Мила Серебрякова - Семь смертей
– В наш дом пришло счастье.
– Когда? – удивилась Натка.
– Помолчи. Я хотела сказать, что удача поцеловала меня в макушку. Она выбрала меня из тысячи остальных и решила сполна наградить своими щедротами. Возрадуйтесь!
– А можно без интриг? – попросила Ката, ощутив подступивший к горлу ком.
– Да, – согласилась Наташка, – говорите сразу, что случилось и с какой стати удача саданула по макушке именно вас?
– Не саданула, гадина! Она меня поцеловала. Ферштейн? По-це-ло-ва-ла! Сегодня я ночевала у Марго, а утром меня ждал огромный сюрприз.
– Господи, – Катарина покрылась испариной. – Неужели очередная шифровка?[1]. Я не переживу!
– Замолчи! Никакой шифровки нет, на этот раз все цивильней и гламурней.
– Мама! – прошелестела Натка.
– Так, еще один звук, и кто-то поцелуется с бейсбольной битой. Предупреждаю, поцелуй будет крепким. Запоминающимся!
– У нас нет бейсбольной биты.
– Зато у нас есть сводная сестра биты – супершвабра с металлическим набалдашником. Еще вопросы будут?
Натали замотала головой:
– Нет, я все поняла. Умолкаю.
– Итак, дорогие мои, – искрилась Розалия. – Сейчас я вкратце введу вас в курс дела. Не так давно соседями Марго стала очаровательная семейка Сидоровых. Муж, жена и их сынишка – девятилетний Игорек. Умный ребенок. А если учитывать, что у его отца миллионное состояние, то без зазрения совести можно назвать мальчика гением.
– Подождите, – Натка тряхнула головой. – Я не поняла, какая связь между деньгами и гениальностью?
– Связь прямая! У тебя есть миллионы?
– Нет.
– Ты считаешь себя гением?
– Нет.
– Вот и ответ на твой вопрос. Нет денег, ты не гений, есть деньги – вундеркинд. Ах да, я не сказала главного: отец Игорька – продюсер. – Розалия замолчала, ожидая бурной реакции домочадцев.
Реакции не последовало.
– Я не поняла, почему такое торможение? Я же сказала, отец Игорька продюсер! Ну?
– Мы слышали, – спокойно ответила Катка.
– А где восторг? Где адреналиновый взрыв? Почему я не вижу радости в глазах? Он же продюсер, занимающийся раскруткой звезд.
– А мы здесь при чем?
– Вы ни при чем, а вот я...
– Розалия Станиславовна, вы опять за старое? Ну, сколько можно грезить славой?
– Скоро я стану знаменитой, и отец Игорька мне в этом поможет.
– Каким образом?
– Ты же недослушала, детка. Игорек мечтает стать пианистом, на протяжении двух лет он занимается с преподавателем на дому.
– И?
– Три дня назад пианистка подхватила воспаление легких, целый месяц она будет нетрудоспособна, а Игорьку через полтора месяца надо выступать на каком-то конкурсе. Мальчишка жутко переживает, что образовался месячный простой, это недопустимо.
– Пусть родители найдут другого преподавателя.
– Ты мыслишь креативно, – улыбнулась Розалия. – Когда я узнала эту историю от Марго, то первым делом отправилась к Сидоровым.
– Зачем?
– Как зачем? Предложить этому благородному продюсерскому семейству свои услуги. Да, вы не ослышались, я обещала в течение месяца давать Игорьку уроки. Я все рассчитала: Игорек через полтора месяца займет первое место, его папаша будет безмерно счастлив и захочет меня отблагодарить. Вот тогда я и намекну Сидорову, что неплохо бы меня раскрутить. Ну, что скажете? Гениально, правда?
– Вы с ума сошли, – выдохнула Ката. – А они, неужели они вам поверили? Как Сидоровы могли доверить сына незнакомому человеку?
– Прекрати орать! Во-первых, я не незнакомый человек, я подруга их соседки по поселку. А во-вторых, – Розалия на мгновение осеклась. – Они были в восторге, узнав, что я, по счастливой случайности, являюсь пианисткой с сорокалетним стажем.
Ката едва не начала задыхаться, а Натка мешком рухнула в кресло.
– Что?! Вы? Пианистка?
– С какой стороны? – спросила Наташка.
– Да, мне пришлось немного слукавить, но это пустяки. Подумаешь, сказала Сидоровым, что я лауреат Государственной премии и у меня есть орден за заслуги перед отечественными пианистами седьмой категории. Или что-то вроде того, я уже не помню точно, что им говорила. Главное – эффект был потрясающий! Они меня расцеловали, были рады, что Игорьком займусь лично я, знаменитая лауреатка.
– Лауреат какой премии? – шевеля губами, лепетала Ката.
– Да практически всех имеющихся.
– И Сталинской тоже? – хихикнула Натка.
– Радуйтесь за меня! Что вы засохли, как двухнедельные розы. В наш дом пришло счастье.
Катарина встала, подошла к свекрови и, обняв ее за плечи, тихо проговорила:
– Розалия Станиславовна, миленькая, пока не поздно, пока не случилось непоправимое, свяжитесь с Сидоровыми и скажите им, что вы пошутили. Пожалуйста!
– Ни за что.
– Неужели вы не осознаете всю нелепость ситуации?
– Сознаю. Никакой нелепости нет.
– Но вы не пианистка.
– А кто об этом узнает?
– Игорек!
– Занятия начнутся через несколько дней, я куплю книгу и научусь азам игры на рояле.
– Безумие!
– Детка, у меня все на мази. Ты ведь не в курсе, что супруги Сидоровы уезжают на три недели в Италию, на отдых, и я предложила им, чтобы Игорек во время их отъезда пожил у нас. В этой самой распрекрасной квартире. Они согласились. Вот!
Катка начала ловить ртом воздух.
– Что вы им предложили? Повторите.
– А чего такого, это идеальный вариант. Будем с Игорьком на рояле играть, потом можем в парке прогуляться, пацану у нас понравится, вот увидишь.
– Но у нас нет рояля! – завопила Катка настолько громко, что у всех заложило уши. – Нет рояля, понимаете? Нет!
– Нервишки тебе надо подлечить, думаю, одним пустырником здесь не обойтись. Подумаешь, нет рояля. Прям вселенская проблема. Сегодня нет, завтра будет. Натали, детка, включи компьютер, сейчас узнаем, не продает ли кто подержанный рояль. Только сначала надо посмотреть на фотках, как он должен выглядеть, а то подсунут вместо рояля пианино, неудобно перед продюсерским сыночком получится.
Ката схватилась за голову и застонала.
ГЛАВА 3
В поселок городского типа Дрыгово Катарина приехала ровно в полдень. Надо заметить, местечко, где проживал Плешников, произвело на нее должное впечатление. Сначала Ката полагала, что окажется обязательно в сельской местности со старенькими ветхими строениями и прочими атрибутами деревенской жизни, такими как запах навоза, снующие взад-вперед куры, мычащие коровы и колдобистые дороги. На деле же все вышло с точностью до наоборот.
От автобусной остановки Катарина потопала по асфальтированной дороге, на которой не было ни единой выбоины и намека на трещины. Впереди виднелись аккуратные, выстроившиеся в ряд, словно солдаты, светло-желтые трехэтажные строения. Четырнадцать кирпичных домов – по три подъезда в каждом – утопали в сочной зелени, и пахло вокруг вовсе не навозом, а свежескошенной травой вперемешку с чем-то приторно-сладким.
Похоже, благоустройству двориков местные жители уделяли особое внимание. Между подъездами были разбиты цветочные клумбы с желтыми ирисами. Любуясь цветами, Катарина также отметила, что газонная трава ровно подстрижена и сейчас на одной из лужаек резвились два серых пушистых котенка.
У каждого подъезда стояла металлическая скамейка и урна для мусора, выкрашенная в темно-зеленый цвет. Чуть поодаль виднелась детская площадка. Качели, горка, карусель, деревянные избушки и пара-тройка фигур гномов в человеческий рост, бесспорно, доставляли местной детворе море удовольствия.
Плешников проживал в доме под номером пять, во втором подъезде. Поравнявшись со скамейкой, Ката усмехнулась. А вот и первый признак того, что вы все-таки находитесь не в шумном мегаполисе. К скамье была привязана длинная веревка, второй конец которой обвивал тоненькую шейку белоснежной козочки. Животное с упоением щипало травку, не обращая на Копейкину абсолютно никакого внимания.
Намереваясь зайти в подъезд, Ката коснулась дверной ручки, как вдруг дверь с шумом распахнулась и взору ее предстала бледная худощавая женщина в годах. Трясясь словно в лихорадке, женщина подскочила к скамейке, отвязала веревку и, погрозя козе маленьким кулачком, выдала:
– Сонька, дрянь такая!
Не сумев удержаться, Ката полюбопытствовала:
– В чем провинилась ваша коза? По-моему, она очень мило щипала травку и никому не мешала.
Женщина сверкнула выцветшими, некогда голубыми глазами и заголосила:
– Вот именно – она травку щипала. А я тебя спрашиваю: кто ей позволил щипать здесь траву? Кто дал на это разрешение?
Катарина откровенно растерялась. Вот это номер. Вроде бы нет такого закона, который бы запрещал козам, как, впрочем, и овцам, и коровам, щипать на улицах траву. Да и вообще, о каком разрешении может идти речь? Или Ката чего-то не понимает, или дама явно не в своем уме. Неужели она полагает, что коза, прежде чем ступить на газон, должна предоставить бумагу с подписями и печатями и лишь потом согласно документу начать поглощать сочную зелень?
