Константин Кислов - Путь на Олений ложок
— Значит, это вы обнаружили?
— Конечно, мы, — с гордостью сказал Миша. — Поэтому и собака-то ваша… Она поймала нас, наверное, потому, что мы там ходили немного, глядели… Вон Толик очень хотел поглядеть.
— Страшно как… — голос Толика дрогнул. — А зачем он застрелился?.. Пистолет у него заряжен, да, дядя?
— Не проверял, Толя.
— Ну да, заряжен, — подтвердил Миша. — Курок же взведен, не видал, что ли? Если бы он не был заряжен, красного глазка не было бы.
— А когда он стрелялся, не видели?
— Нет, этого не видели, — вздохнул Миша. — Мы даже выстрела и то не слыхали. И дедушка Тимофей тоже не слышал, мы его спрашивали.
— Ах вон что! Вы уже приступили к расследованию? Ну и что получается?
— Ничего не получается. Интересно же, только очень страшно, — сказал Миша упавшим голосом.
— Да, ребята, страшно, — задумчиво произнес капитан. — А лодку не видели у берега?
— Нет.
— Как же «нет»! — воскликнул Толик. — А вчера-то, разве забыл? Помнишь, плыла?
— Ага, верно, вчера видели! — оживился Миша. — Она такая синяя, да?
— Не синяя, а зеленая, — возразил Толик, довольный своей памятью. — Это уж я хорошо запомнил: лодка зеленая, а весла красные.
— Молодец Толик! — похвалил капитан, отмечая про себя, что ребята становятся все смелее и доверчивей. — А вот кто на лодке был, ты не заметил?
— Дяденьки какие-то, — не задумываясь ответил Толик. — Двое.
— А тот, который теперь лежит на берегу… в лодке его не было? Не заметил?
Шатеркин вел разговор обдуманно, осторожно, все время не спуская глаз с мальчишек, чтобы вовремя заметить их переживания, тревогу, настороженность.
— Я одного хорошо видел, и сейчас бы узнал. — ответил Миша. — Он большой такой, лицо злое. А второй спиной сидел.
— Он японец, да? — спросил Толик.
— Не знаю.
— А тогда почему у него глаза такие узкие а лицо широкое? Ведь такие только у японцев бывают? — продолжал уточнять Толик.
— Раньше вы когда-нибудь видели этого человека?
— Не замечали, — ответил Миша.
— Та-ак…
Шатеркин поднялся, отряхнул брюки. Повскакивали и мальчишки.
— Дядя Коля, а если мы…
— Никакого «мы», — поняв сразу Толин вопрос, ответил Шатеркин и, с улыбкой потрепав его черноволосую голову, повернул к реке. За ним поспешил Риф, бросив презрительный взгляд на зарычавшего Шарика.
— Желаю удачи, рыболовы!
3. Добровольные сыщики
Ребята задумчиво глядели вслед капитану Шатеркину и молчали.
— Бегом побежал… — произнес, наконец, Толик.
— Еще бы, торопится, видишь, какое дело-то… — неопределенно сказал Миша.
— Даже досказать не дал…
Толик взглянул на подбежавшего к нему Шарика, вспомнил про ершей, кинул ему их вместе с куканом, затем старательно обтер о трусы испачканные в чешуе руки.
Шарик брезгливо обнюхал ершей, раза два надсадно фыркнул и отошел в сторону.
— Зачем отдал? — недовольно спросил Миша. — Собаки же не едят рыбу. Это тебе не кошка. И потом он подавиться может, что тогда будешь делать?
— Ничего. Они, наверно, давно протухли, — поморщился Толик, понюхав руки. — На уху же все равно мало.
— Может, еще бы поймали, день долгий.
— А где же ты червей возьмешь?
Миша пробормотал что-то невнятное и отвернулся. Ему было жалко ершей, добытых с таким трудом. Шутка ли! Пришли они сюда раным-ранехонько: только что стало светать. Было прохладно. У берегов — серые облака липкого густого тумана. Даже трава казалась седой и тяжелой. Леску почти не видно, ребята следили за ней с напряжением, забыв обо всем окружающем, не замечали ни холода, ни сырости, ни комаров. И вдруг леска заколебалась. Вначале нерешительно, робко, потом смелее, настойчивее. Вот ее повело куда-то в сторону, вглубь, Толик крикнул, раскрыв в изумлении глаза:
— Тащи скорее! Уйдет.
— Тише галди!.. Никуда не денется, — сердито зашипел Миша и подхватил удочку. На крючке трепыхался маленький и скользкий ерш, величиною не больше мизинца Толика, злобно ощетинившийся всеми своими колючками.
— Ну и добыли судака! — посмеялся Миша. — Я думал, что-то крупное. Дергал, как сом…
А теперь и этих колючих ершей у них не было. Жалко. Толик поглядел по сторонам и, повернувшись лицом к другу, сказал полушепотом:
— Знаешь что, Миша? Нам надо было взять этот пистолет. Мы бы уж постреляли из него.
— Как — «взять»? — спросил Миша, уставив на Толика серые, широко открытые глаза.
— Ну, очень просто… Такой хороший пистолет: черный, блестящий… Эх, дураки мы…
— Взять без разрешения, да?
Толик смутился. На смуглом лице его заиграл румянец.
— А мы бы только стрельнули раза два и опять незаметно на место положили. За это бы ничего не сказали.
— Вот бы и сказали! — Миша кинул на Толика строгий взгляд. — Если говорить честно и по-пионерски, нам бы и близко подходить к этому месту не надо. А как только заметили, бегом в милицию и все рассказать по порядочку, а мы не так…
— Да-а, — вздохнул Толик. Он нахлобучил на глаза кепку с непомерно большим, помятым козырьком, которая до этого торчала у него за резинкой, поддерживавшей трусики. — А мы ведь неправду сказали ему, обманули…
Миша вытаращил глаза и весь взъерошился, ощетинился, как тот самый ерш, которого они утром вздернули на крючок.
— Неправду?!
— Ну да! Чего глаза вылупил? Помнишь, мы этого дядьку видели?
Миша с усмешкой поглядел на своего незадачливого дружка: «Опять что-то выдумал».
— Что? Думаешь нет? — правильно поняв насмешливый взгляд Миши, спросил Толик.
— Конечно, нет, — ответил тот. — Он, может, и в городе-то никогда не был. Может, он приезжий, командировочный. Ты же сам говоришь, что он сильно на японца похож. А японцев в нашем городе нет…
— Вот потому, что он похож на японца, я и приметил его, — торопливо и настойчиво доказывал Толик. — А потом на нем и брюки такие заметные: серые, а полоска синеватая, как настоящий пилотский кант.
— Сказал тоже! Таких брюк сколько хочешь.
— Ну и что же? Это неважно, пусть сколько хочешь, а все-таки эти брюки я видел на нем… Говорю тебе — это тот самый дяденька, которого мы недавно в детском парке видели.
— А чего он там делал?
— Наверно, гулял. Я ведь его не спрашивал, — начинал сердиться Толик. — Он тогда был с девочкой. Помнишь? Она такая маленькая, в красных ботиночках, волосы у нее белые-белые, а бантик на голове тоже красный.
Миша задумался. Хотя Толик и доказывал так пылко, он все же не мог припомнить случая, когда они встречались с этим человеком. Маленькую беловолосую девочку он будто бы где-то видел. Но мало ли встречается в городе ребятишек!
— Вот тебе и фантик-бантик… — почесав затылок, произнес он. И почему-то вдруг на одну минуту ему представилась эта девочка с красным бантиком в белых, как лен, волосах. Она, наверно, еще ничего не знает… Может быть, сейчас где-нибудь на детской площадке играет… А вдруг это ее папа, которого она очень и очень любит? Каждый день встречает его с работы, кидается ему на шею, как котенок… И теперь ей скажут, что папа ее больше никогда-никогда не вернется… Миша глубоко и как можно незаметней для Толика передохнул. Кто-кто, а уж он-то слишком хорошо знал горечь такого несчастья. В 1945 году, когда Миша был совсем маленьким, в последних боях под Берлином погиб его отец, старший сержант Василий Парфенов. Он и сейчас помнит, как плакала мать, дедушка, бабушка и как тяжело было ему смириться с мыслью, что его папка никогда не вернется домой.
Миша вспомнил весь недавний разговор с капитаном Шатеркиным. Милиция тоже пока не знает этого человека. Ведь если бы его знали, капитан не стал бы так допытываться. Значит, здесь большая тайна. «Вот как здорово получается, никто ничего не знает, и даже милиция…» Он сорвал одуванчик, дунул на него изо всей силы и полюбовался пушинками, медленно садившимися на землю. Потом бросил обдутый стебелек, кувыркнулся в мягкую сыроватую траву, вытянулся и закрыл глаза от горячего, слепящего солнца.
— Все равно я разыщу эту девчонку, — с твердым убеждением сказал Толик. — И тогда ты сам увидишь ее, я тебе обязательно покажу.
Миша подпрыгнул по-лягушечьи, присел на корточки, испытующе заглянул в глаза Толику.
— Дай мне слово, что никому и ни за что не скажешь.
— А что такое?
— Дай слово, тогда скажу.
— Ну, даю.
— Не так, а по-настоящему.
— Честное пионерское! — с чувством раздражения воскликнул Толик. Миша подобрал под себя ноги, уцепился обеими руками за крепкую густую траву, будто хотел выдернуть ее с корнем.
— Я такое дело придумал, — с таинственным воодушевлением начал он. Миша огляделся по сторонам, прислушался к скрипучей песне кузнечиков и, задыхаясь от волнения, продолжал: — Давай найдем девчонку и у нее узнаем, кто этот дядя, потом придем в милицию и все-все расскажем. Они ведь тоже пока не узнали его… Знаешь, тут, наверно, важное дело скрывается, государственное, например. Согласен, да?
