Софи Ханна - Маленькое личико
Саймон сидел с полным ртом чая и не мог проглотить. От неоновых ламп у него разболелась голова. Запах тушеного мяса, плывший от соседнего столика, вызывал тошноту.
– В чем именно ты подозреваешь Дэвида Фэнкорта?
– Не знаю.
Саймон с трудом заставлял себя говорить ровным голосом, спокойно сидеть и прикидываться, будто ведет светскую беседу. Он чувствовал, как дергается правое колено, – верный признак, что желание драпануть стало уже физической потребностью.
– Но после того, что случилось с его первой женой, это не может быть простым совпадением.
Саймон не собирался напоминать Чарли про длинный список своих оправдавшихся подозрений. Если ей интереснее сосредоточиться на его слабостях – ради бога. Их нельзя отрицать. Да, Саймон не способен ясно мыслить, если речь идет об Элис Фэнкорт. Да, порой он взрывается и порет горячку, когда бесцеремонность сослуживцев доводит до белого каления.
– Уж на мой счет не парься, – сухо сказал Саймон. – Лучше посмотри на этого Дэвида Фэнкорта. На обстоятельства, что выстраиваются вокруг него. Тогда ты, наверное, увидишь то, что у тебя под самым носом.
Чарли отвела взгляд и сидела, рассеянно накручивая на палец прядь волос. Потом заговорила, без нажима и надрыва, и Саймон понял, что ему все же удалось убедить ее.
– Кто-то из знаменитых, не помню кто, сказал: «Потерять жену – это несчастье, потерять двух – больше похоже на небрежность»[3]. Ну или что-то в этом роде.
– Или на преступление. Убийство Лоры Крайер…
– То дело закрыто. – Чарли помрачнела. – И думать не смей. – И, чтобы не осталось никаких неясностей, добавила: – Понял? Завязывай с этим.
– Слишком много происшествий для невиновного человека. Странно, что приходится тебе это разжевывать. Что, если это он убил свою первую жену и отвертелся? – Саймон с силой сжал кулаки. – А теперь решил попытать счастья еще разок. Мы что, так ничего и не сделаем, не остановим его, пока он здесь у нас, и дадим этой сволочи спокойно отсюда уйти?
3
– Что случилось? Что с тобой?
Дэвид, запыхавшись, вбегает в детскую. Я кричу без остановки. Будто рев сирены рвется у меня из горла. Я вряд ли смогла бы удержать его, даже если бы захотела. Пронзительный визг разносится по дому.
Дэвид шлепает меня по щеке.
– Элис, что на тебя нашло? Что такое?
– Где Флоренс? – кричу я. – Где она?!
Наш обычный день превратился в непостижимый кошмар.
– Ты что, с ума сошла? Вот она. Ты ее разбудила. Тихо-тихо, маленькая, все хорошо. Мама не хотела тебя пугать. Ну, иди к папе.
– Это не Флоренс. Этого ребенка я впервые вижу. Где Флоренс?
– Какого… О чем ты вообще говоришь?
Дэвид никогда не ругается. Вивьен не выносит сквернословия.
– Ну разумеется, это Флоренс. Вот и костюмчик с медведями на ней. Перед уходом ты сама ее одела, помнишь?
Эту одежку я купила самой первой, еще на седьмом месяце. Бледно-желтый хлопчатобумажный комбинезон, на нем медведица обнимает медвежонка, а сверху написано: «Медвежье объятье». Я увидела его в «Реммиксе», единственном спиллингском универмаге, и так очаровалась, что не могла не купить. Хотя к тому времени Вивьен уже заполнила гардероб в детской всевозможной одеждой из своих любимых дорогих магазинов на три года вперед.
– Конечно, я узнаю комбинезон, он наш. Но, Дэвид, что это за ребенок? Где Флоренс? Отвечай! У нас кто-то был? Или это розыгрыш? Если так, он не смешной.
В темных глазах Дэвида ничего не разглядеть. Он делится своими мыслями, только когда у него все хорошо. В несчастье и при любых трудностях он уходит в себя. И сейчас по его непроницаемому лицу я вижу, что случай именно такой.
– Это Флоренс.
– Нет! Сам знаешь, что это не она! Где Флоренс?
– Элис, это что, дурацкая шутка? Или ты сошла с ума?
Я всхлипываю.
– Дэвид, скажи мне, где она? Куда ты ее дел?
– Слушай, я не знаю, какая муха тебя укусила, но советую тебе поскорее взять себя в руки. Мы подождем твоих извинений внизу.
Он говорит ледяным тоном.
И вот я уже одна в комнате. Опускаюсь на колени, потом сползаю на пол, сворачиваюсь клубком. Плачу навзрыд – кажется, пролетело несколько часов, хотя на деле, наверное, всего несколько минут. Нельзя расклеиваться. Мне нужно пойти за ними. Время бежит, и каждая секунда на вес золота. Нужно убедить Дэвида выслушать меня, хотя в глубине души я жалею, что не могу послушаться его: извиниться и признать, что все в порядке, пусть даже это и не так.
Вытирая слезы, спускаюсь следом за Дэвидом. Они на кухне. Дэвид на меня не смотрит.
– Это не мой ребенок, – говорю я и снова плачу. Во мне столько горя и страха, и все это выливается сейчас здесь, на кухне у Вивьен.
Дэвид решает не замечать меня, но потом передумывает. Обернувшись, он говорит:
– Элис, я считаю, тебе нужно успокоиться, и тогда мы все обсудим как разумные люди.
– Если я в шоке, это не значит, что я не соображаю. Я в своем уме, как и ты!
– Хорошо, – терпеливо соглашается Дэвид. – В таком случае мы все сейчас выясним. Если ты всерьез утверждаешь, что это не наша дочь, убеди меня.
Я теряюсь.
– Что ты имеешь в виду?
– Объясни, чем она отличается? У Флоренс нет волос. У нее млечные пятнышки на носу. Голубые глаза. С этим ты, полагаю, не споришь?
– Да погляди на нее! – кричу я. – У нее другое личико! Это не Флоренс!
Дэвид смотрит на меня, будто впервые видит. Он думает, я свихнулась. Не узнает во мне свою жену. Так и представляю, как он мысленно очерчивает себя кругом. Дэвид сразу закрывается, психологически он – подросток. Не потому ли, что мать все время опекает его? Ему никогда не приходилось самому разбираться с трудными житейскими ситуациями. И чем иметь дело с несовершенным человеком из несовершенного мира, он лучше выбросит этого человека из своей жизни и перестанет о нем думать. Неприятные особы – типа его отца или Лоры – никогда не упоминаются. Интересно, скоро ли я тоже окажусь в опале?
– Дэвид, ты же сам знаешь, что это не она! Не этого ребенка я два часа назад поцеловала на прощанье. Не ее мы привезли из больницы домой. Не она плакала и извивалась, пока я надевала на нее песочник. Сними его! – визжу я вдруг, пугая себя и Дэвида. – Его купили для Флоренс. Не хочу, чтобы чужой ребенок носил! Сними!
Я пячусь за дверь.
– Ты как будто боишься ее.
Впервые вижу, чтобы Дэвид смотрел с такой гадливостью.
– Что с тобой, Элис? Здесь только один ребенок – Флоренс. Это она.
– Дэвид, да посмотри же! – воплю я, словно какое-то дикое неуправляемое существо, какой-то зверь. – Посмотри на ее личико! Оно другое, как ты не видишь? Да, у нее синие глаза и крапинки на носу, но это у новорожденных через одного! Я звоню Вивьен.
Выскакиваю из кухни. В глазах все плывет. От волнения трудно дышать. Я так растеряна и убита, что на мгновение забываю, зачем я здесь, в холле, что ищу. Ах да, телефон.
Тут же рядом оказывается Дэвид, но один, без ребенка.
– Что ты с ней сделал? – спрашиваю я.
Видеть этого младенца мне тяжко, но не видеть – еще тяжелее. Дэвид вырывает телефон у меня из рук и с грохотом швыряет на место.
– Не смей портить маме и Феликсу отдых этой ерундой! Мама подумает, что ты рехнулась. Элис, тебе надо взять себя в руки. Ты сама-то понимаешь, что несешь?
Поездка во Флориду – подарок Феликсу от Вивьен по случаю рождения сестрички. Мне бы хотелось, чтобы Феликс остался, но Вивьен настояла: это избавит мальчика от ревности к новому ребенку. Несомненно, действенное противоядие.
Сама Вивьен – единственный ребенок. Мысль о брате или сестре всегда была ей ненавистна. Едва начав в этом разбираться, Вивьен попросила родителей не заводить других детей. Самое же удивительное, на мой взгляд, что они ее послушались.
Отец Дэвида мечтал о большой семье. У него самого было пять братьев и сестер.
– Я сказала: ни в коем случае, – рассказывала Вивьен. – Ребенок должен чувствовать себя особенным. А как это возможно, если вас шестеро?
Она поведала мне эту историю, пока Дэвида не было. При нем об отце не говорили никогда.
Мне редко доводилось открывать мужу глаза на грубую правду. Я всегда старалась его защитить.
– Входная дверь была незаперта.
– Что?
– Когда я вернулась, входная дверь была открыта. Ты спал. Наверное, кто-то вошел, забрал Флоренс и… оставил взамен этого ребенка! Дэвид, нужно звонить в полицию! Флоренс! Где она? Вдруг случилось что-то ужасное?
Я вою, вцепившись в волосы.
У Дэвида слезы в глазах. Но голос спокоен.
– Элис, ты меня пугаешь. Серьезно. Пожалуйста, перестань. Успокойся, прошу тебя. Предлагаю тебе пойти на кухню, хорошенько рассмотреть, кто там лежит в качалке, и понять, что это Флоренс. Ладно?
В его взгляде – проблеск надежды. Дэвид смягчился и дал мне последнюю возможность. Я знаю, какой это важный знак: муж признался в своем страхе. Видимо, думаю я, он меня и впрямь любит, но придется разбить его надежды.
