Патриция Хайсмит - Крик совы
Дженни смотрела на экран, но не видела что на нем. Она думала о книжке, которую читала. Достоевский, «Бесы». Она не понимала Кириллова во всяком случае, не поняла его последнюю речь, очень длинную, но спрашивать разъяснений у Грега бесполезно. Грег сказал, что читал «Бесов», но вопрос, который она хотела ему задать, вполне ясный до обеда сейчас казался ей каким-то расплывчатым. Однако у нее не было сомнений когда она дочитает до конца или, может быть, спустя несколько дней, в какой-нибудь из вечеров, пока будет мыть посуду или сидеть в ванне, все вдруг встанет на свои места
— О чем ты думаешь? — спросил Грег.
Дженни смутилась, откинулась на спинку кресла и улыбнулась:
— Разве я всегда должна о чем-нибудь думать? Ты меня все время спрашиваешь
— Боюсь, что ты тревожишься из-за этого проклятого дома…
— Не называй его «проклятым».
— Не буду, — Грег наклонился к Дженни, закрыл глаза и прижался носом к ее шее. Вдруг какой-то звук, напоминающий звук лопнувшей струны, заставил его выпрямиться, он посмотрел на экран, но там ничего не происходила
— В конце концов дом ведь старый, а все старые дома полны странных звуков. Верно, мансарда поскрипывает, потому что вся верхняя часть дома качается от ветра так мне кажется.
— Меня это не тревожит. Ты вообще больше беспокоишься на этот счет, чем я, — сказала Дженни с внезапным вызовом.
— А мне эти скрипы и шорохи не нравятся. Особенно, когда они снаружи По-моему, там завелся какой-то маньяк — любитель подглядывать исподтишка в чужие окна. Ты не спрашивала Сузи — она здесь никого не замечала? Я просил тебя узнать
Сузи Эшем жила с родителями в соседнем доме.
— Нет, забыла — ответила Дженни.
— А ты спроси. И вообще, только такая романтическая душа, как ты, могла поселиться в таком доме, совсем на отшибе. Вот будет сильный снегопад, выйдет из строя проводка, тогда наплачешься.
— Ты думаешь, в Скрентоне не было зим?
— Я думаю, в Скрентоне ты жила не в таком доме. Я даже это знаю, потому что сам его видел.
Дженни вздохнула, вспомнив об уютном, хорошо ухоженном двухэтажном доме своих родителей в Скрентоне, он был из кирпича и, конечно, не качался от ветра. Дженни исполнилось двадцать три года. Уйдя с третьего курса колледжа, она до конца лета жила с родителями в Скрентоне и работала секретарем-счетоводом в одной из контор. Потом ей захотелось пожить самостоятельно, и она раздумывала, что лучше: отправиться на сэкономленные деньги в Европу или переехать в Сан-Франциско, но решила поселиться в маленьком городке. И выбрала Хэмберт Корнерз. Ей хотелось иметь собственный дом, необычный, который она сама обставит, и чтоб поблизости не было соседей, не то, что у родителей. Здешний дом ей нравился, несмотря на все странные звуки, из-за которых она иногда в страхе просыпалась по ночам.
— К нему просто надо привыкнуть, — убежденно сказала Дженни. — Ничего плохого в нем нет.
— Допустим. Только не воображай, что я соглашусь жить в нем или в каком-нибудь похожем, когда мы поженимся. А поженимся мы, я надеюсь, к июню.
— Ладно. Я не говорю, что тебе придется тут жить. Но мне тут нравится.
— Знаю, детка, — он поцеловал ее в щеку. — Господи! Ты еще такой ребенок!
Дженни это не очень понравилось. Сам-то он всего на пять лет старше.
— Ну вот, уже пошли известия, — сказала она.
Посреди известий за окном будто кто-то кашлянул. Дженни подпрыгнула, а Грег мгновенно вскочил на ноги и метнулся в кухню за фонариком, который стоял на столе Грег пробежал через гостиную и распахнул входную дверь
— Кто там? — громко прокричал он, осветив фонариком уже потерявшую листву форзицию, шестифунтовую ель и подъездную дорожку до самого шоссе Потом направил луч в другую сторону, но не увидел ничего, кроме покосившейся белой изгороди и деревянного столба, на верхушке которого скособочился сломанный фонарь
— Видишь что-нибудь? — спросила Дженни, стоя у него за спиной.
— Нет, но пойду взгляну, — Грег спрыгнул с крыльца, пошел к углу дома, осветил пространство за ним, потом медленно повел фонариком, стараясь заглянуть за высокие кусты, где легко мог спрятаться человек. Прошел вперед, так что ему стало видно, не укрылся ли кто за баскетбольной стойкой. Потом осветил сарай, обошел его и даже заглянул внутрь И вдруг снова навел луч на дорожку и лужайку по обе стороны от нее
— Нет. Ничего, — сказал Грег, вернувшись в дом.
Телевизор был выключен. На лоб Грега упал волнистый вихор черных волос.
— Похоже было на кашель, правда?
— Да, — твердо, но не проявляя никаких чувств, ответила Дженни.
Он улыбнулся ее серьезности и беспечности и подумал, что, пожалуй, нужно опять здесь ночевать. Можно лечь на диван в пижамах… но только если между ними ничего не будет, ему не заснуть, а с этим они покончили. Они уже дважды спали друг с другом, но договорились больше этого не повторять, пока не поженятся. Как всегда бывает с Дженни, договорились, не договариваясь, и он мог бы ухитриться переубедить ее, но не сегодня. Не сейчас, когда кто-то, возможно, уже подсматривает за ними, пытается заглянуть сквозь занавески в гостиную.
— Придумал, — вдруг сказал Грег. — Тебе надо завести собаку. Я привезу тебе пса. Лучше всего добермана-пинчера. Сторожевого пса.
Дженни откинулась на подушку.
— Я слишком мало бываю дома. Бросать собаку на целый день я не смогу.
Грег знал: спорить бесполезна. Дженни можно переубедить в чем угодно, но только не тогда когда речь идет о животном, которому, как eй кажется, придется страдать по ее милости.
— Да любая собака из приемника будет рада-радешенька крыше над головой — все лучше, чем смерть!
— Ах, не будем об этом говорить! — Дженни встала и пошла на кухню.
Грег озабоченно посмотрел ей вслед боясь, не испортил ли он ей настроение. Три года назад от менингита умер ее младший брат. Дженни просидела много часов в больнице у его постели. На нее это сильно повлияло, чересчур сильно. Слово «смерть» при ней лучше не произносить.
— Знаешь, чего мне хочется? — крикнула Дженни из кухни. — Горячего шоколада. А ты не хочешь?
Грег улыбнулся, озабоченность сошла с его лица.
— Давай конечно.
Он услышал, как она налила молоко в кастрюльку, как щелкнул выключатель электрической плиты — единственной современной вещи в доме. Грег закурил и остановился в дверях, глядя на Дженни.
Она медленно помешивала молока
— Знаешь, какое преступление самое страшное? По-моему?
Он подумал, что убийство, но улыбнулся и спросил:
— Какое же?
— Когда человека обвиняют в изнасиловании, которого он не совершал.
— Ха-ха! — засмеялся Грег и провел рукой по лбу. — Почему ты об этом подумала?
— Я читала что-то такое в газете. Какая-то девушка кого-то обвинила Но ничего не доказано.
Наблюдая, как она сосредоточенно мешает молоко, Грег рассматривал ее молодое крепкое тело, потом взгляд его остановился на черных замшевых туфлях без каблуков, которые на Дженни не казались ни слишком детскими, ни слишком шикарными, а так, чем-то средним. Он подумал: «Если кто-нибудь когда-нибудь дотронется до нее, я его убью, задушу собственными руками».
— Слушай, Дженни, ты точно никого не видела тут вокруг? Ты ведь мне сказала бы, правда?
— Конечно, сказала бы Не говори глупостей.
— Это не глупости. Но у тебя столько всяких секретов, детка. Вот почему от тебя не оторваться, — он обнял ее сзади и поцеловал в затылок.
Дженни засмеялась, медленно, застенчиво, а потом быстро повернулась, обняла его за шею и тоже поцеловала.
Шоколад они пили в кухне и заедали коричневым печеньем, которое доставали прямо из коробки. Грег посмотрел на часы и обнаружил, что почти полночь. А встать нужно в половине седьмого, чтобы к девяти успеть в Филадельфию. Он продавал медикаменты и целые дни проводил в машине. Его новый «плимуг» уже прошел двадцать одну тысячу миль. Грег снимал квартиру над гаражом у миссис Ван Флит в Хэмберт Корнерз, всего в пяти милях от дома Дженни. После ста пятидесяти, а то и двухсот миль, которые он проделывал за день, проехать пять миль к Дженни было одно удовольствие. А сама Дженни — какой приятный контраст со всеми снадобьями, которые он продает целыми днями, — снотворные таблетки, тонизирующие таблетки, таблетки от питья, от курения, таблетки от переедания, таблетки, которые успокаивают одно и стимулируют другое. Таблетки, таблетки, таблетки. Можно подумать весь мир болен. Но иначе у него и работы бы не было.
— Вот это да! — воскликнула Дженни, когда он в первый раз открыл чемодан и показал ей, чем торгует.
Сотни пузырьков с таблетками всех цветов и размеров, на каждом наклейка с тщательно придуманным названием, перечнем ингредиентов, которые и произнести-то — язык сломаешь А Дженни держала в своей аптечке только аспирин, и то говорила, что принимает его раза два в год когда чувствует, что начинается простуда. Вот это ему нравилось — вернее, конечно, не только это — Дженни отличалась редкостным здоровьем. Может, не очень романтично любить девушку, потому она здорова, но ведь оттого-то Дженни такая цветущая и привлекательная. Это намного отличает ее от других девушек, с которыми Грег встречался, за кем ухаживал. Он влюблялся дважды, обе девушки были из Филадельфии и обе ответили ему задумчивым отказом, когда он делал им предложение. По сравнению с Дженни обе они выглядели заморышами. Дженни хочет иметь детей. Они обзаведутся семьей, как только поженятся «Мать моих детей», — часто думал Грег, глядя на нее. Он представлял себе ее с их ребенком, а может, даже с двумя, с тремя, с четырьмя, представлял, как она смеется с ними, разговаривает, будто со взрослыми, даже если они делают глупости, и, самое главное, всегда остается терпеливой, доброй, никогда не сердится. «Она будет лучшей матерью на свете», — подумал Грег.
