Энн Перри - Воскрешение на Ресуррекшн-роу
Констебль пристально смотрел на него, и выражение лица у него было скептическое.
— Значит, вы ее знаете, не правда ли, сэр?
— Так, по одному прошлому делу. — Питту не хотелось вдаваться в подробности. — Вы здесь увидели кого-нибудь, кто не живет в Гэдстоун-парк и не знает ни вдову, ни семью?
— Нет, никого кроме тех, кого ожидаешь увидеть. Может быть, осквернители могил не возвращаются на место преступления? Или приходят ночью?
У Питта было неподходящее настроение, чтобы выслушивать саркастические реплики, особенно от констебля, находящегося на посту.
— Может быть, я и поставлю вас тут сторожить? — ехидным тоном произнес он. — На всякий случай.
У констебля вытянулось лицо, но затем он приободрился, заподозрив, что Питт просто упражняется в остроумии.
— Вы думаете, сэр, что это может дать результаты? — спросил он сухо.
— Если только насморк, — ответил Томас. — Я собираюсь засвидетельствовать свое почтение леди Камминг-Гульд. А вы оставайтесь здесь и наблюдайте до вечера, — добавил он не без удовольствия. — Просто на случай, если кто-нибудь явится посмотреть.
Констебль что-то пробурчал себе под нос, тут же неудачно притворившись, будто просто чихнул.
Питт отошел от него и, ускорив шаг, догнал тетушку Веспасию. Она проигнорировала его. На похоронах не принято разговаривать с теми, кто несет службу.
— Леди Камминг-Гульд, — отчетливо произнес он.
Она остановилась и медленно повернулась, готовая уничтожить Питта взглядом, но что-то в его фигуре и хлопающих полах пальто показалось ей знакомым. Достав лорнет, она поднесла его к глазам.
— О господи! Томас, что это вы тут делаете? Ах, разумеется! Полагаю, вы ищете того, кто выкопал бедного Гасси. Представить себе не могу, с какой стати кому-то приспичило это делать. Совершенно омерзительно! Из-за этого у всех теперь столько ненужных хлопот. — Она оглядела его с головы до ног. — А вы все такой же — только на вас теперь надето побольше всякого разного. Разве вы не можете подобрать что-нибудь подходящее? Где вы купили этот шарф? Он ужасен. У Эмили родился сын, вы знаете? Да, конечно, знаете. Собираются назвать его Эдвардом. Это лучше, чем дать ему имя Джордж. Всегда раздражает, когда мальчика называют в честь отца: никто никогда не знает, о котором из них идет речь. Как Шарлотта? Скажите ей, чтобы навестила меня. Мне до слез наскучили обитатели Парка — за исключением этого американца с лицом как коровья лепешка. Самый некрасивый мужчина из всех, кого я знала, но совершенно очаровательный. Он абсолютно не умеет себя вести, но богат, как Крез. — Ее глаза насмешливо блеснули. — Они не могут решить, что с ним делать — то ли быть учтивыми из-за его денег, то ли перестать раскланиваться из-за его скверных манер. Надеюсь, они все же остановятся на первом варианте.
Питт поймал себя на том, что улыбается, несмотря на струйку дождя, попавшую за воротник, и мокрые брюки, липнущие к лодыжкам.
— Я передам Шарлотте ваше приглашение, — заверил он с легким поклоном. — Она будет в восторге от того, что я вас видел и что вы в добром здравии.
— Да уж, — фыркнула Веспасия. — И скажите, чтобы пришла пораньше, до двух часов, тогда она не столкнется со светскими визитерами, которым нечего делать, разве что хвастаться друг перед другом своими нарядами. — Она спрятала лорнет и зашагала по дорожке, не обращая внимания на то, что ее подол волочится по грязи.
Глава 2
В воскресенье Алисия Фицрой-Хэммонд, как обычно, встала в начале десятого и съела легкий завтрак, состоявший из тостов и абрикосового варенья. Верити уже позавтракала и теперь писала письма в утренней комнате. Вдовствующей леди Фицрой-Хэммонд, матери Огастеса, обычно подавали еду в ее комнату. Иногда она вставала с постели, но это бывало редко. Она лежала в постели, накинув вышитую индийскую шаль на плечи, и перечитывала все свои старые письма, скопившиеся за шестьдесят пять лет — начиная с ее девятнадцатого дня рождения, приходившегося на двенадцатое июля (день в день через пять лет после битвы при Ватерлоо). Ее брат был прапорщиком в армии Веллингтона, а второй сын погиб в Крыму. А еще были любовные письма от мужчин, которые давно ушли в мир иной…
Леди Фицрой-Хэммонд частенько посылала вниз свою горничную, Нисбетт, посмотреть, что происходит в доме. Она требовала список всех визитеров и желала знать, когда они приходили, долго ли пробыли и оставили ли визитные карточки. Особенно же ее интересовало, как они были одеты. Алисия к этому привыкла. Но одну вещь она не переносила: Нисбетт постоянно контролировала ведение хозяйства, проводила пальцем по поверхности мебели, проверяя, вытирают ли пыль каждый день, открывала шкаф с бельем, когда думала, что никто на нее не смотрит, и пересчитывала простыни и скатерти, следя за тем, чтобы все уголки были выглажены и починены.
Это воскресенье было одним из тех дней, когда старая леди вставала с постели. Она любила ходить в церковь. Садилась на фамильную скамью и наблюдала, как прибывают и отбывают прихожане. Она притворялась глухой, но на самом деле у нее был превосходный слух. Ей было удобнее не разговаривать, и она вступала в беседу, только когда что-то было нужно.
Леди Фицрой-Хэммонд, также в черном, вошла в столовую, тяжело опираясь на палку, и громко постучала ею об пол, чтобы привлечь внимание Алисии.
— Доброе утро, мэм, — с усилием произнесла Алисия. — Я рада, что вы достаточно хорошо себя чувствуете, чтобы встать.
Старуха подошла к столу, и вездесущая Нисбетт придвинула ей кресло. Леди Фицрой-Хэммонд с неудовольствием взглянула на буфет.
— Это все, что есть на завтрак? — осведомилась она.
— А чего бы вам хотелось? — Алисию всю жизнь приучали быть вежливой.
— Сейчас уже слишком поздно, — надменно произнесла старая леди. — Придется удовольствоваться тем, что есть! Нисбетт, подайте мне яичницы, вон той ветчины и почек и передайте тосты. Полагаю, вы собираетесь пойти в церковь сегодня утром, Алисия?
— Да, мэм. Вы хотите пойти?
— Я никогда не манкирую церковью, если только не бываю слишком больна, чтобы стоять на ногах.
Алисия оставила это высказывание без комментариев. Она так и не знала, чем именно больна старая леди, да и больна ли вообще. Доктор регулярно навещал старуху и говорил, что у нее слабое сердце, от которого прописывал дигиталис. Однако в душе Алисия считала, что все дело в почтенном возрасте и желании привлечь к себе внимание и повелевать. Огастес всегда ей потакал — то ли в силу многолетней привычки, то ли оттого, что не выносил ссоры.
— Полагаю, вы также идете? — спросила старая леди, подняв брови, и отправила в рот огромный кусок яичницы.
— Да, мама.
Миссис Фицрой-Хэммонд только кивнула, так как не могла разговаривать с набитым ртом.
Экипаж приказали подать к половине одиннадцатого. В него усадили по очереди Алисию, Верити и старую леди, и они отправились в церковь Святой Маргариты. Там у семьи уже более ста лет была собственная скамья. Как известно, никто из тех, кто не принадлежал к семейству Фицрой-Хэммонд, никогда на нее не садился.
Они прибыли рано. Старая леди любила сесть сзади и наблюдать, как заходят остальные, а за минуту до одиннадцати проходила вперед, на свою скамью. Сегодняшний день не был исключением. Она пережила смерть всех членов семьи, в жилах которых текла ее кровь (за исключением Верити), с завидным самообладанием, как и пристало аристократке, и повторные похороны Огастеса также не лишили ее хладнокровия.
Без двух минут одиннадцать леди Фицрой-Хэммонд поднялась и направилась к фамильной скамье. И вдруг она резко остановилась. Случилось неслыханное. На скамье кто-то сидел! Это был мужчина с поднятым воротником, который наклонился вперед в позе молящегося.
— Кто вы? — прошипела старая леди. — Уходите, сэр! Это фамильная скамья.
Человек не пошевелился.
Старая леди сильно стукнула палкой об пол, чтобы привлечь его внимание.
— Сделайте же что-нибудь, Алисия! Поговорите с ним!
Та протиснулась мимо свекрови и легонько коснулась плеча мужчины.
— Простите… — Она оборвала фразу, так как он покачнулся и боком упал на скамью, лицом вверх.
Алисия закричала. Подсознательно она знала, что именно скажет ее свекровь, да и вся конгрегация тоже, но вопль вырвался из ее горла, и она ничего не могла с собой поделать. Это снова был Огастес, с бескровным лицом, который смотрел на нее с деревянной скамьи. Серые каменные колонны закачались вокруг нее, и она услышала свой крик, словно отделившийся от тела. Алисии хотелось замолчать, но она была не в силах это сделать. На нее надвинулась темнота, руки бессильно повисли, и что-то ударило в спину.
Когда Алисия открыла глаза, то оказалось, что она лежит в ризнице. Викарий, с бледным лицом, вспотевший, сидел возле нее на корточках, держа за руку. Дверь была открыта, и с улицы врывался ледяной ветер. Старая леди находилась напротив, ее черные юбки разметались, как лопнувший воздушный шар. Лицо у свекрови побагровело.
