Анна Малышева - Зеркало смерти
– Я все равно, что его жена! – предприняла последнюю атаку Людмила.
– Теоретически, – разбила ее наголову Наташа. – Бывает, что и в день свадьбы жених не является в ЗАГС. И невеста тогда не считается его женой. О чем вы говорите?
– Сейчас гражданская жена тоже имеет право на имущество, по закону…
Она говорила еще долго, особенно упирая на то, что уже некоторое время жила в этом доме на правах жены и вела с покойным совместное хозяйство. Наташа больше не слушала. Она встрепенулась лишь, когда та заявила:
– А если будет ребенок, то я и вовсе имею все права! И ты мне не указ!
Такого оборота Наташа не ждала. Возражать она не стала. Людмила, поскандалив еще немного и напоследок склонив на свою сторону почти всех соседей, все-таки собрала свои вещи и уехала. Это удивило Наташу – та думала, что борьба будет более длительной и трудной.
Зато Анюта оказалась несгибаема. Вот этого уже никто ожидать не мог! Теперь, когда девушка осталась в доме совсем одна, жить в нем становилось попросту страшно. Правда, со всех сторон ее участок окружали жилые дома, здесь зимой и летом были рядом соседи. И в конце концов, это был все-таки город – в пяти минутах располагались жилые микрорайоны, магазины, предприятия… Но это только на первый взгляд. На самом деле, место было глухое.
Акулова гора была маленьким обособленным мирком, состоящим из нескольких десятков домов с крохотными, вкривь и вкось нарезанными участками. Собственно говоря, это была уже не та гора, о которой писал Маяковский, а ее остаток – основную массу земли срыли, чтобы насыпать вверху на реке плотину водохранилища. На этом месте сперва устроили пруд, где, как говорили старожилы, когда-то разводили карпов. Потом пруд обмелел, зарос камышами, образовалось болото, которое облюбовали дикие утки, каждый год прилетавшие сюда, чтобы вырастить потомство. Но «улица Акуловой горы» все еще существовала и значилась на плане города. Она проходила над болотом, на крутом склоне. Попасть сюда можно было тремя путями. Через болотистую низину, по тропинке, через мелкий веселый ручей – это был самый короткий и красивый путь. Либо через гаражный кооператив – то уже было довольно неприятное путешествие по закоулкам, между длинных рядов гаражей. И наконец вдоль берега реки. Анюта предпочитала ходить там, делая большой крюк, когда возвращалась из походов за продуктами. Ей нравился тихий шум воды, сбегающей вниз по бетонированному ребристому ложу, поросшие цветным мхом набережные и крики детей, нырявших в реку ниже по течению.
– Я никуда отсюда не поеду, – твердила она. Теперь даже соседи в один голос уговаривали ее переехать в Москву. – Мне дома не страшно. Я останусь.
– Летом, конечно, здесь хорошо, – уговаривала ее Наташа. – Просто рай! Но зимой? А осенью, когда вокруг грязь? И ты всегда одна! У тебя ведь даже подруг нет!
– А мне не скучно.
Уговорить сестру не удалось. Заводить речь о продаже дома и разделе наследства при таких условиях было бы просто жестоко. Наташа начинала понимать, что сестра привязана к этому месту всей душой, и, возможно, вовсе не робость и диковатый характер мешают ей покинуть Акулову гору. Анюта казалась чем-то безоговорочно принадлежащим этому пейзажу – вроде березы, криво выросшей над обрывом, ночного лягушачьего хора на болоте, знаменитых летних закатов или памятника Маяковскому, который стоял совсем рядом с их домом, в тени сосен.
– Ее отсюда не вырвешь, в Москве ей не выжить, – пришла к выводу Наташа. – Ну что ж… Пускай живет, как хочет. Страшно за нее, но что делать?
Павел посоветовал Анюте завести большую собаку – пусть охраняет дом и хозяйку. Та отказалась – она боялась собак и держала только тощую полосатую кошку. Остромордый диковатый зверек ловко ловил мышей и спал вместе с девушкой, забравшись под оделяло.
– Я и на ее замужество больше не надеюсь, – грустно размышляла Наташа, когда вернулась в Москву. – Раньше мне казалось, что это Илья ей жить не дает… Не хочет терять бесплатную прислугу. Она же, как рабыня, его обслуживала, даже машину ему мыла каждый день… Работала, как рабыня – за старую одежду, за харчи… Но кажется, Анюта сама ничего менять не желает… Мне как-то трудно представить, что она начнет с кем-то встречаться!
– С кем ей нужно бы повстречаться, так это с хорошим психологом, – гнул свое Павел. О психиатре, впрочем, он уже не заговаривал. Родственница больше не казалась ему ненормальной – разве что чересчур робкой и впечатлительной. – Ей нужно немного прийти в себя, приобщиться к жизни, к обществу.
– А зачем? – задумчиво возражала жена. – Если ей так лучше…
Намного больше тревожило ее другое. Прежде Анюту содержал брат. Как бы скуп тот ни был, но девушка всегда была накормлена и одета – пусть неважно. Впрочем, она никогда не была кокеткой и не обращала внимания на свой внешний вид. Все, что нужно было ей для счастья, – это книги, которые она брала в библиотеке. Но кто будет кормить ее сейчас?
Сама Анюта, казалось, вовсе не задавалась этим вопросом. Она даже не упомянула о нем, снова вызвав у Павла сомнения в нормальности. «Прямо блаженная какая-то, – думал он. – Как будто ей ничего, кроме воздуха, не нужно!»
– Мы ее содержать не можем, – раздумывала вслух Наташа. – Самим едва хватает. С огорода она не прокормится – участок маленький, да и невозможно питаться одной картошкой с яблоками. Ей бы пойти работать… Но она что-то совсем не думает об этом.
Муж уговаривал ее не принимать все так близко к сердцу. Анюта давно не девочка, хоть и выглядит сущим ребенком. Пора ей стать немного самостоятельней. В конце концов найти какую-нибудь работу попроще она сможет – хотя бы пойдет в уборщицы…
Но Анюта ни на какую работу не устроилась, а между тем не было заметно, чтобы она голодала. Сперва соседи жалели одинокую девушку и обсуждали ее тяжелое положение. Потом заметили, что Анюта, вместо того чтобы высохнуть от голода, как будто выпрямилась и порозовела. Она по-прежнему покупала на рынке мясо, фрукты, сыр и творог – все, как при брате. Но если раньше большую часть он съедал сам, а сестру держал на кашах, то теперь Анюта готовила себе все, что заблагорассудится.
Наташа, приехав навестить сестру и заодно отметить в тесном кругу сорок дней после смерти Ильи, была поражена цветущим видом сестры. Та впервые выглядела не как заморенный ребенок, а как взрослая девушка. У нее, казалось, даже грудь налилась и взгляд стал яснее. Анюта расцветала на глазах.
– На что ты живешь? – недоумевала Наташа. – Неужели на сто рублей, которые я тебе оставила?!
– Я же говорила – твоих денег мне не надо, – Анюта вынула из стола сторублевку и отдала сестре. – У меня у самой есть.
– Откуда?
– Илья оставил.
– Илья?! – оторопела женщина. – Погоди… А Людмила об этом знает?!
– Она – нет. Он, на самом деле, не так уж ей доверял… Меньше, чем мне.
Наташа так и села, потрясенная житейской мудростью сестры и ее умением хранить важные тайны. Она никак не предполагала в простоватой Анюте таких черт. Знать, где Илья хранит свои сбережения – а ведь он должен был немало накопить – и никому не сказать! Даже ей – любимой родной сестре!
– Сколько же он скопил? – спросила она, переведя дух.
Вместо ответа Анюта отвела ее на чердак и простодушно показала тайник. В бездействующих, давно сломанных часах, откуда когда-то вылетала кукушка, хранилась жестяная коробка из-под печенья, стянутая резинкой. В коробке оказалась толстая пачка стодолларовых купюр. Наташа, не веря своим глазам, пересчитала деньги. Ей снова понадобилось присесть – ее просто ноги не держали. Этот запущенный чердак, эта бессребренница-сестра – и такие деньги!
– Бог ты мой, – пробормотала она. – Ты у нас богатая невеста! Двенадцать тысяч долларов!
Анюта вновь проявила удивительное знание жизни и даже некоторых законов. Она сказала, что поскольку наследниц у Ильи двое, то и эту сумму тоже нужно поделить пополам. Наташа сперва отказывалась – что-то мешало взять деньги, которые были протянуты ей с таким невинным, простодушным видом, с такой готовностью. Потом она заколебалась. Вспомнила о своих мечтах – отдельная квартира, маленький человечек… Настоящая семья. Если постараться, то на половину этой суммы все это можно осуществить…
– Шесть тысяч я возьму, – сказала она, чувствуя себя почему-то воровкой. Отсчитав деньги, Наташа отдала сестре остаток: – А эти спрячь получше.
– Я сюда же положу…
Жестяная коробка исчезла в часах. Анюта сияла – ей, как всегда, доставило огромную радость кому-то что-то подарить. «А может, Паша прав и она, впрямь, блаженная? – внезапно подумала Наташа, спускаясь вслед за сестрой с чердака. – Как бы я поступила на ее месте? Смогла бы поделиться? С Анютой – да, конечно! Пожалуй, Ивану тоже дала бы немного… Но он пропил бы! Нет, ему бы ничего не дала. И самому Илье – никогда и ничего». Ее мысли лихорадочно скакали, она все еще не верила в то, что произошло, и деньги, которые она держала в руках, почему-то казались фальшивыми. «Какова Анюта! Какова выдержка! Все знать и так долго молчать! Да, это характер… Людмиле-то она ничего не сказала! Значит, понимала разницу… Да что это я, в самом деле, думаю о ней, как об идиотке! Она умница!»
