Галина Романова - Семь лепестков зла
– Да! – пискнул тонкий голосок невесты.
Казенный взгляд регистраторши, должный быть теплым и ободряющим, а на самом деле пустой и безжизненный, скользнул по обоим. Тусклый голос, должный быть торжественным и бравурным, а на самом деле просто громкий, объявил их мужем и женой.
Все тут же кинулись поздравлять молодых, засыпая их дорогими букетами. Жених – высокий, здоровый, горластый, властный – задрал многочисленные слои головного убранства невесты и впился в ее нежный рот долгим поцелуем. Ей, кажется, было больно, но она терпела.
Дальше – больше.
Здоровенный, удачливый мужик – сегодняшний жених – одной рукой обхватил молодую жену за талию, а второй вдруг хлопнул ее по заду. Конечно, он не добрался до нежной юной плоти, и должного шлепка не вышло. Но она вдруг сконфузилась, опустила голову, и по щеке покатилась слеза.
– Она заплакала?! – Альбина нажала на пульте кнопку перемотки.
– Да ладно! Просто смутилась, – не поверил ее наставник – пожилой дядька, считающий не дни с часами, а минуты, когда сможет уйти наконец на покой, недоверчиво качнул головой. – Эка невидаль, муж по заду шлепнул! Чего переживать то?!
– Но при людях! – Она остановила кадр, увеличила его, ткнула пальцем в экран. – Точно, плачет! Господи, она, наверное, несчастлива была уже тогда!
– Альбина, не выдумывай.
Наставник, которого звали Михаил Иванович Сучков, протяжно зевнул и потянулся к нижнему ящику своего стола, где у него всегда хранилась бутербродная заначка. Он достал ломоть изгрызенного им же самим хлеба, двести граммов докторской колбасы, странно уже попахивающей. Отломив снова от хлеба, он положил сверху всю колбасу и начал кусать, не нарезая кусками. Он считал баловством всю житейскую сервировку и условности.
– Главное – насытиться! – любил приговаривать Сучков Михаил Иванович, нелюбезно поглядывая в сторону горы салфеток и пластиковых контейнеров, в которых Альбина приносила на дежурство еду. – А будешь ты кушать, есть ложкой или руками, разве важно?
Альбина ему не перечила, привычек его не перенимала и жутко уважала за профессионализм и хватку хищника, которые Михаил Иванович вечно прятал под ленивой личиной и сонным взглядом. Он уже лет пять наставничал и давно бы уже ушел на пенсию, а она все просила и просила не уходить.
– Почему она плачет?
Альбина постучала по щеке пультом и тут же принялась ходить по кабинету, чем нагнала на своего старшего товарища жуткую тоску. Он терпеть не мог мельтешения.
– Хватить метаться, Альбина! – взмолился он через пару минут. – Плачет и плачет, чего ты переполошилась? Может, от счастья, может, от волнения, может, от удовольствия! Что тебя смущает?
– Она… – Парамонова показала пультом в сторону экрана. – Она его ненавидит!
– Вот придумала! – Сучков еле кусок колбасы проглотил, чуть не подавился. – Чего ей его ненавидеть?! Она же замуж за него идет! В этот вот самый день!
И Сучков, сложив руки лодочкой, тоже начал показывать на экран, на котором крупным планом застыло лицо юной невесты в слезах:
– Добровольно идет! Не по принуждению!
– А чего ревет? – настырничала Парамонова, наклоняя коротко стриженную темнокудрую головку.
– Вот погоди… – Сучков снова выдвинул нижний ящик своего стола, швырнул туда недоеденный бутерброд, отряхнул крошки с джемпера и тогда только закончил: – Станешь выходить замуж, мы на тебя посмотрим.
– Не посмотрите, Михаил Иванович. – Альбина с печальной улыбкой уселась на свое место.
– Это еще почему?
– Во-первых, замуж меня никто не берет…
– Еще бы! – фыркнул он весело. – Такую то настырную!
– Во-вторых, если даже и возьмут. – Она немного на него обиделась, но вида не подала, выключила телевизор, видеоплеер, швырнула пульт в ящик стола. – Я такие пиршества устраивать не стану.
– Еще бы! Откуда у тебя такие деньги?! – продолжил веселиться Сучков.
– А может, муж у меня будет не нищим! – Парамонова прикусила губу.
– Это исключается, – совершенно спокойно снова возразил старший товарищ.
– Почему это?
Альбина уже злилась нешуточно и готова была наорать на Михаила Ивановича. Но терпела, понимая, что все его слова провокация. Наорет – он завтра же рапорт об увольнении на стол начальству положит. И оставит ее одну в свободном плавании. А ей без него никак. Пока никак.
– Потому что, если у твоего мужа… У будущего мужа, – внес коррективу Сучков, забавляясь ее бессильной злобе, – будут деньги, ты тут же станешь устраивать ему всяческие проверки. А не вор ли он? А не аферист ли? И откуда средства? Помнишь, как с тем журналистом получилось? Хороший же был парень, а ты что устроила? А ты ему запрос на службу отправила. И чуть его с работы не уволила. Дуреха!
Альбина не выдержала и метнулась из кабинета прочь.
Упоминание о Владике всегда отдавалось болью в ее сердце. Он был таким милым, таким славным. И все начиналось у них так же мило и славно. Но потом…
Потом Владику пришла в голову мысль сделать ей предложение. И не где нибудь, а на Мальдивах. И он по неосторожности купил две путевки: себе и ей. И вручил их Альбине в торжественной обстановке, за ужином в ресторане. Она так перепугалась тогда, что еле досидела до конца вечера. Ответа ему конкретного, конечно же, не дала. Обещала подумать. А наутро уже строчила запрос в его издательство.
Издательство было солидное, запрос их насторожил, они схватили Владика за шиворот и протащили по всем имеющимся у них там ворсистым коврам. Потом додумались позвонить в отдел, приславший запрос. Там их соединили с Сучковым, он и прояснил ситуацию.
– Это моя юная сотрудница… – рассказывал он начальнику службы тамошней безопасности, оказавшемуся его знакомым по каким то давним совместным делам. – Пробивает своего воздыхателя. Больно уж он ей благополучным кажется. Боится, как бы чего не вышло…
Ничего и не вышло. Владик путевок у нее не забрал, но и не позвонил больше ни разу. А столкнувшись однажды с ней в гипермаркете, остолбенел в первое мгновение, потом побледнел, следом сунул обратно на полку бутылку дорогого коньяка и дал такого деру, что Альбина перепугалась, как бы парень не снес своим молодым сильным телом все попадающиеся на его пути прилавки.
Вот такая у нее вышла лавстори.
Были и еще, конечно, но какие то все неубедительные, смешные, продолжавшиеся по паре недель, редко когда – по полтора месяца. Дальше Владика, то есть до ее кровати, не дошел пока никто. И, если честно, не очень то и стремились. Боялись они ее, что ли?
Альбина прошла вверх по лестнице, потом вдоль длинного коридора до самого конца. Там, в тупике у маленького узкого окошка, отдышалась. Потом вернулась обратно тем же порядком, но уже не с той ретивостью.
Когда она вошла в кабинет, Сучков что то медленно печатал на компьютере, нацепив на кончик носа старомодные смешные очки. На нее он едва взглянул. Но минут через пять примирительно проворчал:
– Отчет вот печатаю по этому, так сказать, громкому делу! Еле-еле выходит буквы складывать. Терпеть не могу эту клавиатуру! Лучше бы уж от руки… Технологии, мать их!!!
Альбина молчала, хотя отчет прочитать не терпелось. Но она решила выдержать. Пусть. Пусть Михаил Иванович почувствует себя хоть немного виноватым. Взял моду задирать ее. А про Владика в последнее время вообще несчетное количество раз вспомнил. Ей же неприятно! Ей же даже немного больно! Неужели непонятно?!
– В общем, все, точка! – провозгласил через час Сучков и громко щелкнул по клавише с точкой на клавиатуре. – Состава преступления нет и быть не может!
– Вы дали такое заключение, как старший следователь? – Альбина недоверчиво скривила губы, подперев подбородок кулачком.
– Да. Есть возражения, коллега? – Сучков посмотрел на нее поверх смешных старомодных очков.
Она молча пожала плечами.
– Возражений нет! – улыбнулся ей примирительно Сучков. – Вот и умница! А чего ты так насторожилась то, не пойму? Заключение дано однозначное: смерть наступила в результате того, что наш… – Сучков потыкал указательным пальцем в сторону экрана телевизора, стоявшего на отдельном столе в их кабинете. – Наш бизнесмен умер, захлебнувшись рвотными массами. Да, неприличная смерть. Да, в его кругу как то не принято так умирать. Куда красивее под парусом, на яхте, в океане, от укуса акулы или какого нибудь средиземноморского краба. Или от пули конкурентов. Или от сердечного приступа. В крайнем случае, от инсульта. А тут блевотиной поперхнулся, будучи пьяным в стельку. Плебейская смертишка. Так? Оттого и выглядит как то не очень. И подозрения вызывает у многочисленной родни, оставшейся с носом в плане наследства.
Альбина промолчала, нехотя с ним соглашаясь.
– А как им не возмущаться?! Ничего то он им оставить не успел. И все то досталось единственной по закону наследнице – молодой жене! Им это глубоко противно. Им это не нравится. А у меня к ним тут же ко всем вопрос – разве он умирать собирался? Разве думал, что издохнет, как алкаш какой то последний? Знаешь, какой ответ у меня тут же для них для всех?
