Лев Кожевников - Смерть прокурора
И вдруг, как от толчка Андрей проснулся от одной совершенно отчетливой мысли. Старик Устинов, по его словам, был в Волковке десять дней назад. Значит ли это, что все десять дней в поселке продолжалась эта ночная тайная жизнь? Или он, Ходырев, подоспел к очередному представлению?
Если это мираж, то довольно странный.
За окнами брезжил серый рассвет. Андрей зябко передернул плечами. К утру изба окончательно выстыла. Похоже было на заморозок. Он ругнул себя, что не догадался с вечера вытопить печь. Всего-то надо было чиркнуть спичку -- дрова в плите были. Встал нехотя, кутаясь в тряпье, и пошел топить.
Пока разгорались дрова, с ожесточением скоблил ножом стол, удаляя надпись, и вдруг -- мимо него, едва не задев, мелькнула какая-то тень и с силой ударила в простенок. Вслед за тем в уши рванул грохот, и вся изба разом наполнилась едким дымом и летающими хлопьями сажи и пепла. Андрей метнулся в сторону, к стене, и инстинктивно выкинул в руке перед собою нож. В двух местах на полу сквозь дым увидел -- что-то горело.
Поленья!
Наконец сквозь дым и сажу разглядел повисшую на одной шарнире дверцу плиты -- через нее в избу валили клубы едучего с запахом серы дыма... И сразу все понял. Бросил нож. Открыл все окна, насщупь нашарил входную дверь. Толкнул. Горящие поленья выбросил за окно.
Дым потянуло наружу, и его глазам предстала развороченная взрывом плита с оборванной дверкой. Пакостник преподнес очередной сюрприз -- нашпиговал плиту порохом. Должно быть, в отместку за патроны. "что ж, на войне нак на войне. Но теперь, сукин сын, охотиться на тебя буду я".
Андрей прямо из окна наломал черемуховых зеленых побегов, на веник. Связал, и сколько мог, насухо, без веды прибрал избу. Затем поправил плиту и заново навесил дверку -- единственно, чтобы лишить Пакостника удовольствия.
До пассажирского оставалось часа полтора. Он вытряхнул на стол содержимое рюкзака -- четыре амбарных висячих замка и завернутый в мешковину медвежий капкан с тяжелой цепью и пробоем на конце. Капкан Андрей обнаружил в свой мартовский приезд в Волковку среди старого инвентаря, которым время от времени пользовался. Он удивился, что не обратил на него внимания раньше. Правда, капкан изрядно проржавел, и одна из пружин оказалась лопнувшей. Пришлось ее заменять. он опустил капкан на пол. Взвел. Потом самодельным веником слегка придавил тарелочку, лязгнули зубатые дуги, и перерубленные, черемуховые прутья брызнули в стороны...
3.
Районный прокурор Хлыбов припарковал "УАЗ" на стоянке возле железнодорожного вокзала. Прибытие поезда, похоже, было объявлено, и основная масса пассажиров оживленно толпилась на посадочной платформе.
Хлыбов, плотный, крупный мужчина с тяжелым, малоподвижным лицом и набрякшими веками, отчего глаза казались сонными, неторопливо вылез из машины и, не глядя по сторонам, двинулся в опустевшее здание вокзала, похожее на опрокинутый аквариум. Молоденький сержант милиции поспешно приветствовал его, столкнувшись в дверях. Хлыбов ответил коротким кивком, прошел к киоску "Союзпечати".
-- Сигареты есть? -- рявкнул он, наклонись к окну.
Киоскер вздрогнул и выронил из рук раскрытый журнал, вернее, выпустил, а не выронил. И это не укрылось от внимания Хлыбова, как и голая девка, мелькнувшая глянцем на журнальнам развороте.
Киоскеру можно было дать от сорока и до семидесяти -обычный вид выпускника ЛТП с солидным в прошлом питейным стажем. Завидев Хлыбова, он расплылся радостной улыбкой, даже всплеснул руками.
-- Ффу... Гаврилыч! ты так до сроку в могилу столкаешь.
-- Неохота?
-- Ну, дак...
-- Напрасно, говорят, там сейчас лучше, чем здесь.
-- Вот пусть они, кто это говорит...
-- Сигареты есть?
-- Какие пожелаешь, Гаврилыч. "Кэмэл". "Мальборо"... есть "Космос". "Астра".
-- Хм? Даже так?
-- Для хорошего человека...
-- У тебя что, табачный киоск? Или "Союзпечати"?
Киоскер с готовностью подхихикнул.
-- Ладно, "Кэмэл", пожалуй.
-- Семьдесят пять рубликов. Не дороговато?
-- Не для себя беру. И прессу... по экземпляру.
-- Журналы?
-- Тоже. Вот этот не надо. И этот... убери.
Хлыбов рассчитался и напоследок тяжело глянул продавцу в бегающие, мутноватые глаза.
-- С наваром работаешь? -- он опустил глаза вниз, куда упал журнал.
-- Ну... так, иногда ребята подбрасывают, случается,-замялся тот.
-- Сколько?
-- Дак это по-всякому бывает...
-- Соврешь, проверку устрою.
-- К основному если... на круг, ну, рубликов триста случается.
Хлыбов с сомнением хмыкнул.
-- Черт с тобой. Живи, бизнесмен. И службу не забывай, понял?
-- Все как сказано, Вениамин Гаврилыч. Приглядываю...
-- Ну, ну. Бывай.
Во время разговора с киоскером Хлыбов уцепил боковым зрением высокую фигуру парня с кожаным баулом через плечо. Тот топтался под расписанием, пока не тронулся поезд. Теперь он встречал Хлыбова возле "УАЗа" обаятельной белозубой улыбкой.
-- Хлыбов? Вениамин Гаврилович? -- осведомился он, делая шаг навстречу.
"Ишь ты, Карнеги выискался,-- хмыкнул про себя Хлыбов.-Порядочному человеку эти улыбочки ни к чему". Он равнодушно кивнул, бросил кипу газет и журналов на заднее сиденье. Сверху блок "Кэмэла". Жестом пригласил молодого человека в машину.
-- Прошу.
Тот нимало не смутился весьма сдержанным, приемом. Уже сидя в машине, не таясь, некоторое время с любопытством разглядывал Хлыбова. Затем протянул руку.
-- Валяев Алексей Иванович. Прибыл в ваше распоряжение.
-- Первомайская районная прокуратура?
-- Да.
-- Так. А где остальные?
-- Остальные? Про остальных, увы, ничего не знаю. Могу отвечать только за себя.
-- Понятно,-- Хлыбов включил зажигание, положил руку на рычаг. Но трогаться не спешил, о чем-то размышляя.
Валяев Алексей Иванович тоже молчал, но было видно, что молчание не особенно его тяготило.
-- Надолго? -- спросил Хлыбов, не поворачивая головы.
-- Как ко двору прийдусь.
-- То-то у расписания торчал. На обратный рейс прикидка? Или как?
-- Отнюдь. Я не хотел светиться возле вашего джипа.
Хлыбов, недоумевая, поднял на него тяжелые веки.
-- Не понял?
Вместо ответа Алексей сунул руку за отворот куртки и вынул костяную рубчатую рукоять, нажал никелированную кнопку, и с десяток сантиметров хищно мерцающей стали с мягким щелчком вылетели наружу.
Это еще откуда?
-- Выкидуха. Купил у проводника. Мордастый такой жлоб. За стольник сторговались.
-- Стольник? Надо было изъять, и точка. И оформить привод.
-- Ни в коем разе. Я еще на ствол договорился. Через пару недель.
Хлыбов присвистнул.
-- Ну, ты лопух, Леша Иванович... Или Попович?
-- Иванович.
-- Стволами торгуют в темных подворотнях. Это раз. Мимоходом. Это два. Через третьи руки. Три. И чтобы рыло нельзя было разглядеть. Четыре.-- Хлыбов фыркнул.-- Проводник... хы!
-- Я думаю, так и будет, Вениамин Гаврилович,-- ничуть не обидевшись на "лопуха", согласился Валяев.
-- Ладно. В подробности не вникаю. Готовь акцию.
"УАЗ" неторопливо вырулил со стоянки и покатил по разбитой с остатками асфальта дороге в центр города. Хлыбов отрешенно молчал и только проезжая приземистое здание из светлого силикатного кирпича, обронил:
-- Прокуратура.
Через сотню метров кивнул направо.
-- РОВД... На соседней улице суд.
Некоторое время машина петляла по старой части города с однообразными старокупечеокими домишками и перерытой в нескольких местах проезжей частью. Мелькнули деревянные корпуса, похожие на больничные, и через минуту Хлыбов остановил машину,-- душераздирающе взвизгнули тормоза.
-- Конечная. Вагон дальше не идет.
"Конечная", судя по всему, располагалась на окраине города, и, пожалуй, это было единственное отрадное для глаза место из всего, что Алексею удалось разглядеть по дороге сюда. С полгектара крупного соснового леса и премилый, рубленый из сосны же коттедж с высокой мансардой-теремом и кирпичными пристройками. В сотне шагов от них сквозь желтеющие стволы отливала закатным блеском узкая полоска воды. В другой стороне маячил еще коттедж, целиком из кирпича, но, кажется, незаконченный -- наполовину в строительных лесах.
Хлыбов перехватил взгляд, усмехнулся.
-- Местный приходской поп. Жорка Перепехин, это в миру. А в сане -- отец Амвросий, ни больше ни меньше, хва-ат, тот еще. У прокурора власть, связи, а этот божьим словом кормится. И неплохо кормится! Я стороной кой-какие справки навел о доходах. Усопших родственников помянуть -- десять, пятнадцать, двадцать пять деревянных в зависимости от поминального списка. Свечку поставить за упокой -- трояк. Родины, крестины, свадьба, покойника отпеть -- четвертак и выше. Молебен заказной -полсотни с носа. Пожертвования на храм -- полпенсии, плюс трудовое участие. Кто уклоняется, тем с амвона гееной огненной навечно грозит. Или стыдит персонально каждого, сам слышал. Грехи ни в какую не отпускает. Словом, разбойник. Зато храм -вот он. Прокурора переплюнул. И личная "волга", двадцать четвертая. У попенка прихода пока нет, но на храм с гаражом батька со своих прихожан насшибал. Где-то на Белгородчине. Торговлишка у него... Пластмассовый образок -- десятка. Крестик, алюминиевая штамповка -- пять. Свечи... Ну, и до бесконечности. Как говорится, не сеем не пашем -- только ху... пардон! Кадилом машем. Вот так, Леша Попович...
![Олег Кожевников - Жажда жизни[СИ]](/uploads/posts/books/23926/23926.jpg)
