Сол Стейн - Фокусник
— В этой жизни ни за что нельзя поручиться на сто процентов, — громко ответил Эд, вызвав всеобщий хохот. — Будьте добры, — продолжал он, обращаясь к мистеру Фредериксу, — пожалуйста, если вас не затруднит, просуньте руку под нож гильотины.
Мистер Фредерикс лихорадочно пытался вспомнить, что же он читал об этом фокусе.
— Пожалуйста, — повторил Эд, дергая его за руку.
Мистер Фредерикс горько сожалел о том, что согласился пойти на этот вечер. Ему не нравилось, что на него смотрит так много смеющихся глаз.
— Прошу вас, — Эд заставил его просунуть руку под нож. — Последнее рукопожатие, — Эд пожал руку мистеру Фредериксу с другой стороны гильотины и поставил на пол корзинку для использованной бумаги. — Для отрубленной руки. — Он подождал, пока стихнет смех, и положил морковку в канавку под рукой учителя. — Сейчас я отпущу нож гильотины, и он пройдет сквозь руку мистера Фредерикса и морковь. Морковь останется целой, а рука мистера Фредерикса… — (Зрители неистовствовали.) — Простите, я ошибся. Целой останется рука.
Мистер Фредерикс оставил попытки вспомнить секрет фокуса.
— Сэр, так как мой платок обвязан вокруг вашего запястья, не позволите ли вы воспользоваться вашим?
Брови мистера Фредерикса удивленно поползли вверх.
— Не беспокойтесь, я не собираюсь сморкаться в него.
Свободной рукой мистер Фредерикс достал платок из нагрудного кармана пиджака и передал его Эду. Тот вытер пот со лба учителя и поднял руки, призывая к тишине.
— Один, — считал он. — Два… Мистер Фредерикс, я рассказывал вам историю о том… — тут Эд взглянул в лицо своего добровольного помощника и понял, что надо заканчивать. — Один! — начал он снова. — Два! — И через секунду: — ТРИ!
В то же мгновение нож гильотины полетел вниз.
Приковавший взгляды всех зрителей, он прошел сквозь руку мистера Фредерикса и морковку, половинки которой вылетели из канавки и упали по обе стороны гильотины. У мистера Фредерикса подогнулись колени.
Тут же двое или трое школьников и учитель физкультуры взбежали на сцену и подхватили его под руки. Эд поднял нож и освободил запястье, на котором не оказалось ни единой царапинки. Это обстоятельство удивило мистера Фредерикса больше, чем кого-либо. Он не потерял сознания и теперь старался показать, что изобразил испуг для усиления драматического эффекта фокуса. Освободившись от поддерживающих его рук, он улыбнулся Эду и ревущей от восторга аудитории.
В этот момент Эд заметил, что Урек и его дружки вскочили с места и прыгнули на сцену.
— Дай мне взглянуть на нож! — потребовал Урек.
«Разумеется, я не могу показывать нож, — подумал Эд, — в нем же весь секрет». Но он опоздал. Урек схватил гильотину и пытался разломать ее.
— Отпусти гильотину! — крикнул Эд.
— Нож тупой, — сказал Урек, проведя пальцем по острию.
— Он разрубил яблоко! — возразил Эд. — И морковь!
Пришедший в себя мистер Фредерикс взял Урека за локоть.
— Вернись на свое место.
— Это фокус! — взревел Урек.
— Естественно, это фокус. — Эд старался отнять гильотину, не повредив ее.
— Расскажи мне, как ты это сделал.
— Он не обязан выдавать тебе свои секреты, — сказал мистер Фредерикс. — Вернись на свое место.
— Я сломаю гильотину, если ты не скажешь, как она действует.
На сцену поднялся Джерри Самуэльсон. Два или три года назад ему подарили маленькую гильотину, под нож которой он мог вставить палец или сигарету, но не яблоко или морковь. Но и он не понимал, что именно модифицировал Эд Джафет в знакомой ему конструкции гильотины.
— Что ты сделал с другим ножом? — спросил он Эда.
— С каким ножом? — вопросом ответил тот и тут же добавил, обращаясь к Уреку: — Положи руку на плиту.
— Зачем?
— Положи руку на плиту.
— И?
— Я отрежу ее. Вот так, — Эд вырвал гильотину, поставил на стол, подобрал с пола половинку яблока, положил ее на плиту гильотины и отпустил нож. Четвертинки разлетелись в разные стороны. — Теперь твоя рука, — сказал Эд Уреку. Зал затих. — Если это фокус, тебе нечего бояться.
— Кто боится?
— Положи руку под нож!
Урек оглядел зал.
— Я жду, — настаивал Эд.
— Иди ты к черту, — пробурчал Урек и спрыгнул со сцены.
Улюлюканье зрителей сменилось аплодисментами.
Учителю физкультуры вместе с мистером Фредериксом с трудом удалось успокоить зал.
— Я уверен, что мы все благодарны Эду Джафету за прекрасное выступление. Ему пришлось потратить немало времени и сил, чтобы отточить свое мастерство. Я лично получил огромное удовольствие и не сомневаюсь, что вы разделяете мое мнение.
Его последние слова заглушила буря оваций. Эд подошел к краю сцены и поклонился. В полумраке зала он различил лицо Урека. Лайлы он не увидел.
Эду потребовалось пятнадцать минут, чтобы уложить весь реквизит в чемоданы. Его рубашка промокла насквозь. Ему хотелось не танцевать, а поехать домой, скинуть этот проклятый фрак, принять душ и лечь спать.
Он отнес чемоданы в учительскую и переоделся в темно-синий костюм. Эд застегивал пуговицы рубашки, когда в учительскую заглянула Лайла.
— Заходи, — улыбнулся Эд. — Я уже одет.
— Кажется, я поняла, что ты сделал с молоком, — сказала Лайла. — И с веревкой тоже. О галстуке я где-то читала, но вот гильотина… Расскажи мне, как ты это сделал.
— Напрасно ты спрашиваешь об этом.
— Расскажи, Эд. Я буду молчать как рыба.
Эд на мгновение задумался и покачал головой:
— Извини, Лайла. Я не могу.
4
Ночной редактор «Нью-Йорк таймс» Аврам Гардикян просматривал сообщения корреспондентов-учащихся, надеясь отыскать что-нибудь интересное для ближайших номеров. Ничего. Ничего. Ничего, ничего, ничего.
Заметка Джерри Самуэльсона удивила его. Ему удалось поговорить с сонным корреспондентом, лишь убедив отца Джерри, что он действительно звонит из газеты.
Самуэльсон едва сдерживал переполняющее его возбуждение. Он договорился с медсестрой из отделения реанимации в Фелпсе, что даст ей десять долларов, если она сообщит что-нибудь достойное внимания, и такая предусмотрительность принесла свои плоды.
Гардикян внимательно слушал. Через полминуты он придвинул блокнот и начал записывать.
— Тебе повезло, — наконец сказал он. — Приезжай сюда утром и изложи все на бумаге. Если ты не справишься, мы найдем кого-то еще. Хорошо, хорошо, не горячись. Запиши. Джордж Харди. По воскресеньям меня не бывает. Обратишься к нему. — Гардикяну вспомнилась его первая статья. — Знаешь, парень, я думаю, что в понедельник ты будешь в газете.
У Джерри Самуэльсона зазвенело в ушах. Он понимал, как трудно напечатать целую статью, но, может быть, на этот раз…
Положив трубку, Гардикян вставил в машинку чистый лист бумаги и напечатал заголовок: «ШКОЛЬНИК-ФОКУСНИК ЖЕСТОКО ИЗБИТ ОДНОКЛАССНИКАМИ».
Он закурил. Джерри Самуэльсону, несомненно, повезло.
* * *Лайла ушла в зал. Он не рассказал бы ей секрета фокуса, даже будь она его женой.
Ничего, она переживет. Эд оставил чемоданы в учительской, подошел к зеркалу, поправил прическу и спустился в зал.
Гремела музыка. Лайла танцевала с каким-то рыжим парнем. Танец кончился, и Эд подошел к девушке.
— Привет, Лайла, — сказал он.
Рыжий искоса взглянул на Эда. Сейчас он все поймет, подумал тот. Не надо спешить.
— Фокусник, — сказал рыжий. — Хорошее представление.
— Благодарю.
— Привет, Эд, — тихо сказала Лайла.
— Привет, Лайла.
До рыжего наконец дошло, что он лишний.
— Это твоя девушка? — спросил он. Лайла молчала.
— Ну, я пришел с ней.
— О'кей, — кивнул рыжий. — Не будем ссориться. — Он повернулся к Лайле: — Не забудь, что я тебе сказал, — и отошел в сторону.
— Что он тебе сказал? — поинтересовался Эд.
— Ты же знаешь, что он несет всякую чушь.
— О чем он говорил сейчас?
— Он назвал меня красавицей.
— Да, — хмыкнул Эд, — пожалуй, он прав.
Действительно, почему бы Лайле не танцевать в его отсутствие. Она не принадлежала ему. Даже замужние женщины танцуют не только с мужьями.
— Выступление прошло отлично, — заметила Лайла.
— Это точно.
Заиграла музыка, и они начали танцевать.
5
Как только закончились танцы, Эд с Лайлой побежали в учительскую, чтобы убедиться, что с чемоданами все в порядке. Потом они вышли в холл. У телефона-автомата стояла небольшая очередь, человек семь или восемь. Некоторые кивнули Эду. Никто не предложил пропустить его вперед. Да и с какой стати?
Большинство школьников уже разъехалось. Некоторые родители приехали пораньше. Кое у кого из учеников были свои машины. Других подвозил кто-то из друзей. Школа практически опустела, когда подошла очередь Эда.