на большое стекло, чтоб не коробились.
Время от времени входил Ярослав Федорович Романец, вносил новые документы для перефотографирования...
- Много еще этой трухи? - спросил недовольно Зда невич.
- Думаю, до обеда закончим, - ответил Романец. - Какая тебе разница, что щелкать?
- Есть халтурка, обещал к двенадцати, а уже половина первого, не успею.
- Что за халтура?
- Какого-то ветерана из "Интуриста" на пенсию провожают, хотят буклетик на память.
- Позвони им, перенеси на завтра...
Они были ровесниками, по тридцать одному каждому, но положение в облархиве занимали разное - Романец исполнял обязанности заведующего отделом информации и публикаций.
С Олегом они не то, чтоб дружили, но относились друг к другу доброжелательно. Сблизили их шахматы, оба неплохо играли, тянули на второй разряд. И в обеденный перерыв, погасив красный свет, поднимали черную штору на зарешеченном окне, варили на электроплите в старой алюминиевой кастрюльке сосиски, кипятили воду для кофе, раскладывали, кто что принес из дому и, жуя, расставляли на картонной шахматной доске фигурки, одну черную утерянную ладью заменяла пустая кассета от фотопленки.
- В субботу за город не собираешься? - спросил Зданевич, ставя ферзя на черное поле.
- В су-ббо-ту, в су-ббо-ту, - пропел, раздумывая над ходом Романец. Нет. Мне надо съездить к тетке. Лекарство отвезти. С трудом достал через фарцовщиков, импортное какое-то... Да и с бензином туго.
- А что с теткой?
- Перенесла инсульт. Диабет тяжелый, - он надкусил большой кусок хлеба с сыром, запил глотком кофе. - Врачи настроены пессимистически.
- А сколько ей?
- Семьдесят семь... Шах.
- Многовато, - покивал Олег, убирая короля... - Еще кофе?
- Пожалуй... А я пойду вот так, маэстро. Это вашему слону тоже диабет...
Так, переговариваясь, они завершали обед и шахматную партию...
8
Почты за праздничные дни и первую неделю после них скопилось много. Сергей Ильич Голенок привык, что ничего не значащих писем в их адрес не поступает, из каждого, казавшегося даже пустым или безнадежным, нередко выуживалась какая-то мелочь, намек, который потом становился отправным, главным в розыске. Поэтому всякий такой вроде пустяк нуждался в тщательной проверке. Случалось, конечно, что после нее все оказывалось не тем, что искали или на что рассчитывали, было жаль зря потраченных дней, недель, месяцев, а то и лет. Тут уж как повезет. Но брезговать ничем не приходилось, никакой внешне ненадежной и нелогичной зацепочкой.
Вскрывая конверты, он раскладывал их содержимое в известном ему порядке. Так дошла очередь и до ответного письма на запрос, посланный Сергеем Ильичом накануне праздников. И не было в нем для Голенка ничего неожиданного - ни разочаровывающего, ни радостного.
"Подгорскому отделению представительства Инюрколлегии УССР.
На ваш Р-935 от 25 апреля 1980 г.
Сообщаю, что, как значится по областному адресному бюро, в Подгорске проживают четыре лица по фамилии Бучинские. Кроме того, в населенных пунктах области имеются двое лиц по фамилии Бучинские и гражданка Бабич У.В., урожденная Бучинская. Справки с их адресами прилагаем.
Начальник адресного бюро УВД
Подгорского облисполкома".
Прочитав справку, Сергей Ильич подумал, какую сеть придется забрасывать. По опыту знал, что от семи Бучинских пойдут такие круги, которые всколыхнут и поднимут с илистого дна времени десятки живых и покойников, возможно имеющих, а, возможно, и нет кровное отношение к человеку, оставившему в США после себя 300.000 долларов. И из всех нужно будет выловить одного или нескольких, кто в конце концов обретет законное право на эти деньги.
Сейчас предстояло направить семь писем-запросов: четыре жителям Подгорска в разные адреса и три - в районы области. И все - одного содержания. Он начал в том порядке, в каком они шли в справке адресного бюро:
"г.Подгорск, ул. Ив.Франко, 8, кв. 2.
Бучинской Веславе Юзефовне.
В наше производство поступило дело о наследстве умершего в США Майкла (Михаила) Бучинского. Просим сообщить, не является ли он Вашим родственником. В положительном случае укажите дату и место его рождения и объясните степень родства с Вами. Если Вы поддерживали переписку с ним, вышлите 1-2 письма с конвертами и фотокарточку.
