Оливер Блик - Честный вор
- Теперь я могу идти?
- Несомненно.
Майрон Грин ждал меня у дверей Десятого участка, -Кому тебе пришлось звонить? - спросил я, когда мы сели в машину и отъехали от тротуара.
- Помощнику окружного прокурора и одному парню из муниципалитета, с которым я учился в школе.
Иногда мне казалось, что Майрон Грин сидел за партой с половиной американских чиновников. С другой половиной он общался в Йельском университете, - Кому-нибудь еще?
- Да, - кивнул Грин, - Прокейну.
- И что он сказал?
- Он озабочен случившимся.
- Я тоже.
- Он хочет тебя видеть, - Когда?
- Немедленно, если это возможно.
- Вообще-то, я чертовски устал.
- Он считает, что это очень важно, и я с ним полностью согласен.
- Почему?
- Потому что сегодня утром ему звонил человек, который хочет продать его дневники.
***
Впервые с Абнером Прокейном я встретился днем раньше, в субботу, тринадцатого октября, в десять утра.
- Вы моложе, чем я ожидал, - сказал он, крепко пожав мне руку. Зеленоватые глаза, широко посаженные по обе стороны крупного носа и с интересом разглядывающие меня, хорошо гармонировали с рыжеватыми, чуть тронутыми сединой, начавшими редеть волосами, узкой полоской усов над подвижным ртом и круглым подбородком.
Он провел меня в просторный холл и открыл одну из дверей.
- Я думаю, нам тут будет удобно.
Мы прошли в небольшую комнату, то ли кабинет, то ли библиотеку. Два окна выходили на Семьдесят Четвертую улицу. Одну из стен занимали полки с книгами, На других висели картины, изображающие сельские пейзажи. У камина, в котором потрескивали горящие поленья, стояли два кожаных кресла. Обстановку дополняли письменный стол, заваленный книгами и бумагами, и большой глобус, стоящий на полу у окна, Прокейн подошел к электрической кофеварке и наполнил две чашечки.
- Сливки и сахар? - спросил он.
- Только сахар.
- Пожалуйста, присядьте.
Я выбрал одно из кресел у камина, он передал мне чашку и сел напротив.
- Я полагаю, мистер Грин ввел вас в курс дела.
- Он рассказал мне то, что знал, - ответил я, - Но не упомянул об одном важном обстоятельстве.
- Каком именно?
- Он не сказал о том, что вы по всей видимости лучший вор этого города.
Прокейн холодно улыбнулся, - Шесть или семь лет назад, работая в газете, вы интересовались моей особой, не так ли?
- Да, - Но, к удивлению, не написали обо мне ни строчки.
- Потому что я не нашел ничего, кроме слухов, - А теперь вы хотели бы узнать некоторые конкретные факты?
- Да.
Прокейн повернулся к огню и задумался, - Ну что ж, мистер Сент-Айвес, - он широко улыбнулся, - будем откровенны. Я - вор.
Глава 5
Первый раз Абнер Прокейн преступил закон в двадцать пять лет. Он служил в армии и украл грузовик с американскими сигаретами, чтобы продать их на черном рынке Марселя. Сигареты он продал некоему Кожемесу и, если бы не Кожемес, сейчас сидел бы в тюремной камере, а не в мягком кресле у камина. Так, во всяком случае, думал сам Прокейн, Кожемес научил Прокейна красть только деньги, причем у тех, кто не мог сообщить об этом в полицию, Каждой краже предшествовала тщательная подготовка. Информация о будущей жертве стоила недешево, но Прокейн никогда не скупился, так как выручка с лихвой окупала вложенный капитал.
- Воровство ассоциируется у меня с живописью, - говорил он, глядя на один из пейзажей: обветшалый амбар, окруженный раскидистыми деревьями." Оно вызывает у меня ощущение.., завершенности.
- Это ваши картины? - спросил я, Он кивнул. Я более внимательно всмотрелся в пейзаж. Прокейн рисовал летом, и ему очень точно удалось передать игру света и тени.
- Должно быть, эти дневники вам очень дороги, - сказал я.
- Скорее, это журнал, а не дневник, - заметил Прокейн, - Дневники ведут лишь девочки-подростки, и то до тех пор, пока реальность жизни не разрушит их розовые мечты.
- И как выглядит ваш журнал?
- Это пять тетрадей по сто страниц каждая в черных коленкоровых переплетах, Такие можно купить в любом писчебумажном магазине.
- Как это произошло?
- По лицу Прокейна пробежала легкая улыбка.
- Вероятно, я оказался в положении сапожника, дети которого бегают без сапог. У меня есть маленькая ферма в Коннектикуте, - он указал на картины. Эти пейзажи я рисовал там. Прошлый уик-энд я провел на ферме, а вернувшись, обнаружил, что меня обокрали.
- Где вы держали тетради?
- В старом сейфе. Его установил еще прежний владелец дома. Я уже давно собирался заменить его, но.., - он пожал плечами, - Сейф взломали или открыли замок?
- Они открыли замок и через дверь вошли в дом без всяких трудностей.
- Разве у вас нет системы сигнализации?
- Есть, но вор сумел отключить ее. Или воры.
- Когда они позвонили вам? Почему-то мне кажется, что вор был не один.
- Мне тоже, - кивнул Прокейн. - В среду утром мужской голос известил меня о том, что я могу получить мой журнал в обмен на сто тысяч долларов. В качестве посредника он предложил вас и особо указал, что ваши услуги будут оплачены из этих ста тысяч и составят десять процентов от общей суммы. И добавил, что с вами я могу связаться через Майрона Грина. Меня это насторожило, так как я только что стал его клиентом, Дело в том, что я с большим недоверием отношусь к подобным совпадениям.
- Полностью с вами согласен. А что он обещал сделать с тетрадями в случае вашего отказа?
- Он сказал, что передаст их в полицию.
- Вы бы этого не хотели?
- Нет, мистер Сент-Айвес, я этого не хочу, - он встал, взял мою пустую чашку и вновь наполнил ее ароматным напитком, не забыв положить кусочек сахара. - Я первый раз вижу профессионального посредника, - сказал он, передавая мне полную чашку.
- Возможно, и в последний, - ответил я. - Мне еще не приходилось дважды встречаться с одним и тем же клиентом.
- Я хотел бы знать, существует ли в вашей профессии определенный моральный кодекс?
- Так же, как и в вашей. Правила я устанавливаю сам и не требую их неукоснительного выполнения. В противном случае никто не стал бы прибегать к моим услугам. Но, если бы эти правила не охраняли интересы человека, который нанял меня, я бы тоже остался без работы. Пока на меня никто не жаловался, - Я плачу сто тысяч долларов, чтобы уберечь от посторонних глаз подробности моей личной жизни. Я покачал головой.
- Вы платите эти сто тысяч, чтобы не попасть в тюрьму. О том, что вы вор, знают многие, но не могут этого доказать, А вот тетради это докажут. Я не могу дать вам обещание не заглядывать в них после того, как они окажутся у меня. Для этого я слишком любопытен, Но уверяю вас, что никому не расскажу о том, что я их прочту. Не знаю, удастся ли мне убедить вас поверить мне на слово, но другого выхода нет.
- Я понимаю, - вздохнул Прокейн и взглянул на часы, - Уже десять сорок пять. Он сказал, что позвонит в одиннадцать, чтобы передать вам инструкции, он помолчал. - Вы всегда работаете один?
- Теперь, да, - ответил я, - Дважды я пытался работать с напарниками, и оба раза неудачно.
- Кожемес, француз, о котором я вам рассказывал, учил меня действовать в одиночку. Но предупреждал, что возникнут некоторые заманчивые проекты, от которых придется отказываться потому, что они непосильны для одного. Я помню, как он говорил: "Найди кого-нибудь и подготовь его к делу, как я нашел и подготовил тебя". Два года назад я последовал его совету. Теперь у меня есть помощники, мужчина и женщина. Они прекрасно знают свое дело. При необходимости вы можете рассчитывать на них.
- Буду иметь это в виду.
В молчании мы дождались телефонного звонка. Прокейн снял трубку, сказал: "Слушаю", - и тут же передал ее мне. Неизвестный на другом конце провода первым делом поинтересовался, есть ли у меня требуемая сумма.
- Я ее достану, - ответил я.
- Тогда слушай внимательно, а еще лучше запиши, что я тебе скажу.
- Говорите.
- На Девятой авеню, между Двадцатой и Двадцать Первой улицами есть прачечная-автомат, работающая круглосуточно. Ясно?
- Да.
- Ты возьмешь одну из дорожных сумок с эмблемами авиакомпании и положишь в нее деньги.
- Девяносто тысяч.
- Да, девяносто тысяч. Я даю тебе десять процентов от всей суммы. Это значит, что ты работаешь и на меня. Так?
- Так.
- Ты положишь деньги в сумку.
- В каких банкнотах? По пятьдесят, двадцать или десять долларов?
- По сто и пятьдесят, - ответил незнакомец. - Главное, чтобы они не были новыми. Ровно в три часа ты войдешь в прачечную. В пять минут четвертого положишь сумку в барабан одной из сушилок. Все равно, в какую. Там их шесть. Понятно?
- Да.
- В шесть минут четвертого ты бросишь в нее десятицентовик. Она будет крутиться двенадцать минут. Еще через минуту остановится единственная работающая сушилка, В ней ты найдешь пять тетрадей, завернутых в одеяло. Ты успеваешь за мной?
- Конечно.
- Тебе даются четыре минуты, чтобы убедиться, что тетради подлинные. Еще через минуту ты должен уйти. Тебя это устраивает?
