Фридрих Незнанский - Мечта скинхеда
— Ясно. А кому конкретно он мстить собирался?
Все дружно пожали плечами, а старший добавил с досадой:
— Я ж вам объяснил: пятьсот двадцать раз уже нас расспрашивали! Не говорил Пух, кому мстить будет, и куда он мог пойти, никто не знает, и с беспризорниками мы дел не имеем. У них финки есть, я точно знаю.
— Откуда же ты знаешь, если дел с ними не имеешь? — поинтересовался Николай; стараясь сохранить серьезность.
— От верблюда.
— Они все равно с лета не показывались, — вмешался еще один мальчишка, до сих пор не проронивший ни слова, — а финаки у них сто пудов есть. Они не просились ни разу играть. Как придут — в детский сад, в беседку, и клей нюхают. Мы к ним не подходим, а Пух как-то подошел, потому что за него Влад всегда подписывался, а они ему клея не дали. Пух все время борзел, потому что Влад был самый крутой во дворе.
— Че ты гонишь?! — Старший презрительно сплюнул и поджал посиневшие от холода губы. — А Генка Штангист?
— При чем тут Генка? Ему сколько лет? Семнадцать, наверное. Ты видел, чтоб он во дворе гулял? А Валек, между прочим, домой смылся не для того, чтоб на банке не стоять, а потому, что у него есть Пухов комикс со Спайдермэном, Пух сам комиксы рисовал и всем на всякие праздники дарил, а милиция у всех Пуховы комиксы собирала зачем-то, у кого были. Обещали отдать и не отдали. Мне целых пять не вернули. Вы не знаете, скоро отдадут?
— А с кем из друзей Влада Руслан знался? — не стал уточнять Николай.
— Ни с кем, — нетерпеливо ответил старший, — они нас не принимают. Можно мы уже играть будем?
— Валяйте. Только фамилию Валька скажите и номер квартиры. — И глаза друг другу не повыбивайте, хотел добавить он, но удержался.
Алексей Боголюбов
Утро было хмурым, а на душе было еще пасмурней.
В половине девятого в квартире Боголюбовых раздался телефонный звонок. К телефону звали Алексея. Вкрадчивый мужской голос в ответ на его «алло» сказал всего семь слов:
— В половине двенадцатого в книжном магазине «Москва».
И вслед за этим раздались короткие гудки.
Боголюбов выругался про себя. Настроение было испорчено сразу же и на весь день. Фраза «в половине двенадцатого в книжном магазине «Москва» несла в себе косвенную информацию и на самом деле означала: в 11.55 и через два дома от книжного. Таков был установленный порядок: к указанному времени нужно было прибавить 25 минут, к дому — еще два, в большую сторону. Очень простая схема, но если кто-то слушает разговор, ни за что не узнает подлинную информацию. Так доходчиво объяснил это Боголюбову Плюгавый. Да, Плюгавый. Человека, который позвонил ему и с которым Боголюбов должен был сегодня встретиться, звали Плюгавый. Разумеется, его звали как-то иначе, но для Боголюбова он раз и навсегда был Плюгавым. Боголюбов не мог избавиться от какого-то гадливого чувства, даже когда просто думал о нем, не то что пожимал ему руку. А ведь пожимал, пожимал… Бр-ррр…
Чуть больше двух месяцев назад Боголюбов решил совершить подвиг. Собственно, он его и совершил, только вот подвиг вдруг вывернулся наизнанку и стал предательством.
Чуть больше двух месяцев назад Боголюбов решил проследить за Шаповал. У них был законный выходной после интенсивных внеплановых занятий по военной подготовке, и Наталья вдруг, против обыкновения, не пошла в бар «Белый крест», а спешно куда-то засобиралась. И тогда он отправился следом. Ему необходимо было знать, куда она направляется. Им двигали ревность и тревога. Он хотел чувствовать сопричастность не только к их общим делам, но и к ней самой. Он любил ее. Пусть ему семнадцать, а ей двадцать, какое это имеет значение?! Он ее любил. Он хотел быть к ней ближе. А как было приблизиться к Наталье, такой цельной и немного холодной во всем, что не касалось их Идеи. Хотя Идеи, конечно, касалось все. Вот и сейчас, держась от Шаповал на порядочном (метров двадцать — двадцать пять, как учили) расстоянии, Боголюбов был уверен, что она отправилась выполнять какое-то ответственное задание, наверняка поручение Лидера.
Против обыкновения, Наталья не стала ловить машину, спустилась в метро. Это еще больше укрепило Боголюбова в том, что она занята чем-то сверхважным Наталья доехала по кольцевой ветке до «Киевской», а оттуда — до «Смоленской». Поднялась на эскалаторе в город. Боголюбов ни на секунду не упускал из виду ее коротко стриженный затылок и черный комбинезон. Наталья двигалась по Новинскому бульвару, не дошла до американского посольства, свернула на Новый Арбат. Не то чтобы Боголюбов ждал, что Наталья отправится в американское представительство и совершит там какую-нибудь дерзкую акцию возмездия, но он был слегка удивлен тем, что, находясь в непосредственной близости от Врага, Шаповал ничего не предприняла.
Но! Это наверняка объяснялось тем, что у нее имелась гораздо более важная стратегическая задача. Конечно! Это же было так очевидно, как он сразу не понял.
Стриженый затылок тем временем спустился в подземный переход, поднялся на четную сторону улицы и теперь уверенно двигался к дому № 28. На широком, бывшем Калининском, проспекте было достаточно людно, но все же Боголюбов просматривался бы как на ладони, приди Наталье в голову мысль кинуть взгляд назад. Он укрылся за киоском с газетами. Купил себе программу — «ТВ-парк» за текущую неделю, раскрыл его и поднял до уровня глаз.
Но взгляд против его воли уперся в «ТВ-парк», за что-то зацепился. Ах вот оно что… Канал «Культура», мать его.
«Художественный фильм «Кадош». Производство: Израиль, Франция. Одна из лучших израильских картин последних лет. В ортодоксальном Иерусалиме две сестры, Ривка и Малька, борются с отжившими религиозными традициями, не дающими им любить и быть любимыми… Меир и Ривка женаты уже десять лет, но у них нет детей. По законам религиозной общины, в которой они живут, Меир должен взять другую жену…»
Тьфу-ты!
Боголюбов с негодованием отшвырнул журнал в сторону — и вовремя. Наталья как раз открыла какую-то дверь в доме № 28 и вошла вовнутрь.
Боголюбов подобрался ближе, на расстояние, с которого можно было прочитать надпись над входом: «Чайхана «Кишмиш». Узбекская кухня».
Признаться, сначала Боголюбов слегка оторопел Какая чайхана, какая кухня, при чем тут кухня?! Но довольно быстро слово «узбекская» подсказало, что к чему. Ну конечно! Это заведение принадлежит чуркам, и едят здесь тоже чурки. А чурок надо ставить на место. И Наталья Шаповал хорошо знает, как это делается.
Первым желанием его было ворваться вовнутрь вслед за ней — мало ли что, вдруг ей потребуется надежное мужское плечо. Но ведь она не знает, что он следит за ней, такое совпадение едва ли покажется случайным. А если она выполняет спецпоручение Лидера (а наверняка так и есть), то ход операции конечно же подготовлен и все скрупулезно рассчитано. И не помешает ли он в таком случае своим внезапным появлением? Но как выяснить, чем конкретно занята Наталья и все ли у нее в порядке? С улицы окна непроницаемы. Оставалось только ждать.
Тогда Боголюбов снова спустился в подземный переход и перебрался на противоположную сторону, чуть правее развлекательного комплекса «Арбат», там было открытое кафе. Присел за пластиковый стол. И вперил взгляд в узбекскую чайхану. Просидел так неподвижно какое-то время. Через несколько минут раздался голос:
— Да-рагой, не сыды проста так, да? Закажи чиво-нибуд, да?
Из ларька, которым, собственно, вся кухня этого «кафе» и ограничивалась, с ним говорил неопределенной национальности хачик. Впрочем, хачик, он хачик и есть, какая еще там национальность.
— Отвянь. — И Боголюбов нетерпеливо отмахнулся.
Оказалось, напрасно. Хачик не поленился вылезти на свет божий, и оказалось, что в нем росту без малого два метра.
— Зачем хамыть, да? Заказывать будым, нет?
Вот ведь черт. У Боголюбова неприятно засосало под ложечкой. Это чувство иногда посещало его в самых неподходящих ситуациях. Он-то воображал себя железным бойцом со стальными нервами и непреклонной волей, но иной раз вдруг становилось не по себе, причем к этому моменту он оказывался неизменно не готов. Черт возьми, не это ли самое дурацкое чувство зовется банальным словом «трусость»? Впрочем, сейчас было не до филологических тонкостей.
— Минеральной воды, — буркнул Боголюбов.
— Боржоми, нарзан, — нараспев произнес кавказец.
Да он что, издевается, что ли?!
— «Святой источник» имеется?
— Нэ ымеется. Нарзан, боржоми.
Вот гад, а?! Ну ладно, в конце концов, нарзан добывают в Кисловодске, а Кисловодск, слава богу, русский город. Российский.
— Тащи нарзан. И пирожков каких-нибудь.
— Пирожков нэт. Хот-доги.
— Ну давай, — скрипнул зубами Боголюбов.
Над бутылкой нарзана ему пришлось сидеть сорок три минуты, Боголюбов засек время по часам «Слава» Второго московского часового завода. Еще год назад у него были японские «Кассио», с двумя циферблатами, будильником и кучей других наворотов, но он избавился от всего иностранного в своей жизни. «Кассио» он растоптал после речи Лидера, которая взяла его за живое — о засилье западного капитала на необъятных просторах родины вообще и в Первопрестольной — в частности. Вышло это в туалете «Белого креста» почти на глазах у вылазившего из кабинки Белова. Белов даже оторопел. Оттолкнул Боголюбова и схватил часы, вернее, то, что от них осталось, и поднес к огромному, не слишком чистому уху.
