Александр Звягинцев - До встречи в Лондоне. Эта женщина будет моей (сборник)
Демобилизовавшись, он решил не возвращаться в родной город, а поступать в столичный вуз. Выбрал исторический факультет университета, потому что для военнослужащих там были серьезные льготы. В университете по обнаружившейся предприимчивости натуры стал потихоньку заниматься фарцовкой. Благо жизнь в общежитии среди студентов-иностранцев со всего света этому способствовала. Потихоньку у него сложился круг поставщиков, а потом и постоянных покупателей. В делах он был цепок и предприимчив, если представлялась возможность, без колебаний кидал и партнеров, и клиентов. Один из обиженных навел на него оперотряд, действовавший в общежитии при комитете комсомола. Задержание закончилось суровым избиением в штабе оперативников-комсомольцев. Муромского вполне могли исключить из университета. Спасло лишь то, что он был уже на выпускном курсе. Но про аспирантуру пришлось забыть и отправиться по распределению учителем истории в родной город.
Учительствовал Муромский недолго, уйдя из школы, устроился на работу в типографию, где его с дипломом университета сразу сделали начальником цеха, а потом и заместителем директора. Но через несколько лет районным народным судом он был осужден на четыре года лишения свободы за «незаконную коммерческую деятельность и хищение государственного имущества путем злоупотребления служебным положением». А также был лишен на три года права занимать должности, связанные с материальной ответственностью.
Судя по всему, коммерческой деятельностью он занимался давно – брал левые заказы, за которые платили наличными, и выполнял их из похищенных у государства материалов. Наказание тем не менее было заменено на условное с обязательным привлечением к труду. И вместо пребывания в исправительно-трудовой колонии общего режима он отработал срок на стройках народного хозяйства, или, как тогда говорили, «на химии».
Мать его от переживаний заболела и умерла. Муромский вернулся в родной город. Арест, тюрьма, суд, «химия» здорово изменили его. Видимо, в его сознании прошли какие-то серьезные «химические» процессы. Выпускник Московского университета окончательно превратился в цепкого, не стесняющегося в средствах дельца, убежденного, что в воровстве главное не попадаться. У него появились и соответствующие партнеры, не стеснявшиеся решать вопросы на уголовный манер.
Но его все время тянуло в столицу. Муромский продал квартиру матери и уехал в Москву.
В Белокаменной, где о его судимостях никто не знал, он благодаря университетским друзьям оказался вхож в компанию молодых людей без предрассудков – из семей писателей и художников, кучковавшихся в районе творческих кооперативов на Ленинградском проспекте. В этой веселой компании, кроме фарцовки, пьянства и наркотиков, занимались еще и весьма специфическим бизнесом – через многочисленных знакомых и приятелей, живших за границей, желающим устраивали отъезд за «бугор» с помощью фиктивных браков с иностранками. В Москву специально для этого дела прибывали романтически настроенные девицы из «свободного мира», которые готовы были помочь молодым талантам, погибающим под гнетом тоталитаризма. Девицы были большей частью некрасивые и неудачливые в личной жизни. Но красота в условия контракта не входила.
Муромский, уверенный, что судимость и уголовное прошлое перекрывают ему в Советском Союзе все пути наверх, решил уехать из страны. И сделал заказ своим новым друзьям. Ему выпала плотно сбитая испанская девушка по имени Франциска. Как потом выяснилось, из семьи потомственных испанских коммунистов. Потянулась тихая, нудная жизнь в Мадриде. Муромский занялся каким-то бизнесом, зарегистрировал пару фирм, попытался провернуть несколько сомнительных операций, уйти от налогов, но на него сразу вышла испанская полиция, и он, видимо, вспомнив памятное избиение в штабе оперотряда, сразу затих.
В год Московской Олимпиады у них с Франциской родился сын, которого назвали Рафаэлем в честь какого-то испанского дедушки Франциски. С сыном Муромский всегда разговаривал только по-русски, понимая, что второй язык парню не помешает. А в России уже что-то творилось… Муромский внимательно приглядывался к переменам в родном отечестве, жадно втягивая ноздрями воздух, что-то предчувствуя. Когда на родине появились первые кооперативы и официальные миллионеры, он понял, что пришло и его время попытать счастья. В родном отечестве пахло сумасшедшими деньгами, а не жалкими двумя процентами прибыли, как в млеющей от жары Испании. И он рванул в Москву.
Как рассказал Ледникову перед отлетом отец, Муромский оказался в обезумевшей от перемен столице нарасхват. С одной стороны, свой, да еще с опытом подпольной коммерческой деятельности и криминальными знакомствами. А с другой – генеральный директор нескольких иностранных фирм, именно так он представлялся, да еще знающий, как ведутся дела за рубежом. К тому же несколько его знакомых по университету и компании с «Ленинградки» оказались вхожи в кабинеты младореформаторов, деливших среди своих советское наследство и природные богатства.
Начал Муромский, естественно, с поставок компьютеров, а потом принялся торговать всем чем можно – от алмазов до томатной пасты и минеральных удобрений. Когда первый капитал был уже сколочен и переправлен в Мадрид, он решил, что самое выгодное – заняться нарождающимся частным банковским делом. Он успел к этому корыту в числе первых и получил в свое распоряжение такие бюджетные средства, которые не могла принести никакая торговля. Правда, банки под бандитскими крышами тогда стали плодиться, как тараканы, но банк Муромского высился среди них как самый солидный из новых. Бывшие комсомольцы, мелкие кооператоры, серые инженеры, спешно закончившие бухгалтерские курсы, мелкие жулики, прошедшие тюремную школу, – весь этот сброд ринулся в столь заманчивый банковский бизнес. Роль служб безопасности в таких банках взяли на себя не только бывшие работники правоохранительных органов, но и большей частью откровенно бандитские группировки. И новоиспеченные президенты и менеджеры коммерческих банков оказались под «чисто конкретным» присмотром уголовников. При нужде или просто для острастки их отстреливали дома, взрывали на улицах, резали в загородных резиденциях, закапывали в могилы на опушках подмосковных лесов… Муромский, хотя и имел знакомства в бандитском мире, сразу сделал ставку на бывших сотрудников органов, оказавшихся без работы, но сохранивших связи в соответствующих «конторах». Поэтому откровенные уголовники на него не наезжали, а неприятности в государственных структурах он умел улаживать по-тихому.
Липовые кредиты и контракты, фальшивые авизо и элементарное «кидалово», многократная прокрутка бюджетных миллиардов и стирка «грязных» денег – чем только не занимался Муромский, он не брезговал ничем, но тем не менее за его банком, связанным с государственными структурами, по-прежнему сохранялась репутация «одного из самых надежных». К тому же он с помощью рекламы и совместных акций подкармливал свободную демократическую прессу и отдельных «независимых» журналистов, которые создавали ему благопристойный имидж и вносили его банк в верхние строчки всевозможных рейтингов надежности.
Значительную часть капитала Муромский гнал в Мадрид, где стремительно растолстевшая, как слон, сеньора Франциска, у которой неслыханные деньги отбили всякую память о коммунистических пристрастиях своего семейства, жадно скупала квартиры, машины, поместья и всевозможные иные прочие радости…
Сына Муромский привез с собой в Москву – пусть учится жизни, в жарком Мадриде ее настоящего, терпкого и злого вкуса не поймешь. Внешне Рафаэль совершенно не походил на мать – тщедушный, вихрастый, узкокостный, вертлявый, вьющийся, как пиявка, с жадными, быстрыми глазами и ядовитой ухмылкой. В дорогой частной школе он сразу занял свое место в компании одноклассников, большинство которых было и здоровее, и сильнее его. Он брал наглостью, хитростью, умением спрятаться за спины других. А еще он был мстительный. Обиды и унижения запоминал навсегда и мстил, но не сразу, а выбрав подходящий момент. Причем самыми разными способами. Кого закладывал учителям, на кого натравливал приятелей посильнее. Мог подбросить наркотики, а потом заложить. Когда подрос, стал прибегать к услугам мужиков из службы безопасности банка. Пару непонятливых придурков из школы они аккуратно припугнули так, что мало не показалось. Сами, конечно, руки не марали, а организовали драку в кегельбане с какой-то шпаной; одного из обидчиков Рафаэля, уже и забывшего об их давней стычке, родителям пришлось везти для лечения за границу.
Когда Рафа окончил школу, Муромский решил отправить его учиться в Лондон, но сын заупрямился. Сказал, что от учебы в МГИМО проку будет больше, потому как сам Муромский учил его, что самое главное в жизни – личные связи. Но, судя по всему, ему просто не хотелось расставаться с компанией друзей и девиц из богатеньких семей, возомнивших себя «золотой молодежью» и элитой общества.
