Уильям Айриш - Окно во двор
Записал?
– Четвертый этаж, квартира выходит окнами во двор.
Записал. А зачем это?
– Для расследования. Я уверен, что стоит тебе только сунуть туда нос, ты обнаружишь, что там было совершено убийство. Не пытайся вытянуть из меня больше – это просто мое глубокое убеждение. До настоящего времени там жили муж и жена. А теперь остался один муж. Сегодня рано утром он отправил куда-то сундук с ее вещами. Если ты найдешь хоть одного человека, который бы видел, как уезжала она сам а…
Доводы эти, высказанные вслух, да еще не кому-нибудь, а лейтенанту полиции, даже мне самому показались неубедительными.
– Да, но… – с сомнением начал было он. И тут же умолк, приняв все так, как есть. Потому что я был достоверным источником информации. Я и словом не обмолвился про свое окно. С ним я мог себе это позволить, потому что он знал меня много лет и не сомневался в моей честности. Я не желал, чтобы в такую жару в мою комнату набились полицейские ищейки, по очереди глазеющие из окна. Пусть действуют с фасада.
– Что ж, поживем – увидим, – сказал он. – Я буду держать тебя в курсе.
Я довесил трубку и в ожидании событий вернулся к своим наблюдениям. В этом спектакле мне досталось место зрителя, или, вернее, место, противоположное тому, которое занимает зритель. Я видел все как бы из-за кулис, а не со стороны зрительного зала. Я не имел возможности непосредственно следить за работой Война. Я узнаю только ее результат, если он будет.
Несколько часов прошли спокойно. Полиция, которая, как я полагаю, уже должна была приняться за дело, действовала незаметно, как ей и положено. В окнах четвертого этажа все время мелькала одинокая фигура – его никто не беспокоил. Он никуда не ушел. Не находя себе места, он слонялся по комнатам, нигде подолгу не задерживаясь, но квартиры не покидал. Я видел, как он еще раз ел – теперь уже сидя; как он брился. Он даже пробовал читать газету, но на это его уже не хватило.
Машина была пущена в ход, колесики крутились – пока еще невидимо. Шла безобидная подготовка. "Интересно, – подумал я, – остался бы он там, пронюхав об этом, или тут же попытался бы сбежать?" Впрочем, это зависело не столько от его виновности, сколько от его уверенности в собственной безопасности, уверенности в том, что ему удастся обвести их вокруг пальца. Сам я в его виновности не сомневался, иначе я никогда не решился бы на такой шаг.
В три часа раздался телефонный звонок. Это был Бонн.
– Джеффрис? Не знаю, что я сказать.
Может, ты подбросишь мне что-нибудь еще?
– А зачем? – в свою очередь спросил я.
– Я послал туда человека навести справки. Только что он доложил о результатах. Управляющий домом и кое-кто из соседей единодушно утверждают, что вчера рано утром она уехала отдыхать в деревню.
– Минуточку. А твой человек нашел кого-нибудь, кто лично видел, как она уезжала?
– Нет.
– Выходит, ты всего-навсего получил из вторых рук версию, основанную на его ничем не подтвержденном заявлении.
– Его встретили, когда, купив билет и посадив ее на поезд, он возвращался с вокзала.
– Снова голословное заявление.
– Я послал на вокзал человека, чтобы он постарался выяснить это у билетного кассира. Ведь в такой ранний час его не могли не заметить. И мы, конечно, следим за каждым его шагом. При первой же возможности мы проникнем в квартиру и произведем обыск.
Я почему-то был уверен, что и это им ничего не даст.
– От меня ты ничего больше не узнаешь. Я передал дело в твои руки. Все, что нужно, я тебе уже сообщил. Имя, адрес и мое мнение.
– Верно. Прежде я всегда высоко ценил твою наблюдательность, Джефф.
– А теперь, выходит, ты произвел переоценку?
– Нет, что ты! Просто мы пока не обнаружили ничего такого, что хоть как-то подтвердило бы это твое мнение.
– Пока вы не очень-то много сделали.
Он снова отделался той же избитой фразой:
– Что ж, поживем-увидим. Буду звонить.
Прошло еще около часа, и солнце стало клониться к западу.
Я увидел, что он готовится выйти из дома. Надел шляпу, опустил руку в карман, вытащил и на минуту застыл, разглядывая ее. "Пересчитывает мелочь", – догадался я.
Осознав, что после его ухода они тут же войдут в квартиру, я почему-то разволновался. Видя, как он в последний раз окидывает взглядом помещение, я со страхом подумал: Если у тебя, братец, есть что прятать, то именно сейчас нужно позаботиться об этом".
Он ушел. Квартира на какое-то время замерла в обманчивой пустоте. Даже тревожный сигнал пожарной машины не заставил бы меня оторвать взгляд от тех окон. Внезапно дверь, через которую он вышел, слегка приоткрылась, и через щель один за другим протиснулись двое. Закрыв дверь, они сразу же разделись и приступили к делу. Один занялся спальней, другой – кухней, и, начав с этих крайних точек квартиры, они стали постепенно сближаться, двигаясь навстречу друг другу.
Работали они на совесть. Мне было видно, как они тщательно осматривали все сверху донизу. За гостиную они взялись уже вместе. Одному досталась одна ее половина, второму – другая.
Они успели кончить еще до того, как их предупредили об опасности. Я заключил это по их растерянным позам, когда они, выпрямившись, на минуту застыли друг против друга.
Вдруг их головы как по команде резко повернулись, словно до них донесся звонок, предупреждавший о его возвращении. Они мгновенно выскользнули из квартиры.
Я не был особенно разочарован, и ждал, что кончится именно этим. Интуиция подсказывала мне, что они ничего не найдут. Ведь там уже не было сундука.
Он вошел, держа в объятиях огромный пакет из коричневой оберточной бумаги. Я внимательно следил за тем, не обнаружит ли он, что в его отсутствие там кто-то побывал.
Судя по всему, он ничего не заметил.
Остаток ночи он провел дома. Иногда он прикладывался к бутылке: сидя у окна, он время от времени подносил ко рту руку, впрочем, не так уж часто. Он видно, хорошо владел собой – теперь-то ему дышалось легче – там уже не была сундука.
Наблюдая за ним сквозь ночной мрак, я продолжал размышлять: "Почему он не уходит? Если мое предположение правильно, – а в этом я не сомневался, – почему, совершив такое, он не скрылся?.." Ответ был Прост: потому что он еще не знает, что за ним следят. Он считает, что ему незачем торопиться. Исчезнуть сразу же после нее гораздо опаснее, чем еще какое-то время побыть дома.
Казалось, ночь тянется бесконечно долго. Я ждал звонка от Бойна. Он позвонил позже, чем я рассчитывал. Я в темноте снял трубку. Как раз в это время Торвальд собрался лечь спать. Выключив лампу в кухне, он перешел в гостиную и зажег свет там. Потом принялся стаскивать с себя рубашку.
У меня в ухе раздавался голос Бойна, а глаза мои ни на секунду не отрывались от того, другого. Расположение сил по треугольнику.
– Алло, Джефф! Послушай" полная неудача. Мы обыскали квартиру, когда он выходил…
Я чуть было не сказал: "Знаю, я это видел", – но вовремя прикусил язык.
– …и ровным счетом: ничего не нашли. Но… – он остановился, как бы собираясь сообщить что-то важное. Я с нетерпением ждал, что он скажет.
– Внизу, в его почтовом ящике мы нашли открытку. Выудили ее через прорезь согнутой булавкой…
– И?
– И оказалось, что это открытка от его жены, отправленная вчера с какой-то фермы. Мы списали текст: "Доехала прекрасно. Чувствую себя немного лучше. Целую. Анна".
Я сказал едва слышно, но с прежним упрямством:
– Ты считаешь, что она написала эту открытку вчера. Чем ты это докажешь? Какай дата на штемпеле?
Он возмущенно крякнул. В мой адрес, и не по поводу открытки.
– Штемпель смазан. Намок с краю, и чернила расплылись.
– Смазан полностью?
– Только год и число, – признал он. – Час и месяц видны отчетливо. Август. И восемь тридцать вечера, когда она была отправлена.
На сей раз возмущенно крякнул я.
– Август, восемь тридцать вечера – 1937, 1939 или 1942 года. И как ты докажешь, откуда она попала в этот почтовый ящик – из сумки почтальона или из недр письменного стола?
– Кончай, Джефф, – сказал он. – Ты перебарщиваешь.
Не знаю, что бы я на это ответил, если б мои глаза не были прикованы к окнам гостиной Торвальда. Скорее всего, промямлил бы нечто невразумительное. Хоть я в этом и не признался, почтовая открытка ошеломила меня, но я смотрел на Торвальда. Как только он снял рубашку, в том окне погас свет. Но он не зажегся и спальне. Где-то внизу, как бы на уровне кресла или дивана, вспыхнула спичка. В спальне стояли две свободные кровати, а он все-таки остался в другой комнате.
– Бойн, – звонким голосом произнес я, – плевать я хотел на твои открытки с того света! Я еще раз заявляю, что этот человек прикончил свою жену! Проследи сундук, который он отправил. А когда доберешься до него – открой. Я уверен, что в нем ты найдешь ее!
И я повесил трубку, не дожидаясь, Пока он сообщит, что он намерен делать дальше. Он не стал тут же перезванивать, и я заподозрил, что, несмотря на весь свой скептицизм, он все-таки намотал мои слова на ус.
