Марина Серова - Презент для певицы
Я еще раз затянулась, забирая в легкие очередную порцию вредных веществ — всяческих смол и канцерогенов. Сигарета тлела уже на середине, я «стрельнула» ее в своей палате у одной дамы лет сорока пяти. Я не знаю, почему вдруг так сильно захотелось покурить. На лицо иногда попадали отдельные капли через открытую форточку. Их мерный стук о карниз успокаивал и завораживал ненадолго мой напряженный слух. По коридору ко мне со спины кто-то приближался. Я обернулась и увидела доктора, мужчину средних лет. Он возмущенно поднял брови и выпалил:
— Сейчас же закройте форточку! Вы сами простудитесь, а потом заразите мне все отделение! Если уж так приспичило, идите и травитесь вниз, в вестибюль, — и он указал мне на лестницу.
— Нет, спасибо, доктор, лучше я брошу курить, — пошутила я, улыбнулась и выбросила в форточку окурок.
Врач недовольно хмыкнул и ушел.
— Почему тетя Мила опаздывает? — спросила я дождь за окном, но он мне не ответил. — Совсем ты спятила, Охотникова, — обругала я сама себя.
Сегодня, четырнадцать дней спустя, проанализировав все случившееся в тот злополучный вечер, я так до конца и не поняла, что же пошло не так, как же я так сплоховала, что не смогла уберечь человека от смерти. Даже прикрыть собой не успела, а ведь он так этого хотел. Прочь черный юмор, Охотникова, прекрати паясничать. Теперь все шишки посыпятся на меня.
Сенцов ведь предупредил, что сгноит меня на нарах. Предстоит еще долгое, нудное разбирательство… Отгадайте, кто будет главным подозреваемым? Нет, не Сенцов, конечно же, а я.
Меня лишили средств к существованию. Остались лишь неприятный горький осадок на душе да несколько шрамов на теле.
Сначала меня, истекающую кровью, привезли в областную больницу. Там я просто тихо лежала в коридоре, причем в самом темном углу, и тихо дожидалась своей смерти. Но потом, совершенно случайно, о моем несчастье узнала старая подруга отца, которая и определила меня в эту частную клинику. Как бы быстро я ни восстанавливалась, врачи внесли немалый вклад в то, чтобы поскорее поставить Евгению Охотникову на ноги.
Подругу отца зовут Анна Лагутина. Бывшая певица, звезда эстрады. Пять лет назад ей был поставлен диагноз, а точнее сказать, вынесен приговор — опухоль щитовидной железы. Правда, она была доброкачественной, и удалили ее без особых трудов и последствий. О чем это я говорю! Как же без последствий! Лагутиной запретили петь, навсегда, разумеется. Она, правда, попыталась выйти снова на сцену, но ей стало опять плохо. Лучшие светила медицины опускали перед ее болезнью руки. И Анне Петровне пришлось смириться и направить свою неистощимую энергию в другое русло. Капиталы ведь она скопила немалые. Отец много мне про нее рассказывал, ему доводилось несколько раз сопровождать ее за границу как в группе, так и одну — это себе позволить могла только она в достопамятные времена. Сейчас ей пятьдесят лет, но выглядит она по-прежнему ослепительно. Я мечтаю о том, чтобы дожить до ее лет и сохранить такую же фигуру.
Благотворительный фонд «Тереза», основанный Лагутиной четыре года назад, действует безотказно. Самый, между прочим, солидный " фонд, немало сделавший для малоимущих, различных домов престарелых, инвалидов и детских домов.
Зная характер Анны Петровны, я могу с уверенностью сказать, что она не всегда делает что-то бескорыстно. Как бы не пришлось расплачиваться мне за ее доброту и внимание. Есть у меня, правда, одна мысль, рассеивающая это подозрение: я ведь не просила ее помогать мне. Мои размышления прервал тот самый доктор, который сделал мне замечание. Он подошел и сказал:
— Охотникова, вас внизу, в вестибюле, дожидается тетя. Поспешите.
От него так разило табаком, что я чуть не задохнулась.
— Спасибо, доктор, — изображая крайнюю признательность, произнесла я. — Ай-я-яй, а еще врач! — пожурила я его и в расстроенных чувствах направилась по коридору к лестнице.
— А у меня работа нервная, — бросил он мне вдогонку, но я оставила его реплику без ответа.
Тетя сразу же забросала меня вопросами о моем самочувствии и завалила гостинцами. Этих съестных припасов хватило бы на целый батальон.
— Здесь, Женечка, фрукты, — комментировала она, доставая пакеты, банки и небольшие коробки. — Вот тут в банке пельмени. Я сварила их специально для тебя, по твоему рецепту, и фарш такой, какой ты больше всего любишь, — рыбный.
И так далее и тому подобное. Перечисление продуктов, доставаемых тетей Милой из ее бездонной, казалось, сумки, продолжалось бы еще бог знает сколько времени. Меня же больше интересовало то, что происходило за стенами этого стерильного заведения, телевизоры ведь не работали ни в одной палате. Нам говорили, что где-то неисправность в системе спутникового телевидения, но за неделю можно было вполне устранить эту злополучную неисправность.
— Тетя, не беспокойтесь понапрасну обо мне, все уже со мной в порядке, я, можно сказать, здорова, — прервала я тетю на полуслове. — Лучше расскажите, что в мире творится, а то мы тут совсем от цивилизации оторваны, и доктора ничего не хотят говорить.
— Так вы ничего не знаете? — удивилась тетя Мила.
— Нет, ну, конечно же, доходят некоторые слухи, — я даже испугалась, когда увидела широко открытые глаза тети Милы, и добавила:
— Там что, третья мировая началась?
— Почти, только не мировая, а наша родная, — сказала тетя и заговорщически посмотрела прямо мне в глаза. — Люди высыпали на улицы, всюду митинги, забастовки. Просто какая-то вторая Октябрьская революция, — с ужасом говорила тетя Мила, вздыхая. — Не знаю даже, чем все это закончится.
— Что бы там ни говорили, а нашу страну поставить на дыбы не так-то и просто, — попыталась успокоить я тетю, но зачем-то еще добавила:
— Но уж если завести как следует, то мало не покажется.
Тетя Мила махнула вдруг рукой и прошептала:
— Женя, не будем о грустном. Я же пришла сюда не для того, чтобы тебя расстраивать, а для того, чтобы поддержать.
— Какие там расстройства, тетя! О чем вы говорите! Меня через три дня уже выписывают, пора снова привыкать к действительности.
Обменявшись любезностями, мы на некоторое время замолчали, пауза явно затягивалась.
Тетя долго что-то не хотела мне говорить, но потом все-таки решилась и произнесла как бы невзначай:
— Лагутина тут тебе прислала приглашение на благотворительный бал, — тетя Мила достала его из сумочки и протянула мне. Я раскрыла приглашение, прочитала общие фразы и очень удивилась, взглянув на дату благотворительного шоу — более подходящего слова я не нахожу, — оно было назначено на тридцать первое октября, ровно через неделю я должна быть готова.
Не думала, что расплачиваться придется так скоро.
Когда тетя Мила передавала мне конверт с приглашением, то слегка поморщилась. Я давно заметила, что она не выносит и на дух Лагутину по причинам, которые держала в тайне. Говорила, что она ей не нравится, а почему — объяснить так и не захотела.
— На твоем месте, — заявила тетя, — я бы ни за что не пошла. Тебя наверняка попытаются втянуть в какую-нибудь аферу.
— Я зайду туда всего лишь на минутку и выражу ей благодарность и признательность, — попыталась я успокоить тетю и немного себя.
Глава 3
В спальне, на втором этаже небольшого, но уютного особнячка, расположенного в самом престижном районе города и принадлежащего советской рок-диве, когда-то самой популярной певице всего необъятного государства, Анне Лагутиной, на кровати на черных атласных простынях возлежала сама хозяйка в махровом банном халате. Тяжелые шторы на широком окне были раздвинуты, и в комнату заглядывало звездное небо и любовалось пятидесятилетней женщиной, которая выглядела ничуть не хуже молодой девушки.
Лагутина провела ладонью по своему животику, все такому же гладкому и без единой жировой складки, как двадцать, а может быть, и двадцать пять лет назад, когда только начинался взлет на олимп славы никому не известной, но целенаправленной девчонки из богом забытого и до жути провинциального города Тарасова.
Затем рука коснулась высокой упругой груди, и соски сами собой набухли, ощущая напряженное возбуждение всего тела. Анна, а по батюшке Петровна, словно большая грациозная кошка, потягиваясь, прогнула спинку, и на лице Лагутиной появилась блаженная улыбка, веки были прикрыты. «Как вам, Анна Петровна, удается оставаться такой молодой, поделитесь, пожалуйста, своим секретом», — спрашивали ее много раз. «Никаких пластических операций, лишь труд, музыка, спорт и правильное питание», — твердила она в ответ вызубренное наизусть.
Лагутина снова лукаво улыбнулась и, облокотившись на подушку, посмотрела на дверь ванной, которая была немного приоткрыта, оттуда доносился шум воды, льющейся из душа.
— А еще молодой любовник, — произнесла она вслух, шепотом.
