Чингиз Абдуллаев - В поисках бафоса
— Ясно, — кивнул Дронго, — судя по всему, Максудов тоже уехал из своей республики?
— Откуда вы знаете?
— Когда мы встречались несколько месяцев назад, он сказал, что они граждане России. Даже не сказал, а подчеркнул. Обычно на такие темы люди говорят только в том случае, если в них подсознательно сидит некий комплекс.
— С вами всегда интересно разговаривать, — рассмеялся Керим Агаевич, — дело в том, что Максудов был одним из тех, кто руководил промышленностью Узбекистана еще в середине девяностых. Он и до этого был достаточно богатым человеком. Но допустил небольшую ошибку. Вы, наверно, помните, как лет пять назад появились сообщения о тяжелой болезни Ислама Каримова. Тогда начались закулисные игры, связанные с вопросом о том, кто может сменить президента на его посту. Некоторые выдвигали Уткира Султанова, бывшего премьера, некоторые самого Сарвара Максудова. Но как обычно бывает, президент поправился, и все изменилось. Султанова сделали сначала вице-премьером, а через два года сняли с работы. А Максудова просто освободили, и он сразу уехал. К тому же поползли слухи, что он каким-то образом связан с оппозицией, а терпеть подобные связи узбекские власти не могли ни при каких обстоятельствах. Его не преследовали, разрешили уехать. К тому времени у него уже была своя компания «МСИ». В России он развернулся, наладил бизнес с Турцией, где у него тоже оставались связи. И стал руководителем крупной компании с миллионными оборотами.
— Вы рискуете, Керим Агаевич, — заметил Дронго, — подписывать соглашение с компанией, где два таких ярких оппозиционера. Узбекистан и Грузия союзники официального Баку, особенно руководства в соседней республике. Вы не боитесь, что у вас могут возникнуть проблемы?
— Нет, — возразил Самедов, — совсем не рискую. Мы поставляем оборудование и не занимаемся политикой. Причем оборудование идет либо через Турцию, либо через Украину. А там сидит Николай Квитко, который очень лояльно относится к существующей власти на Украине. Достаточно сказать, что его родной дядя является губернатором Львовской области. Поэтому у меня не может быть никаких проблем. И все знают, что я не лезу в политику. Никакой политики, нигде и никогда. Только бизнес. Иначе можно так погореть. Я и так плачу все положенные «откаты». Всем плачу, кому нужно. Но я зарекся на всю жизнь заниматься политикой после девяносто второго года. И вообще политика — грязное дело.
— А бизнес чистое? — поинтересовался Дронго. — Помните у Карла Маркса? Обеспечьте бизнесмену пятьсот процентов прибыли, и нет такого преступления, на которое бы он не пошел? Вы действительно считаете, что многое с тех пор изменилось в психологии людей?
— Карл Маркс был наивным коммунистом, — отмахнулся Керим Агаевич, — сейчас другие времена. А насчет бизнеса, я вам так скажу. Везде есть непорядочные люди. И в политике, и в бизнесе. И везде есть люди, с которыми можно иметь дело.
Автомобиль подъехал к аэпропорту. Самедов вышел, дожидаясь, пока водитель вытащит его небольшой чемодан и сумку гостя. Он приказал водителю приехать за ними в понедельник утром, когда они прилетят в Стамбул. Самедов хорошо говорил на турецком, что было не удивительно для азербайджанца. В новом комплексе международного аэропорта они свернули после входа направо и вошли в небольшой зал для пассажиров бизнес-класса.
Сдавать багаж они не стали. Войдя в салон, Дронго и Самедов увидели сидевших на диване супругов Джанашвили. Резо читал газету на русском языке, его супруга говорила с кем-то по телефону. Увидев вошедших, она убрала аппарат. Самедов прошел и уселся в кресло рядом с ними. Дронго занял второе кресло.
Эка была одета в кожаные брюки и кожаную черную куртку, под которой была надета темно-фиолетовая майка. Ее красные волосы торчали в разные стороны. Очевидно, это была ее новая прическа. Увидев Дронго, она добродушно усмехнулась.
— Вы решили все-таки отправиться с нами? Это правильное решение. Не нужно портить отношений с миллионером. Вдруг понадобится…
— Я учту ваши советы, — холодно заметил Дронго, — если вдруг он попросит меня заняться расследованием какого-либо непонятного дела.
— Не отказывайтесь, — улыбнулась она, — он хорошо заплатит. У Резо только несколько процентов акций его компании, но на эти деньги мы совсем неплохо живем. А у нашего хозяина виллы таких акций целый контрольный пакет. Можете себе представить. Я думаю, что он стоит миллионов тридцать или сорок.
— Вы его не любите?
— Я их просто обожаю, — фыркнула она, — всех этих бизнесменов и миллионеров. Как только их вижу, то сразу в них влюбляюсь. Сразу и навсегда.
Резо убрал газету и хмуро взглянул на нее. Эка замолчала. Неловкую паузу прервал Самедов.
— Я подумал, что будет неправильно, если мы туда полетим без подарка. Я заказал небольшой ковер, который доставят нам в аэропорт Измира.
— Вы меня опередили, — признался Резо, — я тоже заказал подарок. Его доставят на борт самолета. Целый бочонок нашего лучшего вина. Это не дешевая подделка, которой торгуют в других странах. Настоящее вино. Его почти уже не осталось. Из него готовят киндзмараули. Сами попробуете.
— У меня с собой серебряный рог, — признался Дронго, — я вез его с собой в Италию для моего хорошего друга. Но теперь подарю его Максудовым, а новый рог попрошу прислать из Баку. Это работа наших мастеров из Кубы.
— Какой вы молодец, — обрадовался Керим Агаевич, — я давно хотел сделать подобный подарок. А мой ковер им, наверно, и не нужен. Глупо дарить людям, живущим в Турции, турецкий ковер.
— Они не всегда живут в Турции, — возразила Эка.
Объявили посадку на их рейс.
Когда все оказались в самолете, Резо, заняв свое место, накрылся одеялом и заснул. Самедов пристегнулся, глядя в иллюминатор. Когда самолет начал набирать скорость, Дронго закрыл глаза. Когда они уже поднялись достаточно высоко, он их открыл и заметил, как внимательно смотрит на него Эка.
— Вы боитесь летать? — спросила она. — Неужели наш известный сыщик чего-то боится?
— Да, — кивнул он, — ужасно боюсь и не люблю летать.
— Как странно, — задумчиво сказала она, — обычно мужчины не признаются в своих фобиях. И вообще не любят сознаваться в своей трусости.
— Очевидно, я не совсем такой, как остальные, — пожал он плечами.
— И много вы летаете? — поинтересовалась она.
— Много. Иногда в год по сорок-пятьдесят раз сажусь в самолет.
— Как интересно, — медленно сказала она, — значит, вы боитесь и все-таки летаете. Преодолеваете свой страх. Вы необычный человек, мистер сыщик.
— Можно я тоже задам вам один вопрос? — спросил Дронго.
— Вам все можно, — шепнула она, — вы же все равно знаете ответы на большинство вопросов. Так что задавайте.
— Я еще в жизни не встречал супругу бывшего заместителя министра, которая бы позволяла себе ходить с такой, мягко говоря, необычной прической и с подобным цветом волос. Ведь ваш супруг был заместителем министра МВД. Неужели и тогда вы позволяли себе появляться в Тбилиси в таком виде? Извините меня, если мой вопрос показался вам бестактным.
— Нет, ничего. Даже интересно. Значит, вы обратили внимание на мою «раскраску». И сразу сделали далеко идущие выводы. А почему жена заместителя министра не может одеваться и краситься так, как ей хочется?
— На Кавказе свои условности, — напомнил Дронго.
— А у меня мама не с Кавказа, — резко ответила Эка. Затем, чуть успокоившись, сказала: — Конечно, вы правы. В таком виде я не могла бы ходить в Тбилиси, когда Резо получал генерала. Ни в коем случае. Нас бы просто не поняли. Представляю, как обсуждали бы журналисты мою прическу. Нет, тогда у меня были обычные длинные волосы. И обычная прическа, положенная супруге чиновника. А потом его сняли с работы. Сняли за то, что он честно выполнял свой долг и защищал своего президента. Более того, они решили его посадить в тюрьму. А наш генеральный прокурор даже грозился возбудить уголовное дело. Вот тогда я и решила, что поступлю всем назло. Я поменяла свой имидж, начала одеваться, как молодая девочка, перекрасила волосы в красный цвет. Это стало вызовом зарвавшимся чиновникам. Теперь, когда они меня видят, они просто пугаются. Я уже не говорю про их жен, те просто от меня шарахаются, как будто я заболела СПИДом. Хотя я думаю, что они шарахались бы от меня во всех случаях. Даже если бы я сделала прическу святой монахини или Жанны д’Арк. Или вообще обрила бы голову. Вы правы. У нас свои условности. И выпавший из обоймы человек уже не совсем человек. Многие прежние друзья его не замечают, а бывшие сослуживцы стараются даже не отвечать на его звонки. Вот поэтому я и покрасилась в такой необычный цвет. Пусть возмущаются. Я удовлетворила ваше любопытство? Или у вас есть еще вопросы?
— Только последний. Вчера по вашему лицу я понял, что вам не очень хочется лететь в Измир. Я могу узнать почему?
