Александр Чернов - Меценат из ментовки
Майор встал из-за стола.
ЖОРИК
Мы переменимся еще, мы переменимся,
И я задумался, и я тебе скажу:
«Давай поженимся с тобой, давай поженимся,
И я со всем, что было раньше, завяжу».
Привольнов Георгий родился тридцать шесть лет назад в сельской местности неподалеку от большого города, а позже с матерью переехал жить в сам город. Отца у Привольнова не было. Нет, был, конечно, просто Жорик его не помнил. «Бросил нас, когда ты маленький был», ― рассказывала мать. И сколько бы не допытывался Жорик, где он, и что собой представляет, мать только разводила руками и говорила: «Понятия не имею. Как уехал с тех пор ни слуху, ни духу».
После окончания школы Привольнов пошел служить в армию, из которой вернулся, когда ему стукнуло двадцать семь лет. Так получилось. Но об этом позже. Мать к тому времени у парня умерла, и ему как единственному наследнику досталась двухкомнатная квартира. Двадцатисемилетний разудалый парень с квартирой был у дружков в центре внимания. К нему с удовольствием ходили в гости, да и самого зазывали в компании. И вот однажды на одной из вечеринок за столом рядом с Жориком оказалась симпатичная девушка Наташа ― молодой специалист только, что окончивший медицинский институт. Чернобровая с мягкими чертами лица девушка Привольнову понравилась. Он тут же понял, что она и есть его та самая, вторая половинка. А постольку, поскольку был парнем напористым, привыкшим сразу брать быка за рога, сходу и сделал Наташе предложение. Находившаяся подшофе девушка приняла предложение за шутку и со смехом согласилась.
― Что ж, присылай сватов!
Не знала Наташа, что все окажется так серьезно.
Жила девушка с мамой, на окраине города в халупе, выделенной Минздравом, как молодому специалисту. Утром Мария Андреевна ― так звали мать Наташи ― отчитывала дочь за пролитое на вечеринке на новое платье вино. Очередной упрек застрял у женщины в горле, когда она увидела в окно приближающуюся к дому процессию, во главе которой в черном костюме, белой рубашке и при галстуке гоголем вышагивал молодой человек.
― Это еще кто такой?! ― наконец изумленно промолвила Мария Андреевна.
Взглянув в окно, Наташа обомлела.
― Так это ж ко мне свататься идут! ― воскликнула она и, выхватив у матери платье, стала поспешно его надевать.
Растерявшиеся женщины кое-как привели себя в порядок и открыли сватам двери. Встретили гостей чинно с достоинством. Прикрывавшая рукой винное пятно на платье Наташа не поднимала от полу глаз. Но торги оказались недолгими. Не приглянулся властной Марии Андреевне жених ― уж больно нахальный ― и Жорику дали от ворот поворот.
Привольнов был оскорблен до глубины души. Не желая смириться с участью отвергнутого жениха, Жорик в тот же день напился и, аккуратно сложив новенький, по случаю сватовства купленный костюм, на берегу протекавшего неподалеку от окон Наташи канала, привязал к шее камень и бултыхнулся в воду. Друзья-приятели сиганули следом за Жориком в канал и силком вытащили упиравшегося парня на берег.
Все происходило на виду у Марии Андреевны и Наташи. Сердобольная женщина и ее дочь сжалились над неудавшимся утопленником, кликнули из окна одного из парней и попросили передать Привольнову, что они де согласны. Пусть протрезвеет и утром приходит. На радостях Жорик еще выпил, однако утром как штык стоял у дверей Наташи.
В загсе у жениха и невесты заявление приняли, но сказали, что распишут через месяц. Привольнов ждать не мог. Не тот характер. Энергичный, настойчивый он куда-то сбегал, с кем-то договорился… В общем, три дня спустя их расписали. Свадьбу сыграли скромную, народу было немного, но все повеселились от души. А затем Наташу с мамой ― теща была обязательным приложением к новобрачной, что сразу было оговорено при сватовстве ― Жорик перевез в свою квартиру.
Привольнов поступил на службу в охранное агентство, Наташа продолжала работать в больнице, а Мария Андреевна ― в детском саду воспитательницей. Через два года появился у молодых сын Саша. Бабушка и родители в мальчишке души не чаяли, баловали как могли. И ребенок на радость родителям рос здоровым, умным, шустрым. Казалось, впереди семью ждало счастливое будущее, ан нет ― выпивать стал Жорик и чем дальше, тем больше. На работе возникли проблемы, в семье начались размолвки, а потом и скандалы. Ни уговоры жены и тещи, бросить пить ни выговоры от начальства за систематическое пьянство не помогали ― Привольнов продолжал бражничать. В конце концов с работы Жорика поперли. Уставшие от бесконечных попоек Привольнова жена и теща спровадили Жорика в очередной раз на лечение, и пока он отлеживался в наркологической клинике, осуществили давно задуманный план. В общем, когда посвежевший с подлеченной печенью Привольнов вернулся в родные пенаты, то обнаружил голые стены и приколотую к одной из дверей записку ― «Прости меня, Жорик, но я так больше жить не могу. Не ищи нас, мы уехали из города. Прощай».
Для Привольнова бегство жены и тещи было несчастьем. А как справляться с несчастьями он знал. В тот же день напился и не выходил из запоя целый месяц. Однако нужно было на что-то жить, и Жорик устроился слесарем на завод. Но через два месяца его попросили и оттуда. С тех пор Привольнов нигде официально не работал, а перебивался случайными заработками. Якшался с такими же, как и он, бражниками, а то и с преступными элементами. И вот, наконец, допрыгался, вляпался в скверную историю.
«ВЫВОДКА»
Налей, Сергей! Налей, Серега!
Перекрестись, и вспомним бога.
Налей и закуси, и отдыхай,
За то, что промахнулся вертухай…
На «выводку» решили отправиться впятером. От второго конвоира пришлось отказаться, ибо машина была легковая, и для него просто не оказалось в ней места. На большущем дворе ГУВД располагались столовая, караульное помещение, и экспертно-криминальный отдел. Между ними и пятиэтажным массивным ярко раскрашенным зданием, выстроенным в стиле пятидесятых годов прошлого столетия, находились две заасфальтированные площадки. Одна ― строевой плац, другая ― автостоянка. На ней в несколько рядов стояли машины. Были среди них и новенькие «Оппели», и разбитые «Жигули». Стоянка была для служебных машин, личный транспорт работников милиции парковался за территорией ГУВД на длиннющей площадке. Автомобили там не охранялись. А зачем? Кто же решится украсть тачку у милиционера? Впрочем, говорят, находятся смельчаки и у них угоняют.
Водитель сержант милиции ― коренастый усатый мужчина с сильно выдающимися скулами на широком лице ― уже поджидал компанию у стареньких темно-вишневого цвета «Жигулей». Он хмуро взглянул из-под широкий бровей на Привольнова и спросил у майора:
― Его что ли столько времени разыскивали?
Ковалев фамильярно похлопал Жорика сзади по плечу и заявил:
― Его, его, родимого, да только вот сознаваться не хочет. Ну ничего, придет время, расколется. Давай-ка, Виталик, отвези нас к кафе «Аладдин». Знаешь, где оно находится?
Водитель открыл дверцу машины.
― Конечно, знаю. Там же громкое убийство совершено на днях было. Кафе это теперь на весь город знаменито стало. Ну, поехали!
На первом сиденье «Жигулей» рядом с водителем устроился капитан Лысенко, на заднем ― разместились майор и скованные наручниками Привольнов с конвоиром. Виталий завел двигатель и, сделав сложный маневр между припаркованными на стоянке машинами, выехал со двора ГУВД.
Ровная как стрела дорога протянулась километров на десять. Разделительной полосой на ней служила трамвайная линия. «Жигуленок» ехал ходко, изредка останавливаясь на светофорах, однако водитель все равно ворчал:
― Черт бы побрал эти светофоры! Кто их только настраивает. Дорога главная, но с какой бы скоростью по ней не ехал бы, все равно попадаешь на красный свет.
― Ты же милицейский водитель, ― шутливым тоном изрек Лысенко. ― Тебя разве не обучали вождению автомобиля в экстремальных условиях? Представь, что мы гонимся за преступником, жми на сигнал и гони на красный свет.
― Ну, да! ― ухмыльнулся сержант. ― Только проедешь, «гаишник» сразу тормознет. Разбираться с ними ― себе дороже. А если до шефа дойдет, тот за такие подвиги живо шкуру спустит.
Милиционеры стали перебрасываться репликами, а сидевший между майором и конвойным Жорик раздумывал:
«Если бы не наручники, то на первом же перекрестке вытолкал бы конвойного из машины и дал тягу. Стрелять в людном месте менты бы не стали, создавать аварийную ситуацию тоже. Поехали бы на зеленый свет, никуда бы не делись, а там пока остановились бы, пока погнались, меня бы давно и след простыл. Ах, жаль «браслеты» на запястьях! Впрочем, даже если бы и ушел, проблемы не решил. Адрес мой ментам наверняка известен, а больше как кроме своей берлоги пойти мне некуда. Сцапают в два счета. Ну и пусть. Пока сцапают, пожить еще успел бы. Черт дери эту проклятую жизнь!» ― Жорик с завистью смотрел на разгуливающих по улице «свободных» людей.
