Марина Серова - Преступление в двух сериях
У двери, прислонившись к изящной красно-белой кирпичной кладке, стоял незнакомый мне молодой человек в милицейской форме. Грациозно выйдя из машины, я подошла к нему. Парень пристально окинул меня взглядом, словно подготавливая портрет для стенда «Их разыскивает милиция», и спросил мрачно:
— Вы Иванова?
— Да, Татьяна Александровна, — мягко ответила я. — А вы кто?
— Меня прислал подполковник Кирьянов. Идемте…
И мы вошли в мерцающий мраморный холл, испещренные прожилками стены которого казались невесомо — нежными. Поднявшись в роскошном зеркальном лиф-те на восьмой этаж, мы подошли к одной из квартир, и Кирин подчиненный потянулся к звонку, несуразно маленькому при соседстве с мощной рукой. Я коснулась плеча своего каменно-невозмутимого спутника и тихо сказала:
— Не уточняйте при хозяевах, кто я, ладно? Пока не стоит. Скажите, что я — один из ваших сотрудников.
Умница Киря великолепно вымуштровал своих ребят. Парень кивнул и с силой вдавил кнопку звонка в стену.
Дверь нам открыл высокий, невероятно изящный черноволосый мужчина с огромными светло-карими глазами газели, по какой-то странной игре природы властно мерцавшими.
— Вы снова хотите осмотреть кабинет? — тихо, так, что его голос едва было слышен, спросил он. И, дождавшись кивка сопровождавшего меня мента, предложил: — Проходите, не разувайтесь.
Интересно, когда-нибудь кто-нибудь видел разувающихся в квартирах ограбленных людей ментов? Я лично не удостоилась такого счастья.
— Глеб Денисович, если вы не против, я бы хотела поговорить с вами после осмотра кабинета, — мило улыбнувшись, посмотрела я на мужчину. Он суховато кивнул, соглашаясь.
Мы прошли в кабинет, и пока парень по-прежнему мрачно стоял у двери, то глядя в потолок, то, с долей здорового скепсиса, на меня, я обшаривала все, что только можно. Забиралась под шкафы, вдоль и поперек осмотрела сейф, подлезла под письменный стол. Потом перешла к верхам, не оставляя ничего вне своего внимания.
Пыльные рамы картин — довольно хорошо сработанных пейзажей. На одной из рам, висевшей напротив сейфа, обнаружила след — словно кто-то провел по ней пальцем. А еще сверху след был присыпан очень ровным тончайшим слоем серого порошка. Родная милиция надеется, что это отпечаток пальца. Ну что ж, хорошо бы, конечно. Только связи с ограблением сейфа не вижу. Может быть, Шолонский проверял наличие пыли на любимых шедеврах?
Не удовлетворенная импровизированным обыском, но неспособная предпринять что-либо еще, я вышла из кабинета и подошла к Шолонскому.
— Идемте в гостиную, — устало предложил Глеб Денисович и добавил холодно: — Только, мне кажется, ничего нового я не смогу сообщить. Все, что мог, уже рассказал.
— Нам виднее, не правда ли? — мягко парировала я, не собираясь нервировать этого явно издергавшегося с момента исчезновения важных бумаг человека еще больше. Опустилась на диван и спросила: — Глеб Денисович, сами-то вы кого-нибудь подозреваете?
— Нет, — покачал он головой. — Я уже говорил… Не могу понять, кому понадобились чертежи. Все могли увидеть их на работе — не сказал бы, что это секретная продукция. И пожалуй, их проще было скопировать в офисе же, чем прибегать к противозаконным действиям.
— Но все же, кто мог знать код вашего сейфа? — снова попыталась я вызвать Шолонского на откровенность.
Он только пожал плечами, устремив на меня печальный газелий взор, и ответил утомленно:
— И этот вопрос мне тоже задавали. Девушка, милая, я не знаю. Наверное, никто. Или все. Ох, я сам не понимаю. Вообще-то код моего сейфа мог увидеть Александр Николаевич Кармишин, мой заместитель. Но ему воровать чертежи совершенно не за чем.
В итоге этой недолгой беседы я не добилась ровным счетом ничего. Шолонский не желал никого подозревать. Он не знал, кто увел чертежи, и надеялся лишь на силы бравой милиции. Трений у него ни с кем не возникало. Людмила обиделась на то, что он ей мало заплатил, но больше по привычке — дамочка слишком высоко себя ставит. На самом деле, по мнению Шолонского, информация стоила даже меньше, чем он дал. С Гурьяновым, бухгалтером, у Глеба Денисовича отношения совершенно нормальные, и он не требовал возвраты долга, что называется, с ножом у горла. По поводу Ручина Шолонский признался, что давно желает заполучить его в свою фирму, но Игорь Юрьевич привык работать независимо, поэтому отказывается.
После чего я вежливо попрощалась с хозяином и вышла из квартиры. Шолонский меня искренне восхитил — только директор процветающей фирмы мог держаться с такой доброжелательной надменностью! Глеб Денисович кивнул, подчиняясь нормам этикета, но вряд ли вообще разглядел меня. Что очень странно. Пожалуй, я бы даже сказала, что во время нашего с ним общения он смотрел куда-то в невидимую даль, сквозь меня.
Тем не менее зацикливаться на мужской невнимательности к моей очаровательной персоне я не стала. У меня есть дело, разрешения которого ожидает заместитель этой живой статуи с глазами газели. И господин Кармишин платит мне за работу немалые для среднего гражданина Тарасова деньги. Хотя нельзя не признать, господин Шолонский произвел на меня впечатление — этакий изысканно-богемный мужчина, невероятно как попавший в наш суетливый век из периода декаданса.
Что ж, что у нас теперь по плану? Усаживаясь в машину, я размышляла, к кому направиться сначала? У меня под подозрением три человека. Конечно, я могу пообщаться с таксистами, но для этого должна знать своих подозреваемых в лицо. А значит, начинать с кого-то надо.
И я решила отправиться к Ручину. Этот тип задолжал Шолонскому, а также поцапался с ним на вечеринке. О чем-то это говорит, разве не так? Людмила… Эта кандидатура окутана загадкой. Была ли ей выгода похищать документы? Гурьянов тоже тип сомнительный — главный бухгалтер достаточно престижной фирмы. Неужели он стал бы рисковать работой и репутацией? Так что Игорь Юрьевич Ручин, вольного полета птица, — наиболее подходящая личность.
И я отправилась к Ручину, который обитал в высотном доме на Московской, в надежде, что Игорь Юрьевич окажется дома. Раз он не состоит нигде на службе, просто должен сидеть в квартире, предполагала я.
До нужного места доехала достаточно быстро — транспорта на дорогах было не слишком много. В подъезде оказалось, что лифт не работает. Он никак не откликался на мой зов, сколько я ни давила на оплавленную кнопку. Что ж, воспользуюсь лестницей, подняться на девятый этаж, где обитал Ручин, для меня лишь легкая разминочка. Но так я полагала, минуя лишь первый лестничный пролет. И ошиблась.
Я витиевато выругалась, едва не сломав каблук, попав ногой в выбоину на ступеньке. Как уважающий себя техник, отказавшийся от выгодного, я полагаю, предложения Шолонского, может жить здесь, в такой обшарпанной многоэтажке? Тяжелый подъездный запах, исчерканные стены, обожженные и оставляющие на ладонях след сажи и горький аромат горелой древесины перила, даже сомнительного происхождения лужа у одной из дверей — все это мелочи. Но ступени! Они созданы для самоубийц. С такой лестницы хорошо лететь, тая надежду сломать шею — она обязательно оправдается. Выщербленные, стертые тысячами ног ступени были еще и скользкими, словно кто-то натер их маслом с дальним умыслом — избавиться от гостей.
Впрочем, дверь Игоря Юрьевича на редкость не соответствовала общему антуражу подъезда. Выложенная тончайшими, тщательно подобранными по цвету — от темно-соломенного до почти белого — планками дерева, с имитацией черных ожогов, лакированная, она насмешливо мерцала дорогой, украшенной эмалью ручкой. Казалось, дверь с горечью разглядывает убогий подъезд и своих гораздо менее привлекательных товарок. «Глазок» в ее центре сверкал самоиронией. Но это все лирика, и я придавила кнопку звонка подушечкой пальца, ощутив свежую гладкость.
За дверью послышались шаги, и она неожиданно распахнулась, коротко лязгнув.
— Добрый день, чем могу помочь? — В интонациях вопроса мне почудилось нечто знакомое, и только через секунду я поняла — вежливая предупредительность, свойственная мне самой. Видимо, техник принимал заказы на дому и теперь видел в моем лице клиента.
В дверном проеме передо мной стоял высокий мужчина лет тридцати, с проникновенным взором кофейных глаз и приятной улыбкой на тонком, немного женственном лице. Слегка заросшие щетиной щеки, высокие скулы, спадавшие до плеч прямые черные волосы, матово-бледная кожа. В общем, Игорь Юрьевич был достаточно привлекательным мужчиной.
— Я бы хотела задать вам несколько вопросов относительно хищения документов из квартиры Шолонского, — поспешила развеять я надежды на гонорар, зародившиеся при моем появлении у Ручина, такой суховато — профессиональной фразой. За время работы в родной милиции я успела приучить свой речевой аппарат к таким формулировкам.
