Патриция Вентворт - Огненное колесо
Она вложила свою вялую руку в руку Джона Тейлора, и он заметил, что на ней надеты весьма странные перчатки – одна черная, а другая темно-синяя. На кончике указательного пальца черной перчатки была дырка.
Садясь на один из девяти стульев, она уронила сумку, из которой тут же вывалились связка ключей, карманная расческа, маникюрные ножницы, бутылочка с таблетками аспирина, три карандаша, пара смятых счетов и сомнительного вида носовой платок. Она суетливо запихнула все обратно, даже не пытаясь разложить все поаккуратнее, в результате чего сумка раздулась и никак не хотела закрываться.
Джон Тейлор с интересом наблюдал за представлением. Он надеялся, что Джекобу все хорошо видно. Сам бы он ни за что не выбрал Милдред Тавернер, но он не знал, что задумал Джекоб и для чего собрал именно этих родственников. На вид мисс Тавернер было около сорока пяти лет. Она была длинная и жилистая, слегка горбилась. Ее светлые рыжеватые волосы напоминали ему волосы Джекоба: такие же ломкие на вид и торчали в разные стороны из-под совершенно не шедшей ей шляпки. Она старалась не поднимать на него свои довольно бесцветные глаза. Лицо было удлиненным и бледным, а брови совершенно незаметны. Она была одета в темно-синий жакет и юбку, общий вид которых давал повод подумать, что раньше их носил кто-то другой: юбка чуть провисала сзади, а жакет слегка задирался спереди. Шея ее была замотана в клочковатый шерстяной шарф в розовую и голубую клетку.
Рассмотрев все это, Джон Тейлор вежливо улыбнулся и сказал:
– Ну хорошо, мисс Тавернер, все просто прекрасно. Мы можем начать, пока другие не подошли.
Он взял в руки листочек с генеалогическим древом, на котором были написаны имена восьми детей Джереми Тавернера и их потомков, и рассмотрел его.
– Мистер Джекоб Тавернер хочет, чтобы я кое-что обсудил с каждым из вас. Вы являетесь потомком….
О, моим дедом был Мэтью – второй ребенок. Старшим был Джереми, названный в честь отца. – Она резко замолчала, взглянула на него и отвела глаза. – О Боже, я хорошо знаю генеалогическое древо своей семьи. У старого Джереми было восемь детей: Джереми, Мэтью, Марк, Мэри, Люк, Джоанна, Джон, Эктс. А Мэтью – это наш дед, мой и моего брата Джеффри. Он стал строителем и подрядчиком и хорошо преуспел в жизни – был довольно богатым и весьма уважаемым человеком, хоть и сектантом, а я, конечно же, принадлежу к англиканской церкви. Дед оставил все дела после себя в хорошем состоянии, но моему отцу не повезло. – Она вздохнула и поправила свой ужасный шарфик. – После его смерти мы оказались в весьма стесненных обстоятельствах, поэтому я стала работать у подруги в мастерской, занимающейся вышивкой, в Стритхэме. Джеффри это не понравилось, но что же нам оставалось делать? Во время войны я не была мобилизована, так как у меня слабое сердце. Конечно, Джеффри очень умен – ведь на государственной службе иначе нельзя.
Дверь открылась, и в комнату вошел Джеффри Тавернер.
Глядя через специально оставленную щель, Джекоб Тавернер рассматривал своего кузена Джеффри. Похож на свою сестру и в то же время не похож. Оба светлые, худые, обоим около сорока лет, но сестра напоминала жеваную веревку, а брат вполне сошел бы за интересного мужчину. Он был на несколько лет моложе сестры. Но если сестра была увядшей женщиной, то он держался прямо и был довольно хорошо сложен. Когда он подошел к столу, выражение его лица сменилось с официального, но вежливо-приветливого при обращении к Джону Тейлору, на явно раздраженное, когда его взгляд упал на сестру.
Она тут же пустилась в объяснения и извинения:
– Я думала, что ты уже здесь. Я совсем не собиралась приходить одна – я правда очень расстроилась, когда поняла, что пришла первой. Конечно, как очень мило сказал мистер Тейлор, кто-то же должен быть первым… но я ни за что бы не вошла сюда, только я задержалась, когда выходила из дома, и поэтому думала, что опоздала. Мои часы…
Джеффри сказал суровым тоном:
– Твои часы всегда идут неправильно.
Он уселся на стул и обратился к мистеру Тейлору:
– Я не совсем понимаю, зачем нас пригласили сюда. Я ответил на объявление, содержащее просьбу к потомкам Джереми Тавернера, скончавшегося в 1888 году, написать сообщение на определенный абонентский ящик. После обмена несколькими письмами мы с сестрой были приглашены сюда на сегодня. Первое письмо я отправил, как уже сказал, на абонентский ящик. Ответ, который я получил, не был подписан, поэтому сразу же хочу сказать, что мне хотелось бы знать, с кем я имею дело.
– Конечно, мистер Тавернер. Вы имеете дело со мной.
– А кого вы представляете?
– Мистера Джекоба Тавернера, являющегося сыном старшего сына Джереми Тавернера.
Похоже, что Джеффри обдумывал полученный ответ. Затем он сказал:
– Очень хорошо – я здесь. И в чем же дело?
Джон Тейлор покрутил карандаш.
– Мой клиент сообщил мне, что ваши ответы вполне удовлетворили его в том, что касается вашей подлинности.
– Да, мы отправили ему копии наших свидетельств о рождении и брачного свидетельства наших родителей.
– Мне поручено уточнить еще кое-какие детали. Вы, как я понимаю, являетесь внуком Мэтью Тавернера, второго сына Джереми.
– Да, это так.
– Вы его помните?
– Меня уже спрашивали об этом. Я ответил, что помню. Мне было около двенадцати лет, когда он умер. Моя сестра немного старше.
– Я помню его очень хорошо, – сказала Милдред Тавернер. – У него был жуткий характер до тех пор пока его не хватил удар, но потом он стал намного приятнее. Он часто рассказывал разные истории о старой гостинице и давал нам мятные конфеты из жестяной коробочки – такие кругленькие и полосатые.
Молодой клерк снова открыл дверь, что-то невнятно пробормотал, но был оттеснен в сторону. В комнате появилось нечто яркое, принесшее с собой струю аромата дорогих французских духов. Нечто очень высокое, очень элегантное и очень женственное надвигалось с легкой, но сияющей улыбкой. Темно-голубые глаза с потрясающими ресницами остановились на Джоне Тейлоре. Глубокий мелодичный голос произнес:
– Я должна представиться – леди Мэриан Торп-Эннингтон. Никто никогда не пишет мою фамилию правильно, и это совершенно неудивительно. Я всегда говорю Фредди, что он должен опустить одну из частей фамилии, но он говорит, что не может из-за того, что родственники, которые, возможно, собираются оставить ему в наследство деньги, могут обидеться и исключить его из своих завещаний. Поэтому мне все время приходится объяснять, как эта двойная фамилия пишется, например, что в слове Эннингтон рядом стоят две буквы «н».
Она грациозно опустилась на стул:
– А теперь скажите мне – я с вами переписывалась?
Когда она отошла от двери, из-за ее спины появилась длинная и худощавая фигура. Это был мужчина, выглядевший весьма неуклюже в странно сшитом синем костюме – слишком тесном, слишком легком, слишком стильном. Заметив его, Джон Тейлор спросил наугад:
– Мистер Миллер?
– Да, правильно.
В руках Эл Миллер держал кепку, которую он постоянно крутил и мял так, что было ясно, что срок ее службы значительно сократится. Он стоял достаточно долго, и Джекоб Тавернер смог заметить, что он очень нервничал и что волосы его были влажными и покрытыми большим количеством чего-то жирного. Его темное лицо блестело от пота, а галстук вызывал тоску. Вдруг Миллер осознал, что стоит только он один, и неожиданно устроился на краешке стула, вытащил из кармана яркий носовой платок и промокнул лоб.
Он все еще продолжал это занятие, когда в комнату вошли Джереми Тавернер и Джейн Херон, приехавшие вместе.
Увидев это из своего укрытия, Джекоб Тавернер скривился. Он не думал, что от них ему будет какой-то прок. Однако кто его знает! Если сначала что-то не удалось, делай попытки снова и снова.
Джереми и Джейн были на несколько лет моложе всех остальных участников встречи. Он видел их свидетельства о рождении и поэтому знал это. Леди Мэриан было тридцать семь лет, хотя выглядела она моложе и будет молодо выглядеть еще лет десять, а то и больше. Она, конечно, красавица, и этого у нее не отнять. На ее лице, несомненно, много косметики, но кожа под ней очень даже неплохая. Прекрасные волосы – такой яркий каштановый оттенок встречается довольно редко. Великолепные зубы, совершенно не испорченные курением, которому привержены в наше время три четверти женщин. Красивая фигура, прекрасные формы. Ему самому нравились женщины с формами, но он подумал, что ей придется последить за своим весом после сорока. Он вспомнил строчки из песенки:
Меня будет слишком много
В недалеком будущем.
Элу Миллеру около тридцати. Похож на рыбу, вытащенную из воды. Молодой Джереми Тавернер и он сам – кузены; довольно комично, если задуматься над этим. Симпатичный парень, этот молодой Джереми – делает честь семье. Ему должно быть двадцать семь… или двадцать восемь? Нет, двадцать семь. А девице Джейн Херон должно быть двадцать два. Грациозная девочка с очень хорошей фигуркой – без такой фигурки она не стала бы манекенщицей. В остальном ничего особенного: бледное личико, алая помада, довольно хорошая форма головы, темные волосы, скромная неяркая одежда.
