Адам Холл - Мат красному королю
Уинслоу ждал на верхней ступеньке «Скайхай-Клаб» — высокий, широкоплечий и краснолицый. Бишоп открыл дверцу машины, и он забрался, устраиваясь на сиденье рядом, как боров в болоте.
— Так и знал, что ты не захочешь войти, — сказал Тедди, жизнерадостно улыбаясь.
«Скайхай-Клаб» — плебейское местечко, где собираются невзрачные дебютанты воздухоплаванья и бывшие офицеры английских ВВС. Поэтому Бишоп тактично ответил:
— Ну, я хотел услышать драматическую историю твоей воздушной катастрофы, а тебе пришлось бы повторять ее при них еще раз для меня. Что случилось-то?
Они ехали по Мэлл-стрит. Уинслоу с мрачным видом ответил:
— Ничего. Даже пожара не было. Просто у меня кончилось горючее, и я плюхнулся в болото в графстве Эссекс. Наглотался тамошней тины. Меня чуть не выставили с позором из клуба… Зачем тебе, черт возьми, потребовалось встречаться с этой женщиной?
— Она меня заинтересовала.
— Она интересует многих мужчин. Настоящая вавилонская блудница. Никогда бы не подумал, что она в твоем вкусе.
Они проехали по Гросвенор-стрит до площади с тем же названием. В середине Парк-Лейн Бишоп увидел серую, с красноватым отливом машину марки «диланж», припаркованную возле «Ромеро».
— Вон ее машина, — кивнул Уинслоу. — Серая безделушка.
Они выбрались из почтенного «роллс-ройса».
— Знаю, — бросил Бишоп.
— Ты знаешь ее машину?
— Да. Видел вчера ночью. — Пока они шли к клубу, он спросил: — Тебе знаком человек по имени Дэвид Брейн?
Уинслоу ответил, что видел его однажды.
— Он погиб сегодня ночью.
Уинслоу внимательно посмотрел Бишопу в лицо.
— Странный ты парень, Хьюго. Куда ни пойдешь, всегда за тобой вьется легкий аромат свежевыструганного гроба. Последний раз, когда мы с тобой ужинали, явился какой-то верзила в сапогах и сказал, что Симпсона или Томпсона вытащили из Темзы и тебе надо идти опознавать останки. И все это — едва мы закурили.
— Но я ведь извинился.
— Не в этом дело. Я в общем-то никогда не знал, чем ты зарабатываешь на жизнь, но теперь начинаю подозревать, что ты первоклассный поставщик клиентов для похоронных бюро.
Они сели за столик недалеко от эстрады. Был понедельник, и народу собралось немного. Небольшой итальянский оркестр что-то ненавязчиво наигрывал, словно напевающий себе под нос человек.
Бишоп сел спиной к стене, и ему было видно почти всех в зале.
— Что будем пить? — спросил Уинслоу. Пухлое лицо его стало задумчивым. Он уже было причислил Бишопа к разряду неуемных бабников, но теперь сюда вплелась смерть, и вечер становился серьезным. Уинслоу это, в общем-то, больше нравилось, но нагоняло тоску.
— Мне как-то все равно, — ответил Бишоп.
— Ну, я бы предпочел бренди.
— Хорошо, давай возьмем бренди.
Уинслоу заказал бутылку, и они закурили.
— Где она? — спросил Тедди.
Бишоп бросил взгляд через левое плечо.
— Вон там. Сидит одна.
Уинслоу медленно повернулся всем телом, кладя руку с сигаретой на спинку кресла.
Мелоди Карр сидела за маленьким столиком у дальнего края эстрады. Перед ней находились бокал и небольшая, украшенная драгоценными камнями сумочка. Женщина спокойно разрывала на части полоску бумаги — очень медленно, рационально и методично: пополам, еще раз пополам и еще раз пополам. Когда слой оказался слишком толстым, она разделила его на две части и принялась рвать каждую стопку в отдельности, не прекращая своего занятия до тех пор, пока клочки бумаги не стали размером с конфетти. Тогда она сложила их в пепельницу и огляделась вокруг, словно вспомнила, что сидит здесь не одна.
Через несколько минут Уинслоу посмотрел на Бишопа с нарочито непроницаемым видом и задал вопрос:
— Как погиб Брейн? Расскажи.
Принесли бутылку бренди. Уинслоу наполовину наполнил стаканы.
— Как насчет имбирного пива? — предложил он.
Бишоп кивнул, и они сделали заказ.
— Его занесло на дороге, — ответил на вопрос Бишоп, — а я проезжал мимо и остановился помочь. Потом подъехала эта женщина.
— Брейн сразу умер?
— Да.
Уинслоу взял стакан в руку, рассматривая сквозь бренди бледный отпечаток ладони.
Бишоп наблюдал за женщиной. На ней было переливчато-синее платье, обнажавшее плечи — довольно загорелые; видимо, немало времени она проводила на солнце.
Уинслоу нахмурился:
— Согласен, Хьюго, она несколько странная особа. Редкая женщина решится прийти сюда одна, сидеть и пить в одиночестве.
— Возможно, она кого-то ждет.
— Ну нет, он должен был встретить ее где-то, по крайней мере у входа, и привести сюда. К тому же, разве похоже, чтобы она кого-то ждала?
— Не похоже, — согласился Бишоп. Уинслоу слегка раздражал его. Хотелось просто посидеть, подумать, понаблюдать за женщиной.
— А что связывает ее с Брейном?
— Она сказала, что знала его.
— Очень близко?
— Не знаю, — ответил Бишоп. — Но чутье подсказывает мне, что близко.
Круглое красное лицо Уинслоу качнулось, когда он осматривал зал.
— Не сказать, чтобы она была в глубоком горе. Даже если она его мало знала, могла бы побольше погоревать. Такое впечатление, что она здесь что-то празднует, спокойненько пьет сама с собой.
— Пожалуй, именно этим она и занимается, — согласился Бишоп.
Минут десять они сидели, не проронив ни слова. Бишоп имел возможность рассмотреть женщину. Уинслоу выпил еще два бренди и стал чувствовать себя свободнее. Он почти не пил последние два месяца, с тех пор как разбил самолет, поскольку угодил он не в болото, как говорил, а в коровник. Пламя охватило самолет, пока он старался вытащить свое большое тело из кабины и сползти с рухнувшей крыши. Под ней были коровы; они мычали и ревели не переставая. Уинслоу пробился сквозь огонь и сделал все возможное, чтобы помочь работникам фермы вывести животных. Пять коров они спасли. Две сгорели.
Друзьям Уинслоу не рассказывал этого. Те, кому довелось прочитать несколько строк в газете, поворчали на его счет и всё. Остальные, такие, как Бишоп, поверили, что он приземлился в болото. Уинслоу не хотелось рассказывать о пожаре и о коровах. Он очень жалел их, они были такими кроткими. Долгое время будет его преследовать их мычание, эти предсмертные звуки, доносившиеся из клубов дыма и пламени…
Он налил еще бренди в оба стакана и сказал:
— Давай, Хьюго, действуй. Иди к ней прямиком и представься. Разве не для этого я тебя сюда привел?
Бишоп ничего не ответил. Он весь ушел в свои мысли. И Уинслоу знал, что с таким же успехом мог бы говорить сам с собой все то время, пока на худом тонком лице Бишопа сохранялась непроницаемая маска.
— Ты пришел сюда не ради меня, — задумчиво пробормотал Уинслоу. — Если бы она сидела в другом клубе, скажем в «Тулио» или в «Золотой луне», ты обратился бы к Бобу Личу или Тони Коксу, и я бы даже не узнал, что ты вернулся в город, пока не прочитал бы твое имя в какой-нибудь газете. Но вот мы здесь, и она тоже тут. Непреодолимая сила пришла… пришла в соприкосновение с непреклонной… непреклонной… чем?
— Волей.
Уинслоу вскинул свою большую красивую голову.
— А, так ты слушаешь… — Он серьезно смотрел на Бишопа. — Это мой последний бокал! Не хочу набраться, а то что-нибудь пропущу. Сегодня здесь сошлись два компонента взрывоопасной смеси, они в любой момент могут соединиться. И я хочу быть достаточно трезвым, чтобы оценить ударную силу этого взрыва.
Бишоп улыбнулся. Ему нравился Уинслоу. Он хотел расспросить его о крушении, о болоте, узнать, откуда на его левом запястье шрам от ожога, но знал, что это бесполезно. Уинслоу всегда предпочитал хранить свою жизнь в секрете.
— Никакого взрыва не будет, Тедди, — сказал Бишоп.
— Но я на тебя полагаюсь.
— Нет, я ненадежный.
Уинслоу покачал головой и закурил сигарету.
— Мне уже приходилось раньше видеть тебя в деле. Поэтому я просто считаю до десяти и потом прячу голову.
Бишоп повернулся и взглянул поверх сцепленных рук.
Мелоди Карр сидела, глядя в никуда. Бишоп подумал, что если бы все сейчас встали и ушли из-за столов, Мелоди Карр осталась бы так же сидеть со своими обнаженными загорелыми плечами перед бокалом и пепельницей, заполненной крошечными клочками рваной бумаги. Она не видела огней, не слышала музыки, не чувствовала тепла, не ощущала присутствия людей. Никакой приятель к ней не придет. Никто не заговорит с ней, не потревожит, не решится вторгнуться в это маленькое царство тишины и покоя. Она уединилась в отдельной комнате с невидимыми стенами, дверь в которую была заперта для других.
Прошло довольно много времени, прежде чем Уинслоу спросил:
— Какое самое первое слово ты от нее услышал?
Бишоп удивился направлению его мыслей.
— Она спросила, откуда я знаю, что Брейн мертв, — ответил он.
